РИПЕЛЛИНО
«Нет, я не говорил, что одинок я в мире…»
Нет, я не говорил, что одинок я в мире,Как кукла Шлеммера.Подобно покрываламНадвинув жалюзи на старческие лица,Меня по-дружески приветствуют дома.
Нет, я не говорил, что я изнемогаю,Как дерево под острою пилою,Но звезды от меня скрываются внезапно.Когда ищу я искорку огня.
Нет, я не утверждал, что я всегда печален.Что я — опустошенная бутылка,Но с давних пор я знаю, что источникВнезапно высыхает и мелеет.Когда напиться вздумается мне.
И я не говорил, что счастлив я, подобноПионам, установленным в шпалеры, —Почуяв плеск лебяжьих крыльев счастья,Я не умею счастья удержать.
Да, я молчал, но каждый понимает,Что я всем сердцем обожаю жизнь.
«Пришел февраль огромный, бородатый…»
Пришел февраль огромный, бородатый.Над каждым листиком, над каждой малой птицейОн плачет и томится, словно Горький.Я весь опутан крыльями газет,Распластанных по комнате. Я вижуСквозь строки надоевшего дождяОскаленную пропасть океана,Землетрясенья дальние и снег,Подобный белым клавишам рояля.Я вижу пушки, вижу их огонь,Я замечаю строй марионеток,Передвигающих орудья, чтобы дымКлубами опускался на дорогу.И нет мне радости от тех газетных крыл:Убит дождем словесной схватки пыл.Под завыванья желтых хроникеровЖизнь скорчилась в гримасе, и томитсяЗасосанная липкою трясинойО лучшем мире пленная мечта.
ВОСКРЕСЕНЬЕ
В зеленых хижинах смеются дети Альп,Когда, цепляясь за бинты тумана,Вороний крик несется по долине.В ущелье отдается гром реки —То влажный конь через плотину скачетИ потрясает пенистою гривой.Внимая перекличке воробьевНа проводах и в воздухе холодном,В зеленых хижинах смеются дети Альп,Смеются листья тыквы и большиеГлаза подсолнечников, налитые блеском,И маки на мохнатых стебельках,Подобные фонарикам пунцовым.Надев чулки, всё в кисточках и лентах,Подмигивает горное селенье,И рой зонтов, надутых свежим ветром,Смеется в отдыхающих руках.И лишь четыре борова, которыхСегодня здесь заколют на обед,Ревут и стонут, и веселый праздникНарушен этим судорожным воем…
ИЗ ВЕНГЕРСКОЙ ПОЭЗИИ
АНТАЛ ГИДАШ
ЗАЧЕМ?
Зачем же люди плачут по домам,не выходя на улицу, не собираясьна площадях, открытых всем ветрам?Зачем они, от боли содрогаясь,прижав к глазам измученным платок,рыдают немощно? Из этих слез соленыхтакой бы ринулся по городу потокбушующий, от этих горьких стоновтакой бы смерч пронесся по жильюи грозное перо такие б обвиненьявписало в книгу, Венгрия, твою, —что даже мертвые во всем твоем краювосстали б, требуя отмщенья!
ЧЬИ КУЛАКИ…
Чьи кулаки, обезумев, на клавиши эти упали?Вскрикнули в ужасе струны,как нервы живые, скрутились,стоном стонут они и душат друг друга за горло.
Свет мой, радость моя!Лишь одна ты со мною осталась!Но и в сиянье твоем я не знал столь печального мраканад океаноммоей возмущенной души!
БОЙНЯ
И, плача, я хватаю за рогамои бодающиеся воспоминанья,я волоку на бойню их, покане разорвалось сердце от страданья.
И за ударом падает удар,и предо мною, вскакивая с ревом,они хрипят в беспамятстве, и парих застилает облаком багровым.
И вот, на крючьях подняты вдали,они висят, качаясь еле-еле,и морды их волочатся в пыли,и слезы на глазах застекленели.
И буря поднимается во мне,и от рыданий вздрагивают веки,и плачу я, истерзанный вдвойне, —навеки окровавленный, навеки…
ГОВОРИТ МАТЬ
Путь наш окончен, и незачем плакать о нас.Путь свой свершает земля, наступает последний мой час.
В землю легли миллионы убитых людей,как-нибудь лягу и я между ними с любовью моей.
Время, пространство и смерть испытав до конца,сына найдет еще мать и сотрет ему слезы с лица.
За руки взявшись, замкнут они жизни звено,вечность в дунайские воды их примет на самое дно.
Если же в мире наступят счастливые дни,снова из мертвого ила поднимутся к миру они.
Звездным сияньем людей обольют из-под век,и человеком воистину станет тогда человек.
ЧЕРНЫЕ РУКИ
Черные руки вздымают мосты.Мертвые люди вздымают персты.Мать моя, руку вздымаешь и ты.
Черною тенью скользят облака.С визгом и воплем несется река.Давит ее человечья тоска.
Нет ей покоя от мертвых гостей.Русло от боли сжимается в ней.Волны — и те человечней людей.
Вихри — и те человечней врага.В ужасе гонят они облака.Полная слез, негодует река.
ОТВЕЧАЕТ СЫН
О, посмотри на меня через горе и муку,мать моя бедная! Как ты теперь далеко!Больно тебе? Протяни мне холодную руку.
Мысли мои переломаны, словно игрушки.Голоден я. Но едва я беру молоко, —пламя встает, выбиваясь из глиняной кружки.
Горло, сжимаясь, глоток возвращает обратно.Хлеб сиротливо лежит на холодном столе.Мать моя бедная! Горе мое необъятно.
Ненависть, ненависть! Я опрокинут тобою.Нет мне покоя в довольстве, в семье и в тепле,в пище, в работе — ни в чем не найти мне покоя.
Нет мне покоя: убийцы идут по земле.
ОТВЕРНУТСЯ ТРАВЫ
Кадры из тысячи фильмов бегут,голову кружат, дышать не дают.Как ни болят мои очи, сегодня я вряд ли усну.Тянутся руки — бессильные руки — к вину.
Даст ли оно мне забвенье? Навряд!Лишь сновиденья огнем загорят.Капая на руки, катятся слезы мои,как ненавижу я жалкие слезы мои!
Глупый, зачем ты смежаешь глаза?Спящего разве минует гроза?Травы — и те от тебя отвернутся в бою,если за мать не отмстишь ты сегодня свою.
ТОЛЬКО МЫ!
Там, где родился, — отчизна твоя дорогая,где говорить научился — там родина… Как же назватьэту страну, где рожден я, где вырос, играя,где как собаку убили моюбеззащитную мать?
Вырвать ли мне мой язык изо рта иль смиреннов сердце своем упокоить могильные эти холмы?О, расступись, мое небо! Исчезни, дунайская пена!Звезды над нашей страною зажжем только мы.Только мы!
КЛАССИКИ ГРУЗИНСКОЙ ПОЭЗИИ
ДАВИД ГУРАМИШВИЛИ
