– Понял, – кивнул сержант и, повернувшись к напарнику, мотнул головой: – Проводи. Тот с явным удовольствием повел Юлю в палату с аппаратурой. Сержант же отпер дверь, и Саша с профессором вошли в бокс. Потрошитель явно ждал их. Он стоял спиной к окну, привалившись к подоконнику, и улыбался.
– Здравствуй, – кивнул убийца Саше и тут же переключился на профессора. – А это кто? – Он прищурился изучающе, затем кивнул. – Так, так, так. Входите, профессор, присаживайтесь. Полагаю, мне и моему подопечному сегодня придется постоять.
– Благодарю, – смущенно ответил профессор, опускаясь в кресло. Впрочем, Саше тоже стало не по себе от такой осведомленности убийцы.
– Располагайся, – радушно предложил ему Потрошитель, приглашающе обводя бокс рукой.
– Вчера. Несчастный случай с машиной – твоих рук дело? – спросил Саша, решив сразу брать быка за рога.
– Нет, – убийца покачал головой. – Твоих.
– Моих?
– Конечно. Водитель поехал на зеленый, а вот ты полез под колеса. И некому было остановить тебя.
– Вон как?.. Потрошитель забавно поджал губы, вздернул плечи и развел руками.
– Я ведь предупреждал тебя, – он весело взглянул на профессора. – Но, похоже, наш гость заскучал.
– Ничуть, – отозвался тот. – Напротив, мне крайне любопытен ваш разговор. Продолжайте, пожалуйста.
– Ценю вашу тактичность, – улыбнулся Потрошитель. – А что, профессор, мой подопечный рассказал вам, кто он?
– Насколько я понял, он – психиатр. Потрошитель снова поджал губы и в деланном удивлении посмотрел на Сашу.
– Ты не рассказал этому человеку правду, Гилгул? Почему? Неужели испугался, что тебя примут за сумасшедшего?
– Значит, вы и есть Гилгул? – уточнил профессор у Саши.
– С его слов, – кивнул тот.
– Интересно, интересно. Стало быть, вы – библейский Лот, и аммонитянский Царь Аннон?
– Он так говорит, – снова ответил Саша. О своих снах и странных видениях ему рассказывать не хотелось. Во-первых, он действительно боялся, как бы его не приняли за сумасшедшего. Тут Потрошитель оказался прав. «Впрочем, похоже, он всегда прав», – подумал Саша. Во-вторых, это было бы долго. В-третьих, странно, хотя все можно объяснить гипнозом. К сожалению, теперь уже и не проверишь, гипнотизировал его Потрошитель или нет. Пленка с записанным на ней первым разговором утеряна безвозвратно.
– И кто же был за Анноном? – повернулся к Потрошителю профессор.
– Каска, – легко и спокойно ответил тот. – Римский магистратор, живший в первом веке до Рождества Христова. Вы помните это имя, профессор?
– Каска? – Старик умильно кивнул. – Разумеется. Один из заговорщиков, убийц Юлия Цезаря. На одну секунду Саше вдруг почудилось, что он ощущает кожей ток горячего воздуха и слышит мужской голос, быстро произносящий непонятные слова, подхватываемые легким эхом.
– Почти угадали, – улыбнулся Потрошитель. – Почти. Одна поправка: Каска не просто был в числе заговорщиков, он организовал заговор!
– Каска организовал заговор против Цезаря? – Профессор многозначительно взглянул на Сашу. Смотрите! Вот вам и первый «прокол». Сейчас мы этого деятеля прижмем к стенке. – Но по свидетельствам…
– Факты, профессор, – вот единственные верные свидетели, – перебил Потрошитель. – Вам должно быть известно, что очень многие исторические документы не только неверны, они откровенно лживы. Это подтверждается, в частности, раскопками. Но есть вещи, которые раскопки не могут ни подтвердить, ни опровергнуть! Например, отношения между людьми. Побудительные мотивы их поступков! И тогда нам остается уповать именно на факты, потому что факты не меняются. Они одинаковы во все времена. Они никогда не лгут. Именно Каска стоял во главе мартовского заговора! Каска, а вовсе не претор Марк Юний Брут! А помогал Каске сенатор Туллий Кимвр. Поверьте, мне известно это доподлинно. Да и ему тоже, – убийца кивнул на Сашу. – Просто пока он этого не помнит. ПОКА.
– Ты говорил, что Предвестник Зла жесток и кровожаден, – воскликнул Саша увереннее. Обстоятельства гибели Гая Юлия Цезаря он худо-бедно помнил, знал еще по школьной программе. – Но Цезарь был милосердным человеком! Потрошитель покачал головой, вздохнул:
– Профессору простительны ошибки. Он всего лишь историк. Но тебе, Гилгул, стыдно говорить о милосердии Кесаря после того, как ты сам убил его.
– Я помню имена Каски и Туллия Кимвра, – вступил в разговор старик. – Но до нас дошли свидетельства – неопровержимые свидетельства! – современников Гая Юлия.
– Каких же? – прищурился с любопытством Потрошитель.
