Велги вместо возражений вырвался стон. И она, задыхаясь, хваталась за задранный подол своей рубахи, за руки Войчеха, желая то ли оторвать их от себя, то ли прижать ещё ближе.
Город на холме, точно огромный, свернувшийся змей, переливался сотней огней. Никто не спал в эту ночь. Берег сотрясали удары бубнов.
– Мой венок…
Мимо проплывали чужие венки с зажжёнными свечами, но её венок с ромашками и васильками соскользнул с головы и затерялся в темноте. Венок Войчеха скрылся следом.
Велга шаталась, и Войчеху пришлось подхватить её, уводя к берегу.
– Что? – спросил он растерянно.
– Мой венок. – Велга оглянулась, пытаясь разглядеть его в темноте, но заметила только рассыпавшиеся по воде цветы. – Он что, утонул?
– Да…
– Это дурная примета.
Но Войчех не дал ей договорить, снова поцеловал.
Огни на воде расплывались, мерцали. Велга прикрыла глаза, прижимаясь к груди Войчеха. Они стояли по пояс в воде, но кожа горела, и подувший ветерок принёс прохладу и щебет трещоток. Ударил бубен, и эхо разнеслось над рекой.
Город на холме опустился во тьму…
– Что это…
Пальцы Войчеха сжали её жёстче.
– Пошли на берег…
Они бегом кинулись из воды. Венки заколыхались, когда поднявшиеся волны накрыли их сверху.
– Что это… это он?
Выбравшись на берег, они остановились у самой кромки воды, прижимаясь друг к другу, прислушиваясь, но бубны били слишком гулко, и вдали, в полях и выше по реке, улюлюкали дико и вольно.
Все огни в округе погасли. Остались только редкие свечи на реке, что не успели потухнуть.
– Чтобы я ещё раз вернулся в этот грёбаный город, – пробормотал Войчех.
Оба замолчали, прислушиваясь, приглядываясь. И жаркая весёлая ночь вдруг окрасилась волнением. В страстном звуке бубна звучала угроза. В шелесте волн виделась опасность. А в голосах людей проснулся страх.
– Щур! – завопили на другом берегу. – Щур забрал Солнечную королевну!
И все сорвались с места. Опустели стоянки вокруг костров. Заглохла музыка.
Раздавался только топот, и трава шуршала под ногами, дыхание сбилось.
– Щур…
– Щур забрал королевну!
Тени мелькали в ночи. Крики разрывали тьму. Кто-то вопил в ужасе:
– Солнечную королевну забрали!
Кто-то смеялся истошно:
– Забрали!
Безумие. Вся ночь дышала безумием. Оно осталось на губах Велги после поцелуев Войчеха. Оно отдавало слабостью в сдавшемся теле после его прикосновений. Разум потух, когда загорелись костры. И всё людское исчезло, когда потухли огни на берегу Горькой реки.
Велга взвизгнула, споткнувшись. На земле, прямо на голой траве сплелись девушка и парень. Обнажённые. Велга ахнула, попятилась, закрыла глаза.
– Пошли. – Войчех дёрнул её за руку, и они побежали дальше.
– Что… они…
– Это Купала, – бросил сердито Войчех. – А ты что ожидала?
Она ничего не ожидала. Её никогда не пускали на Купалу. Это было грешно, как говорили родители. Постыдно.
Велга оглянулась на бегу, но в толпе бегущих, в ночи и в высокой траве, растущей на берегу, давно уже скрылись любовники. Это было бесстыдно.
– Щур забрал королевну!
Смерть пришла в Щиж. Смерть. Щур. Древний господин рек. Но всё, о чём думала Велга, – о нагих любовниках, отдавшихся страсти. Почему… почему она устояла? Почему устоял Войчех? А если бы…
Из мрака выглянул огонь.
На пристани Щижа, под его высокими чёрными стенами, горел большой костёр. И от берега в лодке, украшенной цветами и свечами, отплывала девушка в красном.
– Солнечная королевна! – заулюлюкали от пристани.
– Забери её, Щур!
Велга и Войчех остановились, глядя на лодку.
– Что происходит?
А народ, бежавший вместе с ними, радостно захлопал.
– Щур забрал Солнечную королевну.
И кто-то тут же завёл знакомую обрядовую песню:
Сиди, сиди, ящур, на золотом троне,
Щипли, щипли, ящур, орехи горькие…
В растерянности Велга крутила головой, всё пытаясь понять, что случилось. Где беда? Почему никто не испугался Щура?
– Тьфу. – Белый скривился. – Это просто обряд. Игра. А я уж подумал…
– Я тоже, – проговорила на выдохе Велга. – Я поверила.
– Вы что, – на них обернулся взъерошенный светловолосый парень, – никто не отдаст Солнечную королевну по-настоящему. Она просто проплывёт на лодке до поворота.
– Придурочные вы тут все, – пробурчал Белый и повернулся к Велге: – Пошли обратно. Не на что тут смотреть. Лучше выпьем.
В полумраке он нашёл ладонь Велги, переплёл их пальцы. Вдвоём они пошли мимо людей, выстроившихся на берегу и махавших Солнечной королевне, пока она медленно плыла по течению.
Лови, лови, ящур, красную девицу,
Коя лучше всех, коя краше всех…
Песня звучала весело, задорно, но от неё пробирало могильным холодком. Щур оставался где-то там, в водах северных рек. Он никуда не делся. И он до сих пор не исполнил договор.
Велга и Войчех медленно ступали по берегу, возвращаясь обратно в скренорский лагерь. Позади горели огни, впереди лежала тёмная дорога, и ночь наполнилась смехом, стонами и криками.
Стало невыносимо стыдно держаться за руки с чужим мужчиной, когда где-то далеко Велгу искал её муж. Её враг. И стало невыносимо стыдно вспоминать всё, что она позволила сделать с собой, и всё, что сделала с ним сама. Но куда больше, куда ужаснее было, что Велга теперь желала большего…
– А-а!
Этот крик был другой. Он пронзил ужасом и страхом. Он растерял всю шутливость. И он тут же перерос в вопль:
– Щур!
– Помогите!
Белый и Велга обернулись, но огонь на реке погас. Лодка перевернулась. Крики слились. Все визжали. Плескалась вода.
– В воде! Она в воде!
– Спасите королевну!
Сильнее сжав руку Войчеха, Велга, не моргая, смотрела на реку. Она видела только размытые тени, но знала, знала наверняка: Щур забрал Солнечную королевну.
Никто не сунулся в воду. Она звала на помощь, бултыхалась, вопила, но продлилось это недолго. Скоро и толпа на берегу замолчала. Господин рек пожелал принять то, что ему предложили. И никто не посмел возразить.
На берег опустилась тишина. И слышно стало, как что-то большое, неповоротливое медленно проплыло мимо.
Велга попятилась. Белый последовал за ней.
– Это моя лента, – пробормотала она.
– Что?
– У Солнечной королевны была моя лента. Что, если…
Это из-за неё. Из-за неё Щур забрал Солнечную королевну. Он искал Велгу.
Белый не дал ей договорить. В лагере разожгли огонь. Они сели ближе к костру, Войчех нашёл вино, и Велга пила, пила, пока её не перестал бить озноб. А дальше был берег. И медленный, крадущийся беспощадный рассвет, что должен был забрать с собой всё, кроме воспоминаний.
Ночь рассеивалась и испарялась, а вместе с ней обращался в морозный туман над рекой и жар костров. Велга сильнее
