на пистолет. – Гром, – обратился он к стоящему в боевой стойке псу. – Охраняй дверь.
Пес переместился к двери, и там снова встал в стойку.
– Огневик, – удивленно прошептала лесавка, присаживаясь, словно, наконец, рассмотрела сущность пса. – Кто вы, люди?
– Мы Мастера, – отозвался Иван. – Слышала про таких?
– Вы охотники на таких как я, – с испугом переводила она взгляд с одного мужчины на другого и совсем раскисла, залившись слезами.
– Не реви дуреха! – строго сказал мастер. – Лично я, как и мой напарник, твоему роду не враги. Он вообще по одной из ваших сохнет. – Подмигнул он Юре.
– Сохнет? – не поняла она. – Как это?
– Ну, любит. Считает своей женщиной, а она своим мужчиной. Так понятно?
– Да, – недоверчиво посмотрела она на сосредоточенного парня. – Но как? Я не верю. Мы выбираем только одного за все существование. Ты человек. Вы живете мало. Тогда и она будет жить мало, – удивлялась она.
– Сколько? – вдруг встрепенулся Юра.
– Столько же, сколько и ты, – ответила лесавка. – Не мгновением больше
– Ладно–ладно, не время сейчас, – сказал Иван сникшему подмастерью. – У нас писец на носу. После будешь горевать. Конечно, если живы останемся.
– Кто на носу? – переспросила лесавка, но мастер на это отмахнулся, мол, неважно. – А как ее зовут? – спросила она парня.
– Осинка, – с нежностью произнес Юра.
– Осинок много, – отстраненно задумалась она. – Я Крапивка. Крапивок тоже много.
– Она оставила мне этот знак, – расстегнув рубашку, показал он ряд рун на груди.
Крапивка увидела руны и болтающийся над ними амулет «Дедуха», соскочила со стула, и тут же пала ниц, перед опешившим парнем. Стоя на коленях, она обхватила его ноги, и, всхлипывая, запричитала, прося прощения, за то, что хотела причинить зло.
Парень с большим трудом оторвал ее от себя, так крепко лесавка в него вцепилась. Он посадил ее на стул и вздрогнул, взглянув глаза. В них было столько обожания и благоговения. Юра в жизни не видел такого взгляда не у одной из женщин. Он даже онемел от удивления.
Но мастер не растерялся. Он понял, что, тут же надо разузнать, что это, поскольку знахарка так и не объяснила, да и он в спешке забыл спросить.
– Что за руны у него на груди? – спросил мастер.
– Руны? – непонятливо и отстраненно обронила она, не поворачивая головы, поскольку всецело была поглощена поеданием глазами растерянного парня.
– Эй, Крапивка, – пощелкал пальцами Иван. – Мне обидно, я тоже такого внимания хочу, – улыбался он. – Приди в себя. Нам сейчас не обожание, а помощь нужна.
Она взглянула на мастера, он тоже вздрогнул. Даже где–то глубоко кольнула зависть. На него с таким сумасшедшим обожанием тоже в жизни не смотрели.
– На меня так не смотри. У меня таких рун нет.
– Что такое руны? – собравшись с собой, но постреливая глазками в Юру, спросила Крапивка.
– Ну, знаки эти. Мы их рунами называем, – объяснил мастер. – Да вот только мы значения их не знаем, и что они носителю дают.
– Я не знаю, как это назвать. Я много ваших слов не знаю. Это знак того из чего мы, лесавки рождаемся. И не только мы. Еще многие кто в природе. Исток. Сила. Все–все–все, – сделала она неопределенный жест.
– Он опасен для человека? – задал Иван главный волнующий вопрос.
– Нет. Это. Я, кажется, знаю, как сказать. Это большая честь. Его носят достойные.
– Нет, Юрка, так не честно, – весело сказал Иван, которому от души отлегло, от того, что парню ничего не грозит. – Тут работаешь–работаешь, пашешь значит, в поте лица, а все вершки тебе. Еще и пенка от варенья. Кстати, а еда отравлена? Или как? – спросил он, глотая слюну.
– Нет, – помотала Крапивка, головкой разметав золотистые, пахучие локоны. – Этот старый сказал: хорошо пусть пожрут хорошенько напоследок. Мол, приговоренным так положено.
– Вот сука, – озлился парень. – Я этого хмыря собственноручно удавлю.
– Э, достойный. Не выражайся при девушке. Не порти имидж. Давай есть, а заодно подумаем, как из этой, пардон, задницы выбираться?
– Я все равно ничего не поняла, – глупо улыбнулась девушка Ивану. – А что у тебя на сердце? – Указала она стройной ручкой на его грудь.
– Чешуйка, – подмигнул он лесавке, и показал краюшек чешуи из–за ворота.
– Это тоже хорошо, – улыбалась лесавка. – Благословление. Так кажется, говорите вы.
– Ну, раз мы все такие благословленные на всю катушку, то может и вырвемся? – почесал маковку Иван, и сам заметил, как это ему легко далось.
Вообще он заметил, что рядом с лесавкой не так все болело, и дышалось легко. Будто от нее исходили благостные, исцеляющие волны.
– Ты лечить умеешь? – спросил он, поставив перед собой большой кусище ароматного мяса, из которого торчали ребрышки. Иван отделил половину, сгрузил овощи к мясу, а отрезанное положил на освободившуюся тарелку.
– Да, – ответила она глядя, как–то же самое сделал Юра, а после поставил тарелку псу. – А он может и не есть, – указала она на Грома. – Его Мать питает.
– От нас не убудет, а он покушать у нас любит. – Словно в подтверждение, пес довольно облизнулся и принялся за угощение.
– Странные вы, – хмыкнула она. – И не люди уже вовсе.
– Все Юрка, – прожевав мясо, вздохнул мастер, – теперь нам в подполье придется уходить, – Вроде как, шутя, сказал, он, хотя на самом деле подозревал, что так оно и есть. – Повесют нас Братья, ох повесют, коли поймают.
– Не смешно, Вань. И, похоже, ты прав. Но это все будет после. А сейчас о другом думать надо. – Он обратился к лесавке, которая с глупым выражением лица смотрела как едят мужчины, но сама не прикасалась к еде. – Ты давно в физическом плане? Силы есть? Сможешь нам хоть чем–то помочь, когда я тебя освобожу?
– Недавно. Сил много. Только не освободишь, – грустно сказала она, показав медный браслетик, плотно сидящий на запястье. – Это не пустит, да и силы высасывает.
– Тьфу, тоже мне проблема, – деловито заявил Юра, извлекая спрятанную в шве рукава, стальную проволоку, а после принялся ковыряться в замке. – Так–так–так, отличный замочек, но, – замок щелкнул и браслет распался надвое, – не для меня. А ты все ругал меня, когда я тренировался чтобы не подзабыть. – Подмигнул он Ивану. – Я ж говорил, в деле пригодится.
– Ладно–ладно. Признаю. Был не прав, – прошамкал прожевывая Мастер. – А дальше что?
– А дальше… – Юра схватил со стола нож, но не заговоренный, а обычный, столовый, и со всей силы, полоснул им девушку по плечу.
Иван, который не знал, как освобождаются, лесавки, едва не подавился от такой выходки. Девушка не закричала, как он ожидал, а внезапно исчезла, превратившись в разлетающиеся листья и траву. Он
