От коры до стебля поля:
Вырви ты ту прядь чудесну,
Принеси домой её же,
Разруби прядь молотилом
Да чесалкой причеши ты.
Приговаривай прилежно:
Имя каждой травки сизой,
У лесов пробившей землю,
Имя каждой былки чудной,
В поле у тропы глядевшей,
Имя каждой ёлки хмурой,
На камнях упрямо росшей,
В воду корни опустившей.
Ты скрути из ели нитки,
Ты тяни из тела песни
Да свивай их с льном послушным
И крапивой, руки жгущей.
Приговаривай прилежно
Имя каждой сизой травки,
Имя каждой чудной былки,
Имя каждой хмурой ёлки.
Как совьёшь ты нитки с песней,
Так станок заправь словами:
Теми, что с ручьём бежали,
Что глядели у тропинки,
Теми, что в лесах таились,
Распустившись по оврагам,
Теми, что у рек лежали,
Опустивши корни в воду.
Режь ножом чудесным нитки,
Над каким шептала нойта,
И сама ему скажи ты:
«Режь ты ниточки, послушный,
Режь ты ниточки, исправный».
Нитки ты заправь привычно
Да возьми в ладони верный
Челночок, из дуба сбитый.
Пусть снуёт он, как утёнок,
В ниток море пусть ныряет,
Чтоб соткал с тобою вместе
Полотно из чудных былок.
Как закончишь полотно ты,
Ножичек возьми чудесный,
Над каким шептала нойта,
Над каким пропела руны,
И сама ему скажи ты:
«Режь ты ниточки, послушный,
Режь ты ниточки, исправный,
Только пальцы мне не трогай,
Пчёлки жальцем не касайся».
Как закончишь полотнище,
Нареки покров Зелёным,
Исцеляющим все боли [1].
Илька жадно запоминала каждое словечко руны. Бабушка пела неважно, но в речах её девушка слышала красоту. Когда старушка закончила, Илька мысленно повторила слова. Чего-то не хватало в руне…
– А как же заговорить нож? – спросила внучка нойту.
– Отнеси-ка свой нож кузнецу и заплати за труд его ржаной мукой. Когда будет стучать он молотом по железу, ты приговаривай над ножом, как над раной, заклинай его, как заклинала бы ребёнка, плачущего от боли режущихся зубок. Пусть лезвие будет твёрдым, как зубы, и живым, как младенец.
– Ах вот как… Спасибо…
– Неча тебе меня благодарить. Уж скажи, дурёха я, что тебе-то сразу не показала, как на станочке ткать да как с железом говорить. Я думала, что всё успеется. Всё сложится, а оно вон как.
– Да что ты, что ты…
Они обе замолчали. Как пропела старая нойта руну, так не отпускала она пальцев внучки. А Илька и не хотела отпускать таких до боли в груди знакомых рук. Кажется, всё она узнала о покрове, что хотела. Торопиться бы, да только лежали на душе камни и тянули её к илистому дну.
– Я не понимаю, Бабушка… Мне, верно, стоит по тебе скучать, да только нет у меня ни скорби, ни слёз. Пусто во мне, – наконец прошептала Илька.
– Так много свалилось на тебя, что ты не успеваешь заглянуть в неё, в пустоту-то, – произнесла Бабушка и, расцепив их пальцы, коснулась ладонью меж ключиц девушки. – А ты посмотри туда. Там пусто, потому что слёзки солёные всё выели. Придёт время – поплачешь. Не сейчас – так завтра, не завтра – так по весне… Всему своё время. Всему своё время. Не вини себя.
– Х-хорошо. Я постараюсь.
– Ты у меня старательная девочка. – Нойта улыбнулась. – Я знаю, что ты любишь меня и часто поминаешь добрым словом. Что тёплое слово на земле, то мертвецу под землёй перина. Потом поплачешь. Потом придёт.
Илька вздохнула, ссутулив плечи. Она заглянула Бабушке в лицо. Старая нойта улыбалась, и от её лица точно исходил свет, яркий здесь в кромешной туманной мгле.
– Бабушка, это ведь такое тяжкое бремя, верно, владеть колдовством…
– Тяжкое. Да только какое ремесло ты можешь назвать простым? Оно, мне кажется, слова в лесу собирать даже проще, чем по грибы ходить. Знай подмечай всё, как рунопевцы, да запоминай. Главное, не выходи из тела без надобности. Дюже это опасно…
– Я знаю, – шепнула Илька. – Мать не хочет, чтобы я колдовала.
– А мать твоя ничего не хочет. Она умеет только злиться. Вот её тяжкое ремесло. Твоё дело и нужнее, и краше. Я знаю, курочка, что ты готова его принять. Таковы уж мы с тобой – от работы не бежим да чар не боимся. Готова же?
– Теперь да… Но не знаю, была бы я готова, если б меня не вынудила Вамматар. Я же не для себя… Я хотела спасти нас с матерью.
– Не сразу, но пришла бы. – Бабушка улыбнулась. – Ты не знаешь, а уж я-то знаю. Сама такой была. Не ради Вамматар, так ради Гримы пришла бы ко мне сюда да испросила, как изготовить Зелёный покров. От тебя она бы его приняла. Дело наше не для себя, а для других больше. Нам остаётся его лишь принять, чтобы человек мог найти исцеленье иль тропинку к богам.
– Наверное, ты права, – пробормотала Илька и потупила взгляд.
Бабушка крепко обняла внучку, прижав её к себе. Илька уткнулась носом в родное плечо. Всё в ней было так же, как и прежде, лишь не слышалось стука сердца. Девушка зажмурилась и тяжело вздохнула, и старая нойта легонько похлопала её по спине.
– Ну всё, курочка, тебе идти пора, – принялась поторапливать Бабушка.
– Я не хочу уходить. Хочу ещё побыть с тобой.
– Не дело это среди мертвецов ходить-то. Будто не знаешь. – Голос старушки стал поучающим. – Иди, пока не потеряла себя. Я с тобой буду, пока помнишь меня. А если забудешь, так я и не обижусь. Будущее, оно теперь твоё, а не наше. Ну давай-ка, иди!
Илька поднялась с корня и тут же снова бросилась обнимать Бабушку, покачивая плечами.
– Иди! – совсем уж строго сказала старая нойта, но сжала внучку в объятиях крепко, а после отпустила.
– До встречи, – горько проронила Илька.
– До нескорой встречи, курочка моя, – сказала Бабушка и махнула рукой напоследок. – Только помни, что я тебе говорила. Да… и ещё. Имя моё не говори никому. Себе оставь, вдруг понадобится.
Илька кивнула и, в последний раз посмотрев на Бабушку, ушла в туман. Было слышно, как шелестит за её спиной крона могучего дуба. Это старая нойта заговаривала ей путь, чтобы был он лёгок и прост…
Страх схватил за волосы
