когда он их видит, его лицо искажает страх.
— Марта, что с тобой? Тебе так больно?
Не могу ничего сказать, чтобы не разреветься. С членом внутри плакать не очень хочется, но предательские слезы не отступают. Давид берет мое лицо в ладони и покрывает поцелуями.
— Прости, прости, моя сладкая, моя красавица, я потерял контроль. Подожди… — он подтягивается на руках вместе со мной и садится, опираясь спиной о стену. — Сейчас все будет хорошо, ты только расслабься. Давай это снимем.
Он стягивает с меня сорочку и бросает на пол. Следом летит бюстгальтер, а мои соски уже в руках и губах Давида. Он их скручивает, облизывает, теребит языком. Боль уходит мгновенно, вытесняясь фантастическими ощущениями, от которых я сама начинаю двигаться и насаживаться на каменный член Давида.
— Тихо, тихо, — шепчет он, всасывает сосок и удерживает меня за бедра.
— Давид, мне уже не больно, я уже хочу, — жалобно стону я, стараясь высвободиться.
— Хорошо, — он отрывается от моей груди и возвращается к моему рту, — моя горячая, жаркая девочка…
Одним движением разрывает мои трусики-паутинку и вместе со мной съезжает обратно вниз. Я, почувствовав свободу, начинаю двигаться. Боли нет совсем, зато появляется смутно знакомое ощущение, будто внутри закручивается спираль. И каждый толчок члена выносит меня на следующий уровень удовольствия.
— Такая красивая, такая… — руки Давида ложатся на грудь и с силой их сдавливают, найдя пальцами соски.
Я взвиваюсь на члене и опускаюсь обратно. Поднимаюсь и опускаюсь.
— Меня надолго не хватит, Марта, — хрипло говорит Давид, а я люблю каждую бисеринку пота, покрывающую его лоб.
— Меня тоже, — и я сиплю и облизываю губу.
Давид всовывает мне в рот большой палец, и я посасываю его, продолжая насаживаться на член. Внутри все плавится, и чем сильнее я насаживаюсь, тем острее эти ощущения. А когда влажный палец находит мой клитор, я не стесняясь кричу и двигаюсь вдвое быстрее, насаживаясь теперь еще и на палец.
— Марта, Марта, — в унисон моим движениям хрипит Давид.
Он делает еще несколько круговых движений по клитору, и я взрываюсь на члене оглушительным оргазмом, от которого слепну и глохну на некоторое время.
Прихожу в себя лежа на Давиде, который гладит мои волосы и мокрую спину.
— Все хорошо? — спрашивает он, и я обессиленно киваю. — Тогда моя очередь.
Он приподнимает мои бедра и начинает мерно вколачиваться, с каждым толчком упираясь пахом в мои ягодицы. Я снова чувствую зарождающееся желание, но Давид слишком сильно бьется внутри членом, что мне даже немного больно.
Муж кончает громко, матерясь и испуская в меня с каждым толчком теплые струи спермы. Когда мышцы перестают сокращаться, он из меня выходит, но у меня такое ощущение, будто член так и остался во мне. И я продолжаю двигаться.
Давид вглядывается в мое лицо, затем резко поднимает и толкает к стене, а сам фиксирует для себя снизу. Не успеваю опомниться, как его язык находит мой клитор, и дальше начинается настоящая сладкая пытка.
Я упираюсь руками в стену, Давид лежит на спине и облизывает мне промежность. Я стону, извиваюсь, но он держит крепко. Муж то врывается в меня языком, то лижет складки, то сосет клитор пока молнии оргазма не пронзают мое тело, и я не повисаю бессильно на ослабевших руках.
Давид осторожно отпускает мои бедра, я сползаю к нему. Наши лица оказываются друг напротив друга, муж проводит большим пальцем по моим губам, и мне ужасно хочется услышать признание в любви.
Три простых слова. Я. Тебя. Люблю. И когда он приоткрывает рот, я в ожидании даже глаза закрываю.
— Ну наконец-то, — слышится напротив хриплое.
Я не позволю себе расстроиться. Не стану. Может быть, совсем немного, совсем чуть-чуть.
Все будет, нам просто нужно больше времени.
Глава 29
Передо мной спящий Давид, у которого я лежу на животе. До меня он полностью обнажен, а что там творится за моей спиной, страшно подумать.
Но когда я засыпала, мой муж был укрыт, я лично заботливо поправляла простыню. Теперь ею укрыта я.
Выходит я во сне стащила с мужа простыню, укрылась, улеглась ему на живот и спокойно проспала до утра?
Боги, как я могла? Он же больной! Пострадавший. И я должна была за ним ухаживать!
А я вместо этого нагло на нем разлеглась, еще и простыню на себя перетащила.
«Погоди, Марта, не паникуй! — одергиваю себя. — Может, она просто сползла?»
Приподнимаюсь на локте, осторожно поворачиваюсь и ошеломленно застываю.
Дальше Давид обнажен не полностью, на нем надеты боксеры. Но они мало скрывают то, что я столько раз чувствовала под собой. А вчера чуть не почувствовала в себе.
Не могу отвести от него завороженный взгляд.
Это красиво. Это так волнительно, что я сажусь в кровати и сжимаю колени.
Жадно рассматриваю Давида, ощущая как немеет все тело. Впервые в жизни я вижу так близко почти полностью обнаженного мужчину. Не в кино, не на фото и не пляже. И не какого-то постороннего мужчину, а своего собственного мужа.
У него все идеально. У него идеальное загорелое тело, даже в расслабленном состоянии видно, какая энергия и сила скрывается в этих рельефных мышцах. И медицинские нашлепки из марли и пластыря, разбросанные по телу, не портят общее впечатление.
Их много, как и поверхностных ссадин и царапин. Доктор назвал это «незначительные травмы и повреждения». Но если представить, что все это необработано и кровоточит…
Да, правильно сделали, что меня не пустили. Это все Давид, он достаточно меня изучил.
Протягиваю руку к лицу мужа, но не касаюсь. Он мерно дышит во сне, а его грудная клетка поднимается и опускается, как будто он качает дельтовидную мышцу.
Его ноги сильные и мускулистые. Даже не верится, что передо мной человек, который несколько лет провел в инвалидном кресле.
На животе и сейчас видны кубики. Тут тоже все идеально. Еще бы, я лично видела, как он пашет в тренажерном зале! Особенно мне нравятся косые мышцы и жесткая дорожка коротких волос, уходящая под резинку боксеров.
Тут же краснею и одергиваю себя. О чем я вообще думаю? Мой муж после аварии, он ослаблен, ему нужен уход…
Чтобы отвлечься, снова смотрю на пресс. Ничего же, если я его потрогаю? Я легонько, только пальчиками. Эта косая мышца так натянута, она совсем не
