тебе столько вопросов, – выдохнула она.
– Все они могут подождать, – ответил Давид, задумчиво глядя в окно.
– Их, кажется, даже не удивило, что на мне была ночнушка на голое тело. Настолько они были шокированы, увидев тебя.
Он покачал головой:
– Просто они очень благовоспитанные люди. Не подали бы вида, даже если бы ты пришла, завёрнутая в лаваш.
Будто в доказательство его слов в дверь тут же постучалась горничная со спортивным костюмом в руках.
– Госпожа Сезар предположила, что в этом вам будет комфортнее, – почтительно произнесла она, положив одежду на кровать рядом с Софией.
– Какая она милая, – заметила София, и Давид не смог понять, говорила ли она искренне или язвительно.
Впрочем, он и не хотел разбираться.
– Если нужно, душ там, – махнул он в сторону двери из тёмного дерева. – Думаю, на вешалке найдёшь халаты и, возможно, пижаму. А я схожу в библиотеку. Есть кое-что, что мне нужно выяснить.
С этими словами он оставил чуть растерянную Софию в комнате.
Дом совершенно не изменился с тех пор, как здесь жил Давид. Десять лет после смерти матери он делил особняк с отцом и целым штатом прислуги. Потом поступил в университет и стал снимать квартиру – тогда ещё на деньги отца. На одной из студенческих вечеринок познакомился с Кристиной. Несмотря на породистую внешность, родом она была из самой простой «рабочей» семьи. Эта девушка пленила Давида сразу, с первого же взгляда, и уже вскоре он познакомил её с отцом. Тот – возможно, впервые – одобрил что-то, связанное с сыном. Всё, что делал Давид, всегда было недостаточно хорошо. Но Кристина – Кристина была идеальной даже по меркам старшего Сезара. И, видимо, слишком идеальной для самого Давида, поэтому сочла возможным оставить его после восьми лет отношений, пять из которых они прожили в браке.
Злость налила грудь жгучей тяжестью. Ему не хватило двух лет, чтобы пережить расставание. Он не нашёл лекарство, которое вылечило бы рану на душе. Казалось, работа стала исцелением, но, похоже, это всего лишь время чуть приглушило боль. Стоило только встретиться с Кристиной, и прежние чувства вспыхнули с новой силой. Не те светлые, что он считал любовью, а самые тёмные, проснувшиеся десятого сентября, когда она выложила перед ним стопку документов на развод.
Ступая по длинным коридорам родного дома, Давид пытался заглушить в себе все эмоции, силясь сосредоточиться на деле.
Библиотека в поместье вызвала бы зависть у любого, даже равнодушного к чтению человека. Высокие стеллажи из тёмного дерева, лестницы, чтобы дотянуться до верхних полок, огромные окна с картинами девятнадцатого века между ними, два больших письменных стола, витрины с антиквариатом.
Давид отыскал книги авторов на букву «Б» и с удовлетворением вытянул красный том с трудом Жана Бодена. Но это был куда более приземлённый труд, чем «Демономания» – «Шесть книг о государстве». Издание оказалось достаточно новым. Полистав книгу, Давид не нашёл в ней ничего интересного и тогда прошёл к компьютеру. В этот момент в дверь постучали.
Кристина вошла в помещение, принося с собой едва ощутимый аромат дорогих духов. Её гладкие блестящие волосы были перекинуты вперёд, атласная ткань лежала на плечах аккуратными складками. Давид не отходил от письменного стола, не зная, как лучше встать, чтобы продемонстрировать своё безразличие: развернуться к ней спиной? Сесть за компьютер, будто не заметив её появления?
– Привет, – произнесла Кристина и мягко улыбнулась, показав идеальные зубы.
Промолчать значило бы признать, что обижен. Ответить как ни в чём не бывало значило бы сделать вид, что простил. Давид выбрал промежуточный вариант, промычав «мгм», после чего нажал на кнопку включения. Блок тихо загудел.
– Какой пароль? – уточнил он, не отрывая взгляда от экрана.
Она подошла, склонилась над клавиатурой, словно не обратив внимания на то, как близко оказалась, её тяжёлые волосы лизнули клавиши. Набрав пароль, Кристина распрямилась и взглянула Давиду в глаза. Всезнающая улыбка не покидала её уст.
– Мы рады тебя видеть, – сообщила она.
Давид стоял у самой стены, зажатый стулом, Кристиной и столом, и чувствовал себя в ловушке. Желая изменить расстановку сил, он протиснулся мимо и вновь достал с полки труд Бодена. Положил его на другой письменный стол, сам остался стоять там. Теперь их с Кристиной разделяло не меньше трёх метров, и это было гораздо лучше.
Отвечать на её комментарий Давид не стал, вместо этого изобразив интерес к книге.
– Я понимаю, ты, вероятно, всё ещё зол… – начала она, но Давид с хлопком закрыл том.
– Что ты хочешь? Зачем пришла? – спросил он, глядя ей в глаза.
Её плечи опустились:
– А зачем пришёл ты? Неужто невестой похвастать? Прости, но она не выглядит на миллион, чтобы…
Жгучая обида поднялась в душе. Она, чёрт возьми, была права: София в рваной сорочке и висящем, как на вешалке, пиджаке не казалась достойной заменой Кристине, и от этого становилось тошно.
– Ты всегда выглядела на миллион, Крис, – отозвался он однако с безразличием, – именно за столько и отдалась.
Она вспыхнула от негодования, но, прежде чем успела ответить, Давид, будто извиняясь, поднял руки и продолжил:
– Прости, разумеется, я не хотел как-либо принижать твою стоимость: у отца не один миллион, а много…
– И после этого ты правда считаешь, меня привлекли деньги? – с явным раздражением отозвалась Кристина. – Да будь у тебя хоть всё золото мира, с таким кретином, как ты, невыносимо иметь хоть что-то общее.
Почувствовав, что из защиты перешёл в нападение, Давид приподнял подбородок и ехидно ухмыльнулся:
– Это единственный вывод, который я смог сделать. Жадность как-то могу себе объяснить, похоть – сложнее.
Тут фыркнула Кристина:
– Конечно, сложнее! У тебя яичница, соприкоснувшаяся с беконом, вызывала больше эмоций, чем собственная жена.
– Возможно, дело в жене… – солгал Давид.
Дело было не в ней, а в нём, но будь он проклят, если сознается в этом.
Кристина стремительно сократила расстояние, вновь оказавшись с ним лицом к лицу:
– Я думала, что за эти два года ты хоть о чём-то подумал, хоть что-то осознал. Не для меня, для себя. Я была искренне рада увидеть тебя с невестой. Но… кажется, её ждёт то же, что и меня. Роль второго плана в блистательной карьере Давида Сезара, человека без души и сердца.
Давид смерил её холодным взглядом, и она, едва не хлестнув его волосами по груди, развернулась и вышла из библиотеки.
Лишь после этого он, сгорбившись, опёрся локтями о стол, пытаясь перевести дыхание. Она ошибалась: он о многом успел подумать с их последней встречи и даже сумел понять. Простить не смог, но осознал, что не обращался с Кристиной так, как она того заслуживала.
Однажды, выпивая с Адамом, Давид признался, что, возможно, любил жену в первую очередь за то, что она нравилась отцу. Конечно, Кристина была потрясающей во всём, но то, что Артур Сезар всегда
