Король Иоанн торжественно восседал в большом зале замка Болдуин и нежно поглаживал перья на груди белого кречета, который устроился на его перчатке, поблескивая кривыми, как ятаганы, когтями. Кречета только что преподнесли королю в дар. Это были редкие и красивые птицы, самые быстрые и самые беспощадные из всех соколиных. Если приобрести серого кречета было дорогим удовольствием, то белые стоили и вовсе запредельную сумму, так что это был воистину подарок, достойный властителя Англии.
Недоверчиво прищурившись, Иоанн разглядывал коленопреклоненного человека, презентовавшего ему птицу. Морис Фицроджер, мелкий барон, владелец приграничных территорий, вряд ли мог позволить себе такой дорогой подарок, – стало быть, он очень нуждается в благосклонности нового монарха. Интересно, что этот человек попросит взамен?
– Сир, у меня есть еще боевой конь! – объявил Фицроджер. – Чистокровный верховой жеребец. Позвольте преподнести его вам в знак моей преданности.
По рядам придворных пробежал шепоток. Лошади этой породы были известны своим экстерьером, выносливостью – и ценой. Подозрения Иоанна усилились, как и любопытство. Очевидно, даритель отчаянно пытается купить расположение короля. Может, Фицроджер совершил во времена Ричарда какое-то гнусное преступление и теперь надеется начать жизнь с чистого листа? Или, скажем, пытается отвести подозрения от своих бунтарских наклонностей, доказывая, насколько он на самом деле «предан» новому монарху? Иоанн знал, что многие бароны выступали против его коронования, и их нельзя было выпускать из виду.
– Ваша щедрость делает вам честь, – ответил король, величественно наклонив голову. Он осторожно погрузил палец в блестящие перья на груди кречета и медленно, с чувством погладил птицу. – Но не могу не задаться вопросом: чего вы надеетесь добиться? Никто не станет доводить себя до разорения только из удовольствия делать подарки.
Фицроджер стоял, не поднимая головы.
– Единственное мое желание, сир, – служить вам по мере сил.
– Что ж, отрадно слышать.
Иоанн искоса глянул на придворных. Он был почти уверен в Уильяме Маршале, Хьюберте Уолтере и Уильяме де Браозе. А вот Уильям Феррерс, Юстас де Весси и Ранульф Честер вызывали у короля большие подозрения: за этими стоило приглядеть.
– Напомните, какими землями вы владеете?
Теперь Морис Фицроджер поднял взгляд, и Иоанн увидел, что барон покраснел и задышал чаще. Значит, вот где собака зарыта.
– Я имею честь владеть Уиттингтоном, сир, как и мой отец, на которого ваше величество эту честь возложили.
– Уиттингтоном…
Название это вызывало в памяти какие-то смутные ассоциации. Что же такое было с ним связано?
– Если вашему величеству будет угодно, я бы нижайше просил вас грамотой закрепить владение этими землями за мной и моими наследниками, – решился Фицроджер, и по глазам барона король увидел, что тот пребывает на грани отчаяния.
Перед мысленным взором Иоанна вдруг предстала другая картина: человек в облаке пыли на летней дороге, опустившийся на одно колено у его ног, но не почтительно, а с явным вызовом и неприязнью. И вслед за этим сразу пришло воспоминание о промозглом зимнем вечере в Вестминстере и расколотой шахматной доске.
– Но ведь владение Уиттингтоном оспаривается? – елейным голосом спросил монарх. – Разве семейство Фицуорин не притязает на него?
Барон поднял голову. Румянец его стал еще гуще.
– Это ложные притязания, сир. Некогда Фицуорины получили эту землю в собственность от лорда Певерела, но потеряли ее в ходе войны между Стефаном и императрицей Матильдой. С того момента она принадлежит нам, по соглашению между королем Стефаном и вашим отцом.
Иоанн передал кречета придворному и жестом велел Фицроджеру подняться. Затем откинулся на спинку резного дубового трона и тронул бороду.
– Слово к делу не пришьешь. У вас есть бумага?
– Но… Это соглашение было устным, сир. – Казалось, что Фицроджер сейчас задохнется.
– А у Фицуоринов есть письменное свидетельство, подкрепляющее их претензию?
– Нет, сир, – энергично замотал головой Морис.
«Это он сказал бы в любом случае», – подумал Иоанн.
– То есть ваше слово против их слова, но у вас имеется то преимущество, что вы владеете замком.
Он продолжал теребить бороду. Фицроджер явно всеми силами желает удержать землю и замок – оно и понятно, учитывая расположение земель и их площадь. Пожалуй, белым кречетом и элитным жеребцом этот тип не отделается: из него можно будет выудить гораздо больше, а потом отомстить Фицуоринам за все прошлые унижения. Иоанн заулыбался со злобным удовольствием.
– Пусть секретарь запишет вашу претензию и сделает копии, – милостиво махнул он рукой. – Принесите документы мне, когда все будет готово, и я поставлю на них свою печать.
Морис вытаращил глаза и сглотнул, явно не веря в свою удачу. Он принялся сбивчиво благодарить, но Иоанн жестом прервал его:
– Как известно, пошлина за вступление во владение поместьем обычно составляет сто марок, – любезно сказал он, понимая, что, скорее всего, этот идиот нищ или по уши залез в долги, чтобы купить королю богатые подарки.
Морис побледнел:
– Мне потребуется некоторое время, чтобы собрать такую сумму, сир.
– Думаю, что немалое, но, поскольку вы порадовали меня, я расположен к щедрости. Вы можете забрать себе Уиттингтон навечно за сумму вдвое меньшую, и я сделаю вас хранителем Марки.
У Фицроджера расширились глаза.
– Благодарю вас, сир. – В голосе барона сквозило изумление и облегчение.
Иоанн смотрел на него с презрением и любопытством. Не будь барон таким бельмом на глазу у Фицуорина, он бы прогнал его незамедлительно. А так – придется обласкать его, хотя бы из удовольствия заставить Фулька Фицуорина скрежетать зубами.
Стоя возле кузни при гостевом доме замка Болдуин, Фульк подкреплялся свежевыпеченной булкой с медом, ароматной и хрустящей. Сын кузнеца крепко держал Огонька за нащечник, а сам кузнец тем временем склонился над задней ногой жеребца, прилаживая новую подкову. Вонь от раскаленного металла и паленого копыта сливалась с пропитывавшим утренний воздух запахом горящих дров.
– Хороший конь, милорд! – одобрительно сказал кузнец, споро вбивая гвоздь в зажатое между колен копыто Огонька. – Других, бывает, в станок ставить надо, чтоб подковать, – так уж они кусаются и лягаются, а у этого манеры как у принца.
Фицуорин поморщился от такого сравнения. Его знакомые принцы хорошими манерами не славились, скорее уж, наоборот.
– Огонек приучен стоять спокойно, пока его подковывают. – Вскочив в седло, Фульк похлопал мускулистый красно-коричневый круп жеребца и протянул коню на ладони остатки хлеба с медом. – Вот если на него сесть без разрешения, тут он свой норов покажет. Мигом сбросит в навозную кучу – и глазом моргнуть не успеете.
