– Об Урии… – прошептала она. – О тебе… О Га-Шеме… О Господе… Дэефет довольно выпрямился. В следующую секунду Вирсавия словно очнулась ото сна. Она вздрогнула, затем посмотрела на Дэефета и на Авиафара. Потом обернулась к Нафану. Поскольку тот казался спокойным и даже улыбался самыми краешками губ, женщина поняла: все хорошо. Пророк предупреждал ее о том, что Дэефет наделен странной силой, перед которой воля простого смертного становится мягкой и податливой, словно глина в руках гончара. Но, похоже, на этот раз им повезло.
– Ты старателен, старик, – усмехнулся Дэефет Нафану и кивнул: – Я знал, что не ошибся в тебе, верный слуга. Пойди к казначею, он выдаст тебе три тысячи священных сиклей.
– Благодарю тебя, мой Царь, – на сей раз Нафан склонил голову. Не гневи Зло, пока оно дремет.
– Твое предсказание все еще в силе? То, о котором ты говорил мне вчера. О Раббате и венце Царя Аммонитянского Аннона?
– Оно не изменилось и не изменится, мой Царь, – спокойно ответил тот. – Ты сделал свой выбор. Господь сделал свой.
– Хорошо. Иди. – Он посмотрел на Вирсавию. – Ты тоже отправляйся домой. Не стоит возбуждать кривотолков. Я пришлю тебе новых слуг завтра утром. Нафан побрел к двери. Теперь, когда опасность миновала, он снова выглядел сутулым и слабым. Вирсавия шла за ним.
– Ты отпускаешь пророка, мой Царь? – вскричал возмущенно Авиафар. – Но он приходил ночью тайно к твоей избраннице! – Ни Нафан, ни Вирсавия даже не обернулись. – Это нарушение Закона! «Не возжелай жены ближнего!» – так написано в скрижалях, данных Га-Шемом народу Иегудейскому. Придя к твоей избраннице, пророк…
– Разве здесь левитский суд, что ты толкуешь мне Закон? – ледяным тоном перебил страстную речь первосвященника Дэефет, как только за Нафаном и Вирсавией закрылась дверь. – Или я просил тебя об этом?
– Нет, – разом побледнел Авиафар. – Но…
– Я сам – Закон! – вдруг страшно закричал Царь. – Запомни это, первосвященник, если тебе дорога твоя никчемная жизнь! Я есть Закон! И только я решаю в царстве Иегудейском, кому пришла пора отправляться к Га-Шему, а кто еще может пожить! – Он схватил Авиафара за бороду и притянул к себе, заглядывая в глаза. Тот не посмел даже поморщиться. – Или ты сомневаешься в правдивости царского пророка, в благочестности царской избранницы и в справедливости Царя?
– Нет, мой Царь, – пробормотал тот, в ужасе закрывая глаза.
– Ты вспоминаешь о Законе, когда отдыхаешь от служения Господину нашему? Они оба поняли, что имел в виду Дэефет.
– Я… Нет, мой Царь.
– Тогда не смей напоминать о Законе мне, Царю Иегудейскому! Дэефет брезгливо толкнул Авиафара в грудь, тот отступил, нога его соскользнула со ступени трона. Первосвященник взмахнул руками, но не сумел сохранить равновесия и растянулся на полу. Дэефет усмехнулся, но улыбка быстро сползла с его лица.
– Берегись, Авиафар, – с угрозой произнес он. – Хотя ты и мой соратник, но это не значит, что у тебя две жизни или что ты угоднее Га-Шему, чем пророк Нафан. В отличие от тебя старик не лжет.
– Я… – прошептал первосвященник.
– Мне надоело твое блеяние. Ты похож на жертвенного агнца. – Дэефет улыбнулся. – Иди, ублажай своих мальчиков и девочек. Только не перестарайся. Иначе через десять лет в Иегудее не будет ни одного воина и ни одной молодой матери. Пошел прочь. Авиафар торопливо поднялся и поспешил к двери. Оставшись один, Дэефет поднял глаза и прошептал:
– Благодарю тебя, Господин, что не позволил мне сбиться с пути истинного.
16 АПРЕЛЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ, УТРО. ОБМАН
09 часов 46 минут Саша приехал на четверть часа раньше. Вскочил он в шесть, без каких-то копеек, отутюжил стрелки на брюках, достал из шкафа белую рубашку, подаренную, кстати, Таней, – укол совести, – и пошел в ванную. Принял душ, соскреб «жиллеттовским» станком вчерашнюю щетину со щек, тщательно уложил волосы. Оделся и попил кофе, каждую минуту поглядывая на часы. Словом, вел себя, по выражению друга Кости, как полный кретин. Или как обычный влюбленный. По дороге у метро купил букет роз, а без четырнадцати десять уже стоял на платформе станции «Тверская», точнехонько в центре зала. Саша нервно прохаживался между подковообразными переходами и каждые двадцать секунд посматривал на часы. Без семи он почему-то решил, что Юля не придет. Без трех впал в отчаяние. Без двух Саша поверил окончательно – не придет. Не может быть все хорошо. И познакомился, и свидание назначил, да еще чтобы и пришла она. Нет, это было бы слишком уж большим везением. Что-нибудь обязательно случится. Заболеет кто-то из родственников. Или она сама заболеет. Или автобус сломается, или пожар, или наводнение, или землетрясение. Без одной минуты десять Сашино отчаяние плавно эволюционировало в черную жуткую меланхолию. Он был готов швырнуть букет в урну и уйти, опустив голову и несчастно ссутулив плечи. Без сорока двух секунд появилась она. И это было похоже на чудо. Головы всех мужчин повернулись дружно, как стрелки компасов. Единственная присутствующая женщина бросила в сторону Юли злобно-завистливый взгляд. А Саша застыл, словно вкопанный. Он отчего-то ощутил себя сельским дурачком, вломившимся в не чищенных после коровника сапогах на банкет.
