ВОЗВРАЩЕНИЕ
Трамвайных рельс звенящие поводьяСтянули ночь, попарно разобрав.И город собирается в угодьяСквозь шелест рощ и черноту дубрав.
Как в тарантасе белоснежным цугом,И в кожаной качаясь тесноте,Больные души говорят с испугом,Что мы от звезд уже в полуверсте.
Проселочная млечная дорогаДушистой пылью серебрит виски,И блеянье, и пенье КозерогаВстречает запоздалые возки.
И ангелы усталые к оградеТак незаметно перейдя на лёт,У райского парадного осадятОпять весной, как в мае каждый год.
Поэты распрягают и гуторят.На крышах на земную вышину,Как черепицы, утренние зориС вечерними лежат через одну.…………………………………Опустошенной, бледною и жалкойДуша припомнит, что звала в бреду.Поставив рядом с легкою качалкойВ стакан, как розу, — белую звезду.
1932
«Ось земную пальцами пропеллер…»
Ось земную пальцами пропеллерТронул, звонко разорвав зенит.И музейно выпуклые землиСтали, как созвездье Атлантид.Африка ли, Азия под нами —Перебойный, перелетный пляс.Над морями и над городамиСталь пернатой мощью напряглась,На этаж в порыве вырастая,Гогоча, как гуси в сентябре,Чьи столицы крыши напрягают,Прядая с насеста на горе.Трубы изгибают лебедями.Словно стая села отдохнуть…Мы не ждем — колышется под намиПройденный неповторимый путь.И как будто не с аэродрома,Со звезды мы или из гнезда —Потому что лестницею домаМы к земле не выйдем никогда.Голубые глобусы клубятся,Как один похожие на наш…— И тебе ли, голосу, боятьсяЛегкости от сброшенных поклаж?..
1932
ПРОБУЖДЕНИЕ
Поток лучей веселых и грустных,Как будто невидимых зеркалами…И голос твой проснулся и притихИ нежится под белыми листами.Ленясь еще, оттягивает явь.Потом встает, закидывая горло,И вот в лучи — бегом, полетом, вплавь,А ты ладонь беспомощно простерла…Как тонущий, беспомощен один.Как погорелец под окном бездомен.Плывет вдали от комнатных кабин.Держа лучи, как вороха соломин…И задыхаясь, выловить спеша,Царапая и вывихнув запястья,Ты видишь, бьется белая душа,Что шла ко дну на полпути от счастья…Как на носилках, снова на листахВздыхает голос жаркими мехами,На полотне гардин, как на плотах,Он прозревает новыми стихами.И на жестокий изумленный взгляд,Где будет «где?» и «ты мне незнакома»,Ему подашь все тот же теплый ядИ, опустив глаза, ответишь: дома…
1934
ВСЛЕД
В этом городе ночи пустуют.Звезды в млечных очередях.Четверть века тебя четвертуютВ старой части на площадях.В час тумана ступеньки крепчают,В полночь стройно растянут помост.И во сне тебя люди встречаютВорохами проклятий и звезд…В час тумана в серой повозке,Так привычно прищурясь в упор.Ты качаешься бледный и плоскийИ свой голос кладешь под топор.После пытки нет плоти на плахе —Ощущаемо плещет душа,И восходит в огромном размахе,Каждый купол крылом вороша.Мертвый прах отряхая с надкрылийИ нетленно тела затеплив.Ты кидаешь в альковы БастилийПерелетного гостя призыв:Будь казнима со мною за ересь —В горле олово, как облака.Проходя через коврик и черезПодоконник, дрожащий слегка,Сквозь ворота чугунные дома.Через чащу, что леса густей, —В голубую расщелину трюмаСтольких весен и стольких вестей.…И уходит, и снова снотворно.По кругам пробираясь впотьмах,Только стрелки отметят повторныйНа секунды отмеренный страх.
1932 «Скит». I. 1933
ВДОХНОВЕНИЕ
От сердца в кровь вошел огонь,И он идет, живой и жесткий,По жилам в бледную ладоньНа голубые перекрестки.
И вот до кончиков ногтей,Под кольцами и у запястьяЯ чую звонче и густейСтрую пылающего счастья.
И как мгновенья хорошиПоследние перед началом.Когда блестят карандашиОтточенным веселым жалом.
Поют беззвучно провода,И я пою — глухонемая,И лишь бумага как слюдаТрепещет, звуки принимая.
1931
«Крепчайшие, тончайшие силки…»
Крепчайшие, тончайшие силкиИз завитых и золотых волос.Ты знаешь: на открытках голубкиТомятся в чаще акварельных роз.И вот они блуждают, осмелев,У плеч твоих на маленьком столе.Клюют с бумаги ангельский посевПоэмы о приснившемся крыле.Воркуют и целуются опятьС раскрашенной открытки голубки.Не плачь: опустошенная тетрадьИх завела в крепчайшие силки…Пронзенных душ немало на земле.Но вот любовь воркует со стола —Забудь о человеческом крыле,Любовь людей не ведает крыла…
1934
ЛАНДЫШИ
Сквозь влажную тугую прель.Таких беспомощных вначале.Из трубок, свернутых в свирель.Их все овраги выдували.
Весна к серебряной красеСлетала первою осою,И ландыши в густой росеБутоны путали с росою.
Но звездный незаметный клювПод крепнущими шалашамиОни поили, развернувПопарно, белыми ковшами.
Дрожа в траве, как поплавки,Сгибаясь маленькой лозою.Они вставали на носкиИ ночью бредили грозою…
Чтоб отцветать не на земле.Чтоб задыхаться не в тумане…Но умирали на столеВ высоком голубом стакане.
1934
ГРАД
Единственных и нужных словВеселый град летел в ладони,И я смеялась на балконе,Неся домой такой улов…Но за стеклом половикиДышали мертвой синевою,Цвели лазоревой травоюГрозе и грому вопреки.Цвели букеты на стене,И слабо тлела позолота…Сюда ли принести извнеСквозняк свежей водоворота?И ветер пел: любви не тронь,Осколки небывалых градинС балконных белых перекладинСтряхни, горячая ладонь!Они в запутанной траве,Не тронув чуждого покоя,Поломанным цветком левкояСпоют о райской синеве…Чтоб, отдышавшись, майский сад,Смешавший вместе град и гравий,Опять смолчал про этот градПеред закрытыми дверями.
1934 «Меч». 1934. № 17–18
ЛЮБОВЬ
Это солнечное копье,Ударяя огнем с высот,Надломило сердце моеОсторожно, как свежий сот.
Защищаться от счастья — лень.Ты мои стихи перечел,И они открывают деньПод окном суматохой пчел.
И в густую траву упав,Я прищурясь гляжу и жду,Что мой розовый рой в рукавВозвратится, поняв беду.
Под прохладную кисею,Где в руке запевает кровь,Где я злые цветы таюДля небесных моих роев…
Но противиться счастью — лень.Счастье летнее без границ…Вот стихи мои льются в тень.Выбирают новых цариц.
И забывши в июльский знойРазлинованный свой уют,Темный улей любви земнойНаселяют и узнают.
1934
«Со всею нежностью припоминать тебя…»
