— А представьте, каково мне было! Сплю я, значит, и снится мне, что в комнату кто-то ломится. Продираю глаза и вижу, что в окно — на тринадцатом-то этаже — ногой стучит неизвестный гражданин: «Пусти, мужик, очень надо!». А потом в дверь начинает колотить другой мужик, которому тоже очень надо. Что они там не поделили?
Входит Баев, рожа вороватая, довольная, как у кота. Уладил конфликт, да так скоро!.. Наелся сметаны. Видимо, с Самсоном мы и в новом сезоне не расстанемся.
— Ладно, ребята, не буду вам мешать, — засобирался Кубик, юноша интеллигентный и занятой.
— По-моему, это мы тебе помешали, — учтиво поправил его Баев.
— Вы очень кстати меня разбудили, на работу пора. Я вечером зайду. Будете дома?
— Сколько я с ними знаком, а еще ни разу не слышал ответа на этот простой вопрос, — сказал Петя с нажимом, наболело у него.
— Заходи когда хочешь, — сказал Баев, — здесь недалеко.
— Лады. Могу устроить вам экскурсию по ГЗ и по этажу, с нашими познакомлю. Ну, до вечера.
Баев: Митяй заходил? Петя: Нет, зашла его жена. Я: И ребенок зашел. П., с досадой: Опять ты… Я: А как надо было сказать? Что его внесли и вынесли? Б.: Ну и фиг с ним. А что у нас есть поесть? П.: Кажется, я это уже где-то слышал. Махнем в Питер?
Так мы и познакомились с тринадцатым этажом. Митя в тот вечер не объявился; Кубик провел нас аллюром по всем комнатам, мужским и женским, пьяным и трезвым, и я снова вспомнила, что такое общажная перенаселенность, перекрестность и взаимоопыляемость, густая, как питательный бульон, в котором ты плаваешь, как маленькая инфузория, прозрачная от макушки до пят, со всеми своими рибосомами и митохондриями, романами и разводами, просветлениями и хандрой; где не удается остаться одному и это здорово, потому что сейчас время быть с кем-то; где ящик пива «Хамовники» принимается как должное и расходится в момент, но закон сохранения количества вещества ненарушим, поэтому на мели остаться немыслимо; сегодня ты, завтра кто-то другой, а взаимозачеты пускай ведет небесная канцелярия; и пусть это ненадолго — а что здесь вообще надолго? — спасибо таинственному Дмитрию Соколовскому за второе дыхание, уж теперь-то мы своего не упустим, ужо покажем тебе, держись, высотка!..
Может, этот день был лучшим из наших дней? И ночь принесла, и осыпала нас, и оставила вдвоем?
Как бы не так. Петя, конечно, заснул на диване. Потом повалили новые знакомые. Потом Митька… Одна крошечная зацепка: тикающие часы, сонная тишина, светает, и Баев говорит мне — Аська, мы дома, понимаешь? Глаза блестят, вот-вот расплачется, как в былые времена.
Давненько мы его слез не видали. Говори мне теперь, что человек по природе своей зол. Ни за что не поверю.
P. S.
Спустя энное количество лет побывала в секторе «Б», занесла нелегкая. На дверном косяке те же зарубки — ремонта это здание, видимо, не дождется. Первое сентября, день рождения Кота, ему подарили кошку, кошка сбежала, Рижанка обиделась, гости уверенно повышали градус, и пока они еще держались на ногах, мы поставили их к стенке и увековечили, а потом Митька вышиб Лёхе дверь, и я укладывала его спать… Романы, попойки, экзамены, ничего особенного, банальщина. Как там у Гарделя: Hacen bien de divertirse y tirar por la ventana // ese cacho de la vidа que se llama: «juventud». И они развлеклись на всю катушку, а потом выкинули в форточку эту хрень, которая называется «прекрасная молодость». Нам конкретно за тридцать, в Митькиной комнате живет ботанического вида юноша, он любезно пустил меня сфотографировать зарубки, для истории, и вот что получилось:
— 1.97 (Митя недосягаемый)
— 1.90 (Кубик, тоже мальчик не маленький, но уж больно худой, не впечатляет)
— 1.82 (Ван молчаливый, впустил Митьку на свою жилплощадь, хотя закадычными друзьями они не были; меня всегда недолюбливал, не глянулась я ему)
— 1.80 (Босс, загадочная личность, говорят, у него какой-то мелкий бизнес имеется; охотно верю, но зачем он связался с теми типами? может, не знал?)
— 1.78 (Баев и Петя, близнецы-братья, через год разругались вдрызг)
— 1.76 (Лёха Бочкарев, страшный скупердяй, комната закрыта на ключ, даже если он дома)
— 1.75 (Рижанка, экспортный вариант; цвет волос натуральный блонд, почти платина, глаза голубые — и это главное)
— 1.70 (Элька, идеальный рост, идеальная девушка)
— 1.66 (Сашка-лягушка, знаменита тем, что могла засунуть в рот кулак, что и делала по первому же требованию; дура дурой, если честно, потому я о ней больше ничего вспомнить и не могу)
— 1.64 (Ася… хм, неужто я?.. стояла у косяка, Баев водил по макушке карандашом)
— 1.60 (Кот, размерчиком не вышел, зато темперамент…)
— 1.55 (Власта, Баев за глаза называл ее девушкой в ластах, серьезная особа с серьезными намерениями, вот только Митя ей не достался, никому не достался)
— 0.12 (безымянные, это кошка и есть, которой имя дать не успели).
