похожую на воробья птичку, клевавшую хлебные крошки в корзинке. Она порхнула к ближайшему стулу.
– Прости, малыш, – сказала Флоренс, кроша ей булочку. Откуда-то в памяти всплыло, что оперение птицы весит больше, чем ее скелет.
Вскоре спустилась Хелен. Она остановилась в дверях и подняла лицо к солнцу.
– Господи, как хорошо.
Они ели медленно и почти не разговаривали. У обеих было легкое похмелье. После завтрака Флоренс проверила электронную почту.
– У вас новое сообщение от Греты, – крикнула она Хелен, которая все еще сидела на террасе, курила сигарету и смотрела куда-то вдаль.
– Что пишет? – спросила она, не оборачиваясь.
– Надеется, что поездка пройдет хорошо, бла-бла-бла, а еще хочет поговорить с вами, когда у вас будет минутка.
– О чем?
– Она не уточняет. Просто просит позвонить ей.
– О’кей.
– Мне написать ответ?
– Нет, я ей чуть позже позвоню.
Флоренс зашла в свою почту. Там было только одно сообщение, от матери. Она быстро просмотрела его. Прежде чем закрыть, поймала глазом слово «предательство».
______
В город они поехали около десяти. В дверях Хелен снова вручила Флоренс свои вещи.
– Вы берете паспорт?
– Лайфхак: всегда держи при себе паспорт, когда находишься за границей. Никогда не знаешь, что может случиться. К тому же я не доверяю этой женщине.
– Амине? – Флоренс засмеялась. – Да бросьте!
– Не надо принимать наивность за сочувствие. Я сейчас о тебе говорю. Ты ничего о ней не знаешь.
Флоренс скептически пожала плечами, но все же вернулась в комнату за паспортом.
Семат находился в пятнадцати минутах езды от виллы, но повернуть нужно было не туда, откуда они приехали, а в противоположную сторону. Городок стоял на холме над побережьем, окруженный защитным валом того же цвета, что и песчаный пляж. Крепостная стена защищала от свирепого ветра, который дул с Атлантики и поднимал пенистые волны на водной поверхности. Внутри медины, где было совсем мало машин, на фоне ярко-голубого неба вырисовывались силуэты белых зданий. Основанный берберами в первом веке, в последующие годы город был оккупирован сначала римлянами, потом португальцами и, наконец, французами. В путеводителях он значился как рыбацкий поселок, но теперь его экономика зависела в основном от туризма, причем ему приходилось довольствоваться теми путешественниками, которых не завлекли более популярные морские курорты – Эссуэйра и Агадир.
Флоренс припарковалась недалеко от центра возле площади Хасана II, прямо перед зданием с арочной дверью, выкрашенной в ярко-синий цвет. Порт и пляж располагались по одну сторону, сам город – по другую. Когда они вышли из машины, Флоренс заметила, что под ногами что-то скрипит. Это был песок, приносимый ветром с побережья.
Она спросила, не могут ли они пройтись по базару, – ей очень этого хотелось с тех пор, как она увидела шляпу Хелен. Внутри рыночной площади, сильно уступавшей по размерам той, что была в Марракеше, сквозь натянутые сверху ротанговые полотна проникал солнечный свет. На нескольких столах возвышались красочные пирамиды специй: шафран, кумин, харисса… Рядом аккуратными рядами стояли разноцветные керамические тажины. Флоренс подошла к мужчине, торговавшему кожаными сумками. Позади него напарник вырезал ножом замысловатый узор на необработанном лоскуте. Она взяла маленькую жесткую сумочку красного цвета и открыла ее.
– Двести дирамов, – сказал человек за столом, – двадцать долларов.
Флоренс покрутила сумку в руках. Она повернулась к Хелен, чтобы спросить ее мнение, но та стояла в нескольких шагах, наблюдая, как мужчина выдергивает перья из куриной тушки.
– Хорошо, – сказала Флоренс, – я возьму, – и вытащила деньги из кошелька.
Она переложила в новую сумку свои вещи и повесила ее на плечо, радуясь, что теперь у нее есть сувенир из поездки. В ее воображении она уже получала комплименты и рассказывала, где его нашла. Она подошла к Хелен, которая теперь рассматривала