– Здравствуйте, Просто Саша, – сказала девушка и протянула для пожатия узкую красивую ладошку.
– Здравствуйте, Юля. – Он ухватился за ее пальцы, тряхнул их и смутился. Протянул букет: – Это вам. Она поднесла цветы к лицу.
– Спасибо. Очень красивый букет.
– Мужик, тебе повезло, – заметил какой-то молодой плечистый парень, проходя мимо.
– А? – Саша повернул голову. – Да, спасибо. Юля засмеялась.
– Пойдемте, – предложила она. – Профессор не любит, когда опаздывают. Он очень импульсивный и вспыльчивый человек. Но прекрасный историк.
– Да-да, – торопливо замотал головой Саша. Правильно говорил Костя: более глупым он не чувствовал себя еще ни разу в жизни. – Пойдемте, конечно. Юля легко и очень естественно взяла его под руку, – Саша судорожно сглотнул, – и они пошли к эскалатору.
– Я вчера просматривала Ветхий Завет, – сказала девушка, пока чудо-лесенка несла их к дневному свету. – Очень интересная с точки зрения истории книга. Конечно, если оставить в стороне религиозный аспект.
– Пожалуй, – пробормотал Саша. – Царь Дэефет… Особенно любопытный персонаж.
– Любопытен сам путь становления иегудейского народа. Посмотрите, всего за несколько веков горстка кочевников сумела утвердиться в Палестине, подчинив себе большую ее часть.
– Пожалуй, – снова выдавил Саша. Ничего умнее он придумать не смог. Так они и разговаривали: Юля произносила фразу, а Саша глупо кивал и мямлил очередное «пожалуй». Хотя менял интонации и тембр голоса. Эскалатор вынес их в подземный переход. Они прошли вдоль яркого ряда палаток и поднялись на улицу у «Армении». Через минуту Юля звонила в профессорскую дверь. Профессор оказался круглолицым, румяным, больше напоминавшим кота Матроскина, нежели ученого мужа. Был он действительно импульсивен, двигался быстро и резко, отчего аккуратно зачесанные назад седые волосы то и дело падали на лоб. Распахнув дверь, он отстранился и окинул Сашу подозрительным взглядом. С ног до головы. Пробормотав: «Слава Богу, он не производит впечатления невежды», сделал приглашающий жест рукой, поинтересовался:
– Так вы, стало быть, и есть Юлечкин психиатр? Польщен. – И под неуверенное Сашино: «Видите ли…», добавил: – Что же вы стоите, молодые люди? Входите, входите. Обувь можно не снимать. – И тут же канул куда-то в лабиринт комнат. Юля, а следом и Саша, шагнули в квартиру. Стоило им закрыть входную дверь, узкая и чрезвычайно высокая прихожая погрузилась в таинственный полумрак, полный загадочных шорохов. В квартире стояла неожиданная для центра города тишина. Саша огляделся. Громадный платяной шкаф, переживший, должно быть, нашествие Наполеона, уходил вверх и терялся в пятиметровой темноте. На кургузой вешалке болтался одинокий плащ. Обувь аккуратно расставлена в старенькой калошнице.
– В комнату, молодые люди, проходите, – крикнул откуда-то из недр квартиры профессор. – В комнату. Я вернусь через минуту.
– Проходите, – сказала Юля шепотом. – Я предупреждала вас, профессор очень странный человек. Он может вспылить, если увидит нас на пороге.
– Почему?
– Не любит повторять дважды. Институтская привычка.
– Хорошо. Саша прошел в комнату, остановился у висевшей над диваном полки, сплошь заставленной божками самых разных размеров – от крохотного, в половину мизинца, до вполне внушительного, в полметра высотой. Где-то в недрах квартиры что-то зазвенело, с глухим бормотанием зашумела вода в трубах, а следом прозвучал полный гордости голос:
– Я вижу, юноша, вас заинтересовала моя коллекция? – Саша обернулся. Профессор стоял в дверях, держа на руках поднос с чашками и сахарницей. Он быстро поставил поднос на стол и подошел ближе. – Вот этот, – указал на десятисантиметрового божка, вырезанного из слоновой кости. – Видите? Это Ваал. Шумерский бог. Духовный противник Иеговы или, как его еще называют, Яхве.
