— Я тоже на это надеюсь.
— Нужно, чтобы все соблюдали максимальную осторожность. Насколько нам известно, он не вооружен, но, безусловно, опасен. Положение у него отчаянное. Я вполне допускаю, что этот парень свихнулся. А теперь вперед, за дело. Каждая минута на счету.
Дженни лежала на кровати, прижимая к груди голубую фарфоровую кошку, и думала о своей бабушке. Странная получилась история: то не было никакой бабушки, а тут вдруг, когда тебе уже стукнуло тринадцать, взяла и объявилась. Хотя появление родной матери — событие не менее удивительное, напомнила она себе. И уж совсем невероятным было известие о том, что приемный отец является родным. Интересно, как мне называть свою бабушку, думала Дженни. Все вокруг внезапно сделалось каким-то непривычным, непонятным. Как бы она хотела, чтобы все снова стало как прежде.
Нет, она не жалела, что в ее жизни появилась Линда. С самого раннего детства, когда Дженни узнала, что она приемная дочь, девочка мечтала встретиться с той, которая ее родила. Она представляла себе молоденькую, грустную девушку, которая прижимала к груди малютку и плакала. Лица своей матери она никогда не могла увидеть в конкретных чертах. И вот вместо пятна появилось лицо, вакуум исчез. Но у Дженни было такое чувство, словно в обмен на это приобретение она лишилась почти всего остального, включая саму Линду. А может быть, и отца — хотя думать на эту тему Дженни отказывалась. Может, мама и готова сдаться, но от Дженни они этого не дождутся. «Тебя послушать, так папа всемогущий, он и луну на небе подвесил», — любила говорить Карен. И это была сущая правда, Дженни действительно так думала… Эх, вечно человек недоволен своей жизнью, пока не приключится что-нибудь ужасное.
До того как стряслась беда, Дженни все время была чем-то недовольна, на что-то злилась.
— Господи, — прошептала она, — если все опять станет, как раньше, клянусь, что в жизни больше не буду привередничать и жаловаться.
Она молилась Господу, но на самом деле не верила, что Бог или кто-то другой способен вернуть прошлое.
Внизу зазвонил телефон, но Дженни не тронулась с места.
— Милая, это Пегги! — крикнула Карен.
— Ладно, — отозвалась Дженни и вздохнула.
Она спустилась вниз, в гостиную, и сняла трубку.
— Привет, Пег.
— Ты как?
— Нормально. А у тебя что?
— Слушай, пойдем сегодня в кино? На новый фильм со Шварценеггером.
Дженни заколебалась. Это было бы здорово — посидеть в темном зале, погрызть воздушную кукурузу, запивая ее кока-колой, всецело погрузиться в происходящее на экране и хоть на время забыть о напастях. Мама, конечно, с радостью отпустила бы ее. Но на билет и все прочее понадобится по меньшей мере десять долларов. Дженни не хотела просить у матери деньги, знала, что денег дома почти нет.
— Дженни, ты что молчишь? Ты же говорила, что не хочешь пропустить этот фильм.
— Не хочу, но я сегодня что-то устала.
Настоящую причину назвать она не могла, потому что Пегги наверняка предложит сама заплатить за билет, а Дженни этого не хотелось.
— Что-нибудь не так? — забеспокоилась Пегги.
— Не так? Ты что, шутишь? Знаешь ведь, что все пошло кувырком.
— Ну, я имею в виду, не стряслось ли еще чего-нибудь?
— Вообще-то сегодня произошло кое-что интересное. Расскажу при встрече.
— Договорились, — неуверенно протянула Пегги. — В общем, если передумаешь, позвони.
— Ладно.
Дженни повесила трубку и направилась назад, к себе в комнату.
— Чего она хотела? — спросила Карен.
— Так, ничего.
Дженни снова улеглась на кровать, взяла в руки фарфоровую кошку, провела пальцем по узору из белых цветочков и ягод клубники. Странно было думать, что Линда много лет назад складывала сюда все свои сбережения. Интересно, на что она копила? Компакт-дисков в те годы еще не было. Наверное, копила на долгоиграющие пластинки. У родителей осталась целая коллекция таких пластинок. Ну еще, конечно, Линде нужны были наряды. Девочки всегда любили наряды, даже в первобытные времена. Дженни лениво тряхнула кошку и услышала, как внутри брякнули монеты.
Дженни взглянула на копилку с новым интересом, пытаясь угадать, сколько денег накопила Линда. Она еще раз потрясла копилку и явственно услышала не только звон, но и шелест. Кажется, внутри были купюры! А вдруг хватит на кино? Если не просить денег у матери, а заплатить самой, то это ничего, не страшно. Да и Линде, может, было бы приятно — вроде как подарок дочери сделала.
Заинтересовавшись не на шутку, Дженни попыталась выковырнуть ногтями резиновую затычку, расположенную в основании кошечки, но от старости резина присохла намертво и никак не желала отставать. Тогда Дженни осторожно отложила копилку в сторону и полезла в ящик за пилочкой для ногтей.
Вообще-то следовало бы оставить эти деньги на черный день или отдать их маме, думала она. Деньги им явно понадобятся. Но Карен все равно откажется от этой помощи. Дженни нашла пилочку, подцепила резину и решила: если там хоть сколько-нибудь серьезная сумма, предложу маме. Там уж ее дело — принимать или отказываться. Она действовала пилочкой очень осторожно, чтобы не поцарапать кошку. Высохшая резина крошилась, но не поддавалась. «Может быть, настанет день, когда я подарю эту копилку моей собственной дочке, — подумала Дженни. — И тогда я расскажу ей всю мою историю».
Резинка наконец выскочила, и Дженни перевернула копилку. На покрывало просыпался целый дождь из монет. Девочка потрясла кошку и снова услышала, как внутри шелестит бумага. Просунув палец в отверстие, Дженни нащупала листок, но сразу же с разочарованием поняла, что это не денежная купюра. С помощью пилочки она умудрилась вытянуть из дырки кончик листка.
Через секунду в руках у нее оказался многократно сложенный листочек сиреневой почтовой бумаги. Дженни еще раз потрясла копилку, и из отверстия высунулся краешек желтой газетной бумаги. Дженни осторожно извлекла из кошки ветхую и ломкую от времени газетную вырезку. Статья была совсем небольшая. Какая-то газета, называвшаяся «Вестник Де Мойна» и издававшаяся в штате Айова, извещала своих читателей о том, что опасный преступник Рэндольф Саммерс, осужденный на двадцать лет заключения за вооруженное ограбление, бежал из тюрьмы. Газета предупреждала, что Саммерс представляет угрозу для общества и что его нужно всячески остерегаться. Заметка называлась «Заключенный напал на охранника и совершил побег». Тут же была помещена и фотография Рэндольфа Саммерса: бледный, мрачный человек с пустым взглядом. Судя по дате, произошло это почти пятьдесят лет назад.