Музыкальная пауза. Приду в себя — дорасскажу про ДР. Сейчас все равно не получится.
Капитан волейбольной сборной
Растрепанная веснушчатая горлопанка Дженис, как же мне тебя не хватало!.. Солнечная, безбашенная, сердце безразмерное, открытое для первого встречного-поперечного, take another little piece of my heart, а если первый обманет — найдем второго, не обманет — все равно найдем. Жизнь — это автобан, скоростная трасса до Нью-Орлеана, если можешь — обгоняй, не можешь — плетись в хвосте. Мы высовываемся из окна нашего драндулета, потрясая бутылками пива «Хамовники», осыпая проклятьями скучный сельский пейзаж и мирных граждан, ползущих с разрешенной скоростью каждый в своем ряду, нам сигналят, орут что-то непотребное, выразительно поднимая к небу средний палец правой руки (ого, граждане не такие уж и мирные), мы отвечаем тем же, но разница в том, что мы их обошли, подрезали, сделали, и что нам на это по большому счету наплевать. У тебя еще осталось? Все выхлестали? Я такая же, как ты, только не знала этого. Теперь знаю.
Me and Bobby McGee, я, Митяй и Дженис сходим с ума от майского тепла, наматываем круги вокруг ГЗ, а говорим о чем? — да о разводе, конечно. Надо же внести ясность! Тем более что у обоих, кажется, вот-вот начнется заново. I know she told you that she loved you // much more than I did // but all I know is that she left you // and you swear that you just don’t know why. Значит, это был не тот человек, убежденно повторяю я, и Митя как будто соглашается. Радуйся, что вы оба поняли это раньше, чем нарожали детей и окислились от совместной жизни. Кстати, ребенок по имени Кирилл, он чей?
(Это вопрос в лоб, предусмотренный. Мы постановили похерить все игры, в которые играют люди, кроме одной — игры в прямоту, но в нее втянулись основательно, задаем вопросики, отвечаем как на духу.)
Ребенок не мой, вздыхает Митя, хотя я был готов…
Опять?! — взвиваюсь я, опять за старое? Я тебя лечу самым современным средством — рационально-эмотивной терапией, сокращенно РЭТ, нам вчера на практикуме кино показывали, как это делается… а ты берешь и рецидивируешь, то есть регрессируешь без предупреждения. Ты противный пациент, но я от тебя не откажусь. Дай руку. А слабо сейчас…
Не дослушав, Митька утверждает, что не слабо.
Какое там! У него руки — каждая как три моих, верхние ноги, сказал Баев, воспроизведя чью-то шуточку. У него подачка-неберучка и пушечный удар с задней линии. И улыбка — открытая, бесшабашная, хочется встать на цыпочки, дотянуться и спрятать ее в ладони, чтобы была моя, только моя. Поймать как бабочку и отпустить.
Впервые этот удар я увидела на следующий день после заселения в комнату-палиндром. Баев привел меня в Трехзальный корпус, на матч с участием Митькиной команды, первый в моей жизни волейбольный матч. Когда кто-то из своих зевнул на блоке, здоровенный детина, похожий на Тора-громовержца или как минимум на Харальда Сурового, досадливо саданул мячом об пол. Мяч отскочил, смачно шлепнул в потолок и на обратном пути снес пару стульев, с которых едва успели эвакуироваться запасные игроки.
А вот и Митенька, сказал Баев, наш новый благодетель. Впечатляет?
В третьем тайме какой-то растяпа кинулся наперерез Митьке за откровенно не своим мячом и попал под каток. Митя не успел затормозить, споткнулся о беднягу и рухнул сверху. Бедняга упал на согнутую руку, раздался душераздирающий вопль, сидевшая в соседнем ряду девица с прической типа «конский хвост» завизжала и бросилась к потерпевшему. Так она при нем! — догадался Баев, то-то я смотрю, ее всю дорогу интересовала только одна сторона поля. Ты подумай, какова сила любви! Другой бы разразился парочкой крылатых фраз, а этот немногословен, «А!» да «О!»… Сейчас ему сделают заморозку — и в лазарет, и прощай волейбол. Но будем надеяться, будем… Представляю, как Митька переживает — он у нас дико совестливый. Виноват — не виноват, а все равно нехорошо вышло. Кстати, знаешь загадку? Мальчик упал с высоты пяти ступенек и сломал одну руку. Сколько рук сломает мальчик, если упадет с двадцати ступенек? А вот и неправильно — только одну, ведь другую он уже сломал.
