Насколько я знал, из телевизионных дебатов на эту тему, существовал некий Европейский общак, в который вносились средства всеми странами-членами, необходимые для приёма и содержания беженцев. Думаю, что в последствии, страны, отчитавшись о своих расходах, получали компенсацию из Евро бюджета.
В Англии говорили больше и громче о расходах на содержание беженцев, и помалкивали о новых рабочих местах в сфере социального обслуживания и неквалифицированных, низкооплачиваемых работах, выполняемых исключительно беженцами и прочими иммигрантами.
О самом городском колледже я выяснил, что это некое универсальное профтехучилище, готовящее трудовые кадры. Список профессий, которым здесь обучали, был огромный; повара, парикмахеры, каменщики, пользователи компьютерных программ. Кроме иностранных беженцев, осваивающих английский язык, сюда по утрам подвозили и спецгруппки улыбчивых студентов — детей Солнца (даунов). Чему здесь обучали этих ребят, я не знаю.
Я определил здесь для себя простую и безобидную для Англии цель, — всего лишь получить студенческий билет, дающий мне доступ к их компьютерному залу. Работало это благо с девяти утра до пяти вечера, кроме субботы и воскресенья. Всё это время, несколько десятков компьютеров, подключённых к Интернету и пару принтеров с бумагой, были доступны предъявителям студенческого билета. Ограничивали пользователей лишь в посещении сайтов порнографического содержания. Кроме этого, предъявив студенческий билет по месту работы, я мог рассчитывать на освобождение от подоходного налога. Только этот момент пока не гармонировал с моей текущей трудовой деятельностью. Студентом я выступал, как Mr Stitskoff, а трудился, как Сергей Голубец. Последний, кстати, всё больше ревновал меня к его доброму имени, да и сам я искренне хотел признаться агентству о том, что я не Голубец, а лишь, по случаю, работающий за него и платящий налоги на его имя.
И как я смогу объяснить Её Величеству все эту путаницу, если, наконец, возникнет вопрос о присвоении мне должного звания?
В этот же день я отыскал в библиотеке колледжа место, где оформлялись студенческие билеты.
Это оказался маленький кабинет, где едва размещался стол с необходимой техникой и два стула. Я подал дежурившей там женщине свой беженский документ, она отыскала моё имя в списках, зачисленных на учёбу, и предложила мне повернуться лицом к фотокамере. Зафиксировав и сохранив в памяти компьютера фото моей физиономии, она сверила со мной правильность внесённых данных и дала команду принтеру отпечатать документ. Упаковала это в пластик и выдала мне в пользование.
Вопрос о беженцах, наполняющих остров, волновал не только меня. Однажды, всем жильцам нашего дома, почтой доставили письма от Службы Социального Сервиса при Городском Совете Саутхэмптона следующего содержания:
16 мая 2000 г.
Уважаемый товарищ!
Насколько Вам известно, правительство Великобритании установило определённую сумму выплаты для лиц, ищущих убежище. Данное положение было введено в действие с 1 апреля 2000 г., однако Городской Совет Саутхэмптона продолжал производить оплату по прошлому, более высокому тарифу. К сожалению, данная практика заканчивается, и с 27 мая сумма Вашего финансового обеспечения будет составлять 32 фунта стерлингов в неделю.
С уважением
Тони Томпсон.
Эта новость вызвала у всех нас тихое возмущение.
Как проявление солидарности с нами, в одну из суббот, среди дня у супермаркета ASDA появилась группа демонстрантов. Местные чудаки с плакатами информировали соотечественников о фашисткой политике правительства по отношению к иностранцам, ищущим убежище в Великобритании. Они раздавали прохожим листовки, в которых приводились факты унизительных условий пребывания беженцев в их стране. Обращалось внимание на применение закрытых, охраняемых, подобно тюрьмам, центров для временного содержания беженцев. Критиковали полицейские методы контроля за перемещением беженцев, находящихся вне центров содержания. Возможность задержания иностранцев для последующего водворения в закрытые центры или депортации. Применение специальных продуктовых ваучеров, в качестве социальных выплат беженцам, и тому подобные, унижающие человеческое достоинство, меры. Такие методы обращения с беженцами, на их взгляд, унижали демократические завоевания Великобритании и прививали, чуждые Англии, фашистские традиции.
