я сказал ей, чтобы она осталась там, где стояла. Я не хотел ей зла, я бросил эти слова, забыв, что в словах моих яд и пламень.
Он схватился руками за волосы, зажмурился, простоял так чуть, но после лицо его разгладилось, будто все чувства слизала с лица корова. Взгляд Эйно теперь был ясным.
– Простишь? – еле слышно прошептал он. – Хоть ты прости меня. Я сам себя не могу простить. Я оказался здесь и никак не могу найти дорогу к дому, чтобы вернуться и попросить прощения… Я так проклинал её за то, что она хотела уйти, а в итоге ушёл сам… оставив её вместе с болью.
Илька задумалась. Она никогда не стала бы прощать отца за то, что приходилось сносить ей и её матери. Но сейчас ей хотелось слукавить, чтобы вытянуть из отца знание. Слукавить, чтобы, может быть, успокоить его мятежный дух. Для Эйно земля уж никогда не станет периной, так, может, хотя бы мхом и черникой порастёт вместо колючего осота.
Не дождавшись ответа, нойта заговорил первым.
– Жизнь и смерть мальчишки в птице. Убей птицу, и он оживёт. Раны его затянутся, лишь останутся шрамы. Но не будут они ныть и тянуть.
– Птицу? Ту самую чёрную птицу, что Вамматар велела мне взять?
– Да, – живо закивал Эйно. – С птицы началась вся жизнь…
– Как я могу поверить тебе после всего того, что…
– Ох, не надо! – перебил мужчина. – Я бы поклялся, если б у меня осталось хоть что-то. Но ничего нет за душой… кроме, пожалуй…
Он отцепил от пояса большой мешочек из замызганной шерстяной ткани. Швы его лопались, а один из краёв был надорван, обнажив серебристое жало лезвия. Илька невольно ахнула, догадавшись, что лежало в мешке у Эйно. Нойта распустил шнур и достал серп. Тот самый серп, прежде принадлежавший Бабушке. Он сверкал узорным металлом в туманном сумраке ясно и холодно. Серп походил на полумесяц, висящий в небе двумя рогами священного быка. Каждая грань его была остра так, что глазом порезаться можно.
– Хочешь? Бери, – стыдливо пробормотал Эйно. – Забери его у меня. Твоя бабка хотела, чтобы он достался тебе, а не мне. Я украл его у Лиисы. А на самом деле у тебя.
Илька смотрела на серп во все глаза, не в силах отвести взгляд. Он один в этом размытом и сумрачном, как мысли спящего, мире горел серебряным жёстким пламенем. Он один казался реальным, не заблудшей душой, не упокоенным духом, а предметом: живым и трепетным, осязаемым.
– Я слышал, что Лииса говорила тебе про то, как стоит зачаровать нож. Это не так-то просто. Когда я пытался, у меня ничего не вышло. Потому-то я и забрал серп. Возьми его, дочь. Бабка заколдовала его на славу.
С этими словами Эйно протянул Ильке серп.
– Возьми его и как доказательство того, что слова мои – не пустой звук.
Илька потянулась рукой к рукояти, украшенной узором из кругов. Они сидели плотно, жались друг к дружке, как всходы на поле. Её пальцы коснулись дерева, и тут же Илька отдёрнула руку, испуганно посмотрев в лицо Эйно.
– Вамматар предупреждала, что ничего нельзя брать из этого мира! – отчеканила она.
– Ты не думай, что Вамматар знает всё на свете. – Эйно цокнул языком, совсем как Бабушка. – Этот серп твой. Его ты можешь унести с собой. Этот серп – частичка твоя.
– Ты не врёшь мне? – Илька ожесточилась.
– Мне незачем тебе врать, кровинушка моя. Возьми да прости меня, дурака старого.
Илька опасливо взяла серп и, плотно обхватив его пальцами, подняла с ладоней Эйно. Он оказался лёгким, как звёздный свет и шёпот.
– Прости, – пролепетал нойта. Губы его тряслись.
– Прощаю, – произнесла Илька, чувствуя в этом слове силу, какую она и не собиралась вкладывать.
Лицо Эйно дёрнулось, он снова вытаращил глаза. Мышцы его, переставшие слушаться, пытались вспомнить, как изобразить радость. Наконец он улыбнулся и зажмурился, качая головой.
– Спасибо тебе, дочь.
Илька тут же отступила от него, а Эйно остался стоять на месте, покачиваясь и дёргая плечами. Он смотрел на неё прояснившимся взглядом, в котором отражалось свечение изогнутого лезвия серпа.
– Я пойду, – произнесла Илька.
– Да, ступай, хорошая, – с присвистом сказал Эйно. – Но я бы хотел ещё посмотреть на тебя… Ты придёшь?
– Да, – солгала Илька. – Но сейчас мне надо идти как можно скорее. Я спешу.
– Тогда я не буду тебя больше задерживать. До встречи!
– Прощай, – буркнула девушка и, прижав к себе серп, помчалась к реке.
Илька долго ещё чувствовала на своей спине невыносимый взор Эйно, прожигающий и топящий в мутной жиже одновременно. Она успокаивала себя тем, что колдун давно уже не видел её под покровом тумана, разлившегося в глубину и ширину проклятой Туонелы. Боясь, что мгла отнимет у неё серп, она положила его за пазуху и прижала к груди руки.
Наконец под ногами захрустели чёрные кости мёртвого урожая ржи, и Илька уверенно побежала по пробитой в поле тропе. Река была уже близко. Впереди она рассмотрела и высокий образ Вамматар, опирающейся о шест. Дочь Туони подняла голову, услышав приближающиеся шаги.
– Долго ты, – произнесла она. – Боюсь, что может быть поздно.
Илька спустилась с мостков на плот. Она тщательно отёрла башмаки от грязи, отряхнула платье и проверила: не застряло ли в волосах хвоинки иль листочка, что нельзя унести с собой. За ней забралась и Вамматар, бросив на брёвна размокшую верёвку. Они оттолкнулись от неглубокого дна, и сонная река понесла их прочь от мёртвого берега. Илька, пытаясь успокоить себя, шумно дышала, пусть это было и без надобности. Вамматар молчала, направляя плот. По её движениям Илька поняла, что дочь Туоны торопится доставить их в живой мир. Серп, лежавший за пазухой, грел, пусть на вид он и казался хладным осколком луны да водяными костями.
Туман редел, и в лицо ударил слабый ветерок, пахнущий сырым лесом и близкой зимой. Илька жадно втянула носом этот запах. Берег был близко.
Пришло время, и Вамматар остановила плот, вонзила в ил шест и велела Ильке прыгать на берег, как и прежде, не цепляя воды. Ноги коснулись травы. Живой, хоть и иссохшей в зиму.
Прыгая, Илька прижала к груди обе руки, чтобы серп не выскочил из-под платья. Лишь бы Вамматар не заметила того.
По талому снегу и наледи идти было проще, чем по грязи тропы. Дочь Туони шла впереди, проводя через лес, а Илька всё посматривала на небо в надежде увидеть ночное светило и острые глазки звёзд. Но пока что
