очутился одновременно в «Доме-2» и в том старом советском фильме. Немного рассеянная Настя постоянно улыбалась, обращаясь то к Лукасу, то к Жеке. Лучше всех, видимо, было датчанину, не смотревшему «Покровских ворот». Он больше всех ел и больше всех смеялся, лез к Жеке с расспросами и чувствовал себя совершенно в своей тарелке. Черт его знает, какие нравы ему привили его родители, безработные укуренные хиппари, живущие на пособие в общине в Кристиании?
После завтрака они по настоянию Насти пошли на Альберт Маркет за елкой. Потому что Рождество уже на носу, а они еще совсем не готовы… На огромном рынке, кроме елки, купили овощей, фруктов и свежевыпеченных мафинов с фетой и помидорами. Прошвырнувшись по лоткам старьевщиков, Настя набрала елочных игрушек. Колючее дерево Лукас и Жека тащили по очереди. Они же и установили его в спальне, где сразу стало тесно. Глядя, как Настя украшает пахнущую лесом елку и вешает на окна кометы, Жека подумал, что гореть им всем в аду.
– А мне Профессору тоже подарок на Рождество покупать? – спросил он.
– Пожалуйста, не называй его Профессором, – попросила Настя, не оборачиваясь к нему. – И да, если хочешь, то купи. Думаю, он тебе что-нибудь купит. Если, конечно, не проиграет все деньги.
– Ты их ему даешь? – поинтересовался Жека.
– У него ведь только пособие и угон велов, которым он сейчас не занимается, потому что я попросила. Так что да, даю.
– А можно мне тоже немного? Сниму что-нибудь отдельное. Все-таки маловато среди нас шведов для создания шведской семьи, не находишь?
– Я не знаю. Я вся такая внезапная, такая противоречивая вся…
– Настя, я серьезно!
– Серьезно? Не получишь денег. Хочешь, иди и живи на улице…
Вечером Лукас нацепил наушники, в которых по кругу звучали вальсы, и засел перед ноутбуком в покер-руме.
– Теперь это на полночи, – сказала Настя и, посмотрев на Жеку, протянула ему руку. – Пойдем?
Они пошли к нему в комнату, где сделали это. И Настя осталась спать с ним, в тесном одноместном кресле-кровати. Он лежал и слушал ее сонное дыхание.
На Рождество их позвали соседи, знавшие Лукаса и Настю еще по их первому визиту в Амстердам. Прямо Орловичи какие-то, подумал Жека, собираясь к ним в гости.
«Орловичи» встретили их радушно и ни капли не удивились, что они пришли втроем. Может, потому, что сами были геями. Вот умора, видел бы меня Фью, подумал Жека, сидя за праздничным столом между Настей и молодым и, надо признать, винрарным голландцем по имени Корнелиус.
Но получилось все весело. Пили шампанское, курили, хохотали над Корнелиусом, который под «минуса» Канье Уэста читал собственного сочинения рэпчик с гомосексуальным уклоном, танцевали. Потом Настя и Лукас куда-то делись, а Жека вдруг понял, что остался один в квартире с двумя прожженными гомосеками. Не на шутку перетрухав, с косяком и банкой пива он заперся в ванной и сидел, пока не услышал, как Настя вернулась и позвала его.
На следующий день они втроем рванули развлечься в Роттердам, до которого было чуть больше часа езды. Засели на втором этаже в вагоне электрички, ехавшей быстро, бесшумно и плавно, никакого тебе «железнодорожного массажа» задницы. Поселились в недорогом отеле в семейном номере на троих (портье даже глазом не моргнул) с двуспальной кроватью кинг сайз и раскладывающимся диваном.
Бросив вещи, они отправились гулять по городу. После обеда забрались на телебашню «Евромаст» и с высоты сто восемьдесят пять метров смотрели на вантовый мост Эразма, современные небоскребы, будто целиком выращенные из стекла, и сухогрузы, неспешно заползающие в порт. В музее Бойманса ван Бенингена разглядывали картины Дали. В довершение культурной программы вечером решили двинуть в клуб потанцевать.
И тогда Жека понял, что Лукас прихватил с собой из дома настоящую артиллерию… Прямо на столике в номере тот раскатал длинную желтоватую дорогу и приглашающе обернулся на Жеку и Настю, после чего склонился над треком.
– Это что? – спросил Жека у девушки. – Первый?
– Скорость, – пожала та плечами. – Будешь?
– А ты?
– У меня всегда была склонность к дурным привычкам… Ну и праздник все-таки…
– Тогда давай…
Их накрыло минут через двадцать, когда они на такси подъехали к «Vie», где проходила вечеринка. Нетерпеливо отстояли очередь на вход. Темнота внутри клуба подмигивала цветными огнями, а на большом танцполе потели толпы разгоряченных людей. В них осязаемыми волнами лился томный арэнби, которым рулил запирсингованный, как Ксеркс из «300 спартанцев», чернокожий диджей. Под его сет хотелось не танцевать, а лечь в постель и умереть в ней, занимаясь сексом. Или, подумал Жека, это накатил амфетаминовый приход? Скорее последнее, потому что испытываемому им вожделению стало вдруг ощутимо тесно в его джинсах. Яйца словно начинили динамитом. Захотелось наклониться к уху Насти и сказать ей об этом, но чертов Лукас увлек ее к стойке, возле которой тусовщики, набившись в три ряда, как на пит-стопе, заправлялись горячительными напитками. Бармен, с бровями, пробитыми чем-то, напоминающим сделанные из черного стекла фрагменты рыбьего хребта, намешал им по небрежному лонгу на голландском джине женевьере.
– Угощайся, – протянула Настя стакан Жеке.
Тот не хотел пить, но для вида прикоснулся губами к коктейльной трубочке. Только чтобы стереть расстояние между собой и девушкой. Он положил руку ей на бедро и стал подниматься вверх, пока не почувствовал, как его ладонь оказалась под Настиным платьем. Рядом кто-то что-то, кажется, заметил. Плевать. Резинка чулка. Гладкая кожа. Завораживающая на ощупь ткань трусиков. Глаза Насти с расширенными зрачками, откровенный взгляд и податливые губы. Прикосновение ее волос к его щеке. Ее разведенные чуть в стороны бедра. Отпотевший стакан с лонгом в левой руке. Влага на кончиках пальцев правой – той, что хозяйничала под платьем.
И Лукас, зашедший к Насте со спины.
– Черт, – жарко прошептала девушка на ухо Жеке. – Мы же вроде пришли потанцевать… Так давайте… М-м-м… Ну, давайте, мальчики…
Она лихо отплясывала, прижимаясь горячим телом то к Жеке, то к Лукасу. На танцполе стало тесно и жарко. Кругом белозубо улыбались и сверкали глазами, но Жека видел перед собой только Настю. Ее то плавные, то ломаные движения. Ее закушенную, будто в экстазе, нижнюю губу. Ее взлохмаченные волосы. Ее поднятые вверх руки так, что задравшийся подол платья не доставал, Жека чувствовал это пальцами, до края чулок. А когда девушка ловила взгляд Жеки, тому казалось, что в него попадают торпеды, заряженные сексом.
В голове плыло от огней и битов. Жеку словно окутало облако афродизиака.
В какой-то момент стало еще теснее, потому что к их троице присоединилась высокая