Понаблюдав за реакцией прохожих соотечественников на их призывы, я понял, что всё это едва кого-то волнует. Контактного адреса для связи с их организацией, они не смогли выдать, и мне ничего не оставалось, как присоединиться к потоку равнодушных обывателей и пройти в супермаркет. Там, применив упомянутые ваучеры, я прикупил сухое красное вино, шоколад, и удалился в места комфортного осмысления увиденного.
Однажды утром, вернувшись с ночной смены, я имел официальный визит окончательно разочаровавшегося во мне земляка-товарища. Пообщавшись на кухне с Сергеем из Таллинна, он с озабоченным видом зашёл ко мне в комнату и лично приступил к расследованию новых фактов моего анти социального поведения.
— Ну, рассказывай, шо ты там вытворяешь на фабрике, представляясь моим добрым именем?
Состояние после бессонной ночи было вялое, и мне меньше всего хотелось участвовать в очередной разборке, да ещё и в качестве подозреваемого.
— Что ты имеешь в виду? Спрашивай конкретно, что тебя беспокоит в этот раз?
— Меня беспокоит то, что, работая там по моему документу, ты занимаешься стукачеством.
— На кого и что я настучал?
— Люди жалуются, что ты там постоянно базаришь с англиками и прочими козлами, трепешься о наших товарищах… А потом, у людей неприятности.
— Что и кому я натрепался? У кого какие неприятности возникли? И как я оказался причиной этих неприятностей? — понял я, что этот разговор затянется.
— Та хотя бы сегодня… Молодая девчонка, только вторую ночь вышла на работу, и её уже попросили…
— Ну а я-то, какое отношение имею к этой девчонке? То, что я был с ней в одной смене и работал рядом?
— Самое прямое отношение. Ты там, как всегда, общался с англиками, они, с твоей подачи, и решили уволить девочку.
— Что за бред! Общаемся мы там постоянно во время работы, о чём угодно. Что в этом странного? Молодая девушка от нашего агентства и несколько других кадровых работников действительно работали за одним столом. Она слишком часто отлучалась, якобы, в туалет. В конце смены, после планового перерыва она не вернулась на рабочее место… О ней спросили у меня, я в ответ — лишь пожал плечами, откуда мне знать… Отыскали её возле своей подружки… Обычный детский сад. Кому такая работа понравится? Вернув её к работе, старшая заявила о своём намерении просить агентство, больше не посылать такую работницу на их фабрику. Вот и вся история. В чём ты здесь меня обвиняешь? Если тебе больше нравятся объяснения случившегося, услышанные от Сергея, пожалуйста, слушай, кого хочешь, и делай выводы, какие тебе угодно. Сергей наблюдал происходящее со своего отдалённого рабочего места, и после работы заботливо пообщался со своей молодой землячкой. Как и для чего, он разглядел во всём случившемся моё стукаческое участие, я не знаю, и объяснять не желаю.
— Я по себе знаю, как и чего ты можешь наболтать, и как это может навредить кому-то. Ты думаешь, я не знаю, как ты меня называл всякий раз, когда говорил с англиками обо мне?
— Я просто уже не понимаю, о чём ты, — устало отмахнулся я от идиотских претензий.
— Так я тебе объясню! Везде, в агентствах, в банке… Когда ты им говорил обо мне, ты всегда называл меня «Зыс гай, зыс гай» (This guy — этот парень).
— И что с того? — удивился я. Как, по-твоему, я должен был называть тебя? Сэр? Джентльмен? Не понимаю, что тебя так возмущает?
— А то! Ребята, которые говорят по-английски получше тебя, объяснили мне, что означает «гай».
— И что они объяснили тебе?
— А то, что «гай» значит гомик! (Gay) Я тебе доверял, а ты меня везде на посмешище голубым выставлял, — выплеснул он мне.
— Всё ясно. У тебя всё?
— Нет, не всё. Ещё я хочу, чтобы ты прекратил пользоваться моим именем, как можно скорей.
— Всё понял. В ближайшие дни я всё поправлю. Я и сам этого хочу.
На этом, мы холодно расстались.
Оставшись один в своей комнате, я почувствовал облегчение, и честно признал факт уже коллективной неприязни ко мне. Единственной формой общения с окружающими меня людьми, стали спор и разбирательства, поэтому, я старался больше молчать. Но и это раздражало некоторых. Моё молчание в этой компании не оценивалось, как золото. Меня провоцировали на беспредметные споры и малоинтересные темы. Но моя логика не воспринималась, а шутки нередко оказывались причиной обид.
Общение с людьми через Интернет, которых я никогда не видел, оказалось для меня верхом гармонии человеческих отношений.
