конечно же я не приглашен! Это будет вечеринка для разного рода Кауфманов и их родственников евреев-банкиров.
— Джон, ты не должен так говорить.
— Почему? Это делает меня похожим на фаталиста? Но что я могу поделать, если Кауфманы действительно являются родственниками других богатых евреев-банкиров?
— Когда ты говоришь так, это выглядит как издевательство, — осмелился сказать ему Нойес.
— Ладно, я не хотел, чтобы это выглядело издевательством. Над социальной и культурной элитой не издеваются. То, что ты услышал — не антисемитизм, Чарльз, это обыкновенная зависть без всяких иррационально-невротических проявлений. На этой вечеринке будет каша из Леманов и Лоэбов. Там не будет никакого Джона Родитиса. Фрэнк Сантоликвидо тоже собирается туда.
— Но он не еврей.
Родитис был явно раздражен.
— Конечно же нет, черт возьми! Но он достаточно важная персона, находится на близком к ним социальном уровне, к тому же Марк Кауфман пытается заручиться его поддержкой в деле личности старика. Сантоликвидо и его девчонка прилетят на личном самолете Марка, вот до чего дошло дело. Можно поспорить, что Марк собирается провести весь день, доказывая Санто, как важно не допустить меня к личности дяди Пола. Этому надо как-то помешать. Вот поэтому тебе и придется отправиться на вечеринку.
— Мне? Но меня не приглашали!
— Заставь их себя пригласить.
— Невозможно, Джон. Кауфман знает, что я связан с твоей организацией, и если ты в черном списке, можно поспорить, что и я…
— Но ты также связан с Лоэбами. Разве не так?
— Ну да, моя сестра замужем за Лоэбом. Я думаю, что она приглашена.
— Я уверен в этом. У меня есть полный список приглашенных. Мистер и миссис Дэвид Лоэб. Это твоя сестра, правильно?
— Так.
— Отлично. А теперь прикинем, что случится, если она позвонит Кауфману и скажет, что находится в воздухе где-то над Кубой, что самолет сядет через пять минут, а она решила захватить на вечеринку своего маленького братика. Скажет ли Кауфман «нет» и отошлет ли сучку домой?
— Он будет взбешен, Джон.
— Пускай побесится. Ему все равно придется сохранять позу. Это не официальная встреча, где лишний человек полностью изменяет баланс сил, и он не сможет убедительно отказать тебе в посещении вечера вместе с твоей сестрой. Тебя примут. Худшее, что может случиться, это несколько кислых взглядов со стороны Кауфмана. Социально ты будешь находиться среди равных, все будут тебе рады, и не будет никаких осложнений.
Пальцы Нойеса задрожали. Кравченко злорадствовал. Осторожно Нойес потянулся налево, туда, где недосягаемый для сенсоров Родитиса лежал поднос с капсулами, которые содержали напитки. Он активизировал капсулу и впрыснул ее содержимое в свою руку. Стало легче. Но все же не совсем хорошо. Он чувствовал тошноту. Идея о грубом прорыве на вечер к Кауфманам за счет игры на своем пошатнувшемся статусе и связях сестры в интересах Родитиса ошеломила и подавила его.
— Допустим, я попаду на вечер, — сказал он. — Какова будет моя цель?
— Главное — приблизиться к Сантоликвидо и поработать с ним.
— Насчет личности Пола Кауфмана?
— А чего же еще? Ты должен быть осторожным и дипломатичным. Он собирается принять решение о трансплантации прямо на днях. Она нужна мне так, что я не могу выразить словами, Чарльз. Ты представляешь, что я могу сделать с Полом Кауфманом в голове? Какие двери откроются передо мной, какие планы я смогу претворить в жизнь? И все это зависит от Санто. А он будет там, в непринужденной обстановке, в тенечке, изрядно выпивая. И ты сможешь поработать с ним. Используй свое старое обаяние. Это то, за что я тебе плачу — старое, доброе, религиозное англосаксонское обаяние. Уговори его!
— Хорошо, — пробормотал Нойес.
— Даже если сразу у тебя ничего не получится, возможно, ты что-нибудь узнаешь. Какое-нибудь уязвимое место в его оболочке. Какую-нибудь точку опоры, за которую мы смогли бы уцепиться.
— Ты собираешься шантажировать Сантоликвидо, чтобы решить этот вопрос? — спросил ошеломленно Нойес.
— Разве я это говорил? Какое грубое предположение, Чарльз! Я считал тебя более проницательным, — рассмеялся Родитис. — Позвони сестре. Устрой все. А, Чарльз?
Экран потемнел.
Нойес поглядел на пол. Затем нагнулся и вцепился пальцами в ковер, пытаясь собраться. Его голова, казалось, раскалывалась на части.
«Позвони сестре, Чарльз. Разве ты не слышал?»
— Не буду!
«Лучше позвони. Ты не можешь не подчиниться ему».
— Это грязно! Пролезть на вечер, чтобы он мог использовать меня для шантажа Сантоликвидо…
«Ему нужна личность старого Кауфмана, не так ли? Это его пропуск в высшее общество. Твоя обязанность — помочь ему в том, чего он хочет».
— Но не за счет моей цельности.
«Ты давным-давно потерял ее. Давай, Чак. Он прав. Я тоже хочу пойти на вечер. Там будут по крайней мере три мои жены. Я бы с радостью посмотрел, как они состарились».
— Лучше я убью себя!
«Если бы у тебя варили мозги, ты бы давно это сделал. Бери трубку. Звони своей сестре». — Нойес услышал в своей голове издевательский смех.
Он вернулся в спальню и поглядел на склянку с карнифагом. Но, как всегда, это было только драматическим жестом, который не мог повлиять ни на него, ни на демоническую личность в его голове. Поражение сводило его мышцы. Он схватил телефонную трубку и набил номер. Несколькими секундами позже на маленьком сером экране появился приватный код его сестры. Нойес подумал, что она, вероятно, принимала утреннюю ванну.
— Глория, это я, Чарли, — сказал он. — Твой коллега по утробе.
Экран посветлел и на нем появились лицо и плечи Глории. Она была укутана в лоскут какой-то тонкой материи, а ее щеки и лоб блестели от крема — она всегда старалась выглядеть моложе своих лет. Она была на три года старше Нойеса, но выглядела по крайней мере на дюжину лет моложе. Они никогда не любили друг друга. Ее брак с Дэвидом Лоэбом шестнадцать лет назад стал ошеломляющим социальным событием, грандиозным взрывом, если так можно было назвать союз между старой новоанглийской и старой европейской аристократией. Это была одна из самых известных свадеб тех дней. Появилась новая порода англосаксонских евреев, чья ужасно перемешанная кровь так же легко связывала их с Плантагенетами, как с Соломоном и Давидом, что было непобедимой комбинацией. На свадьбе сестры Нойес страшно напился. Можно сказать, что его закат и падение начались именно с этого момента, несколькими неделями позже ему стукнуло двадцать один.
— Я рада, что ты позвонил, Чарльз, — сказала она холодно. — Ты хорошо выглядишь.
— Это вежливая ложь. Я выгляжу ужасно, и ты можешь преспокойно сказать мне об этом.
Ее губы недовольно скривились.
— Что-то случилось?
