и никак не отпускал. Илька боялась, что время её давно уж вышло и она оказалась запертой здесь, в мёртвом мире, с проклятым зверьём и колдунами, не сумевшими найти обратный путь. Туман Туонелы, пахнущий гнилой болотной водой, лез в лёгкие и разум, усыпляя. Илька не знала, может ли дух её уснуть, как уснуло бы живое тело, но усталость плелась за ней, как тяжёлые куски грязи, налипшие к башмакам.
Стало тихо, как замолк медный звон дубовой листвы. Только чавкала под ногами влажная почва. Илька хотела бежать, но силы подводили её. Что там с ней? Она всё ещё у костра или её и Блоху уже сожрали голодные волки да растащили по лесу кабаны?
Надо идти. Вперёд по тропе через лес к полю, а с поля к реке. Нет, надо бежать. Надо бежать.
Она шла, хватаясь за стволы елей, чтобы не увязнуть в грязи. Грубая кора впивалась в ладони. Молча вставали на крыло птицы, внезапно и резко вырываясь из колючего плена еловых лап. Илька вздрагивала от каждого удара перьями о спёртый воздух. Туман сгущался и белел, стекая в низины. Вскоре невозможно стало рассмотреть что-то, что было дальше собственного шага. Илька замедлилась, теряясь в молочной пелене.
Кто-то тронул её за плечо, и, вскрикнув, Илька обернулась, чуть не свалившись в грязь на дороге. Чудом успела ухватиться за сухую ветку. Она подняла глаза и увидела перед собой мужчину…
– Эйно! – воскликнула Илька.
– Дочь, – еле слышно проронил он.
– Я… я не знала, что ты здесь, – произнесла внучка нойты.
– А я не знал, что ты здесь, пока кто-то не назвал моего имени. Это оказались Лииса и… ты? – Эйно округлил глаза. – Взаправду ты? Как ты здесь очутилась?
– Я не мертва, если ты хотел спросить меня об этом.
– Вот как, – крякнул Эйно и склонил голову, увлечённо рассматривая дочь. – Илка…
– Не зови меня так.
– Лииса зовёт тебя странно.
– Мне так нравится больше.
Ильке стало неприятно от его взгляда, но и сама она не могла удержаться от рассматривания отца. Косматые, грязные волосы доходили до пояса, борода же, наоборот, была коротка, точно её отрезали ножом. Щёки его ввалились, и лицо, плотно обтянутое желтоватой кожей, больше походило на череп. Челюсть его подрагивала. Белёсые глаза смотрели дико и жадно из чёрных провалов глазниц; Эйно часто моргал и щурился, будто не мог совладать с собственными мышцами. Он тянул к Ильке тонкую, сухую руку, больше похожую на узловатую ветку, чем на человеческую конечность. На пальцах его были чёрные узоры, подобные тем, что появились на коже Ильки после того, как она дала клятву Вамматар. Вот только она помнила, как Эйно сам наносил узоры иглой и сажей, сидя у очага.
– М-мне надо идти, – промямлила Илька, делая шаг назад. – Мне не стоит тут оставаться долго. Меня ждёт Вамматар.
– Сто-ой! – жалостливо протянул Эйно. – Я так давно не видел тебя. Ты так выросла…
Он подошёл ближе, продолжая тянуть руки к Ильке.
– Эйно, не надо. – Дочь колдуна почувствовала в своём голосе властные отзвуки материнских приказов и поразилась его звучанию. – Отойди. У меня осталось очень мало времени.
– Постой, дай мне лишь взглянуть на тебя…
Он сделал ещё один шаг; на тот же шаг отступила и Илька, увязая башмаком в выбоине.
– Мне пора. Прощай. – С этими словами она перепрыгнула через грязь и пошла по тропе к реке. Не было в ней ни сожаления, ни грусти, лишь равнодушие, тонко порастающее иглами раздражения.
– Стой! Дочь! – окликнул Эйно в спину.
Илька услышала его протяжный недовольный рык, разрывающий туман, но после он, точно поборов в себе зверя, произнёс то, что заставило её вздрогнуть и остановиться…
– Я знаю, как исцелить того мальчишку! – заискивающе воскликнул он. – Тебе же надо, не так ли?
– Ты врёшь, – не оборачиваясь, сказала Илька.
– Вот и нет, – быстро сказал Эйно, довольный тем, что смог задержать её. – Я знаю таких, как он. Вернее, таких, как его птица. Я видел прежде белых ворон, лосей и лисиц, что обжигали своими хвостами лесные мхи… Видел! Я знаю!
– Его птица чёрная, – раздражённо бросила Илька.
– Это неважно! – Эйно снова сорвался на крик, чувствуя, что теряет интерес дочери. – Я скажу тебе, только не гони меня, старика, прочь. Кровинушка ты моя, Илка…
Она дёрнула плечами и наконец повернулась к отцу лицом. Он выглядел почти что как в тот день, когда Илька видела его в последний раз: жалкий, дёрганый, визгливый. Совершенно беспомощный и бестолково гордый. Она хорошо помнила, как ей приходилось убирать из-за него дом и стирать его вонючую одежду, пропахшую рвотой и болезненным потом. Вот только смотрел и орал он на неё всегда со злобой, особенно когда ей приходилось помогать ему, а не с масляной угодой, теперь текущей из его рта вместо слюны. Верно, будь у него хвост, как у Блохи, он бы вилял им, сбивая в кровь собственные бока.
– Кровинушка моя…
– Не называй меня так, – сквозь зубы процедила Илька. Безразличие, какое она растила в себе все эти годы, как ивовые проростки, таяло бесследно. – Скажи лучше, что знаешь.
Бабушка говорила, что дух его оказался слишком слаб и ремесло нойты быстро сгубило его. Сначала пала душа, а после иссохло и испортилось тело, показав все изъяны прогнившего нутра.
Эйно молчал, только раззявил перекошенный дрожью рот. Его дух, верно, совсем одичал и скис. Прежде он носил на широких плечах шкуру медведя, чьи лапы теперь висели над тем углом, где когда-то в доме жили козы. Илька со злостью подумала, что теперь ему впору была бы разве что шкурка сдохшей под лавкой крысы.
– Скажешь, как исцелить юношу? – напомнила Илька.
– Исцелить… Ах, точно-точно. – Эйно нахмурился, уставился себе под ноги, покачиваясь, а потом вдруг поднял голову и жалобно уставился на дочь. – Если я расскажу тебе, ты передашь Гриме, что мне… мне… мне так жаль, что я испортил ей жизнь. Я хочу, чтобы она простила меня.
– Простить тебя? – Илька фыркнула. – Я не могу говорить за неё.
– Ну может, тогда хотя бы ты меня простишь? С тобой я был не так жесток…
– Может, – неуверенно и недовольно подтвердила внучка нойты.
Лицо Эйно озарилось блёклым лучом надежды, будто догорающая звезда упала ему на лоб.
– Простишь, даже если я скажу, что это из-за меня у Гримы плохи ноги? – Голос его задрожал, срываясь на плач. – Помнишь, как её родня покидала Ве? Она хотела уйти от меня и забрать тебя с собой. Отправиться с ними и бросить меня, бросить Лиису. А