– Того же Плутарха, например. Он утверждал, что Гай Юлий Цезарь был милосердным пра…
– Ave Ceasar! – не дослушав, прошептал Потрошитель и тихо засмеялся.
– Простите? – недоумевающе повернул голову профессор.
– Нашли кому верить. Плутарху. Между прочим, в Риме Плутарх был известен как откровенный подхалим, не брезгующий самой грубой лестью.
– Кто это сказал?
– Я это говорю! – Потрошитель по привычке наклонился вперед и уставился профессору в глаза тяжелым немигающим взглядом. – Чем, по-вашему, Плутарх отличался от прочих? Он точно так же хотел жить, как хотели жить летописцы, хроникеры и журналисты при Сталине и при Иване IV. При Пиночете и при Пол Поте. При Гитлере и при Чан Кайши. При Муссолини, Сесилие Родсе, Хуане Пероне, Батисте и прочих. Мне продолжить список? Или вы станете утверждать, что при тиранах и деспотах журналисты ведут себя исключительно смело и принципиально?
– Отчего же, – вздохнул профессор.
– «Ave Ceasar!» – вот что положено кричать при появлении Кесаря, – негромко и твердо сказал Потрошитель, выпрямляясь и вскидывая руки. – Ave Ceasar!!! Ave!!! Великий, милосердный Отец народов! Живи вечно! Правь вечно, великий Кесарь Гайус Юлиус!!! – Он усмехнулся и вновь скрестил руки на груди. – Плутарх, как и все остальные, хотел жить в просторном, светлом доме, есть вкусную пищу, пить хорошее вино, любить красивых женщин. А за правдивые отзывы о милосердии Великого Гая Юлия выгоняли на гладиаторскую арену. Плутарх… – Потрошитель презрительно скривился. – Тоже мне, истина в первой инстанции!
– И вы собственными глазами видели все, о чем здесь говорите? – спросил с любопытством профессор. Потрошитель кивнул в сторону Саши:
– Он тоже. Только заставьте его вспомнить. Уж этот-то человек может порассказать такого, отчего у вас волосы встанут дыбом. История власти, как, впрочем, и история человечества вообще, замешана на лжи и предательстве, щедро сдобренных жестокостью и кровью. Тарквиний Гордый, Гай Марий, Сулла, Октавиан, Тиберий, Гай Калигула, Клавдий Первый, Нерон… Можно продолжать и продолжать. Все они прославились именно жестокостью, поражавшей даже привычных к жестокости римлян. Почему же вы считаете, будто Гай Юлий был счастливым исключением? В Древнем Риме стать консулом, а уж тем более проконсулом или диктатором‹Диктатор – чрезвычайная должность в Древнем Риме, вводимая в опасных для государства ситуациях. Диктатор наделялся неограниченной судебной, законодательной и исполнительной властью и во время исполнения своих обязанностей не был подотчетен никому. В 45 году до н. э. Гай Юлий Цезарь объявил себя «вечным» диктатором.›, не прибегая к жестокости, подкупу и лжи, было невозможно. Хотя и сейчас мало что изменилось, но тогда… Гай Юлий не просто единолично правил, но еще и приказывал называть себя «Великим», «Отцом отечества» и «Освободителем». Единоличное правление, статуи в храмах, название в честь Гая Юлия месяца года, обязательная клятва именем Кесаря в суде и прочее, и прочее, и прочее! Вам это ничего не напоминает?
– Допустим, Гай Юлий не был идеален. Но, если уж заговор действительно возглавлял Каска, то как же получилось, что нам известно имя Марка Юния и практически неизвестно имя человека, организовавшего убийство Цезаря? – спросил с нажимом профессор.
– Убийство ради идеи всегда было предпочтительнее и ценилось выше, нежели убийство из мести, – быстро ответил Потрошитель.
– А при чем здесь месть? – изумился старик. – За что магистратор Каска мог мстить самому Цезарю? Ответа Потрошителя Саша так и не услышал. Волна горячего воздуха, струящегося через окна, вновь охватила его тело. Крохотный бокс затянуло странным буро-желтым туманом и через этот туман он вдруг различил…
***
«Буро-желтое туманное облако было видно издалека. Пыль, словно живое бесформенное существо, ползла из-за холмов к городу, мимо Гефсимании и Елеонской горы, все увеличиваясь в размерах. Из-за полного отсутствия ветра она не оседала, а висела в горячем утреннем воздухе, сперва чуть заметно колеблясь, но потом совершенно неподвижно, долго не оседая, скрывая под собой даже виноградники и гранатовые деревья Гефсимании. Страж, стоявший над Овчьими воротами, прикрыл глаза от яркого солнца. Он уже заметил всадника, мчавшегося во весь опор к городу, и теперь пытался разглядеть его латы и цвет плаща. Однако тот был сплошь покрыт густой дорожной пылью. Лишь когда гонец преодолел Кедрон, страж сумел рассмотреть его шлем, отблескивавший красноватой медью, и меч, висящий на правом боку.
