уже видели, а?
— Не знаю, сударь, что это вы говорите. Я ведь доложил вам, что побывал там, внизу.
Адвокат укоризненно посмотрел на актера, вытащил карманное зеркальце и поднес к его лицу.
— Что вы делаете? — удивился тот и невольно заглянул в зеркальце. Он увидел глаза, обведенные кругами и потому сверкавшие чересчур мрачным огнем, и лицо еще более бледное, чем обычно. Из этой белизны зернистого мрамора ушла вся теплота, а черные завитки волос на лбу, густые полосы бровей и полные яркокрасные губы резко выделялись на ослепительно белом лице.
— Я отнюдь не хочу сказать, что вам не к лицу такой вид, словно вы провели бессонную ночь. Вас, молодежь, издержки ваших ночей только красят! Горе нам, зрелым мужам! Я это к тому говорю, что безмятежный сон на мягкой земле виноградника, в ночной прохладе, вряд ли оказал бы на вас такое действие. — Предупреждая гневную вспышку актера, он умиротворяюще простер обе руки. — Сударь, вы, кажется, принимаете меня за врага. А между тем я не враг вам, боже упаси! Напротив, меня только радует, когда молодые люди, особенно служители искусства, склонны повеселиться. Я, как убежденный холостяк, ничего от этого не теряю. Другое дело мои женатые друзья, им, конечно, будет труднее проявить такую снисходительность. — И адвокат отважился на улыбку. — Итак, я ваш друг, сударь, а если бы вы, — но вы для этого, разумеется, слишком джентльмен, — сочли возможным открыть мне, в каком доме нашего города провели вы эту ночь, то, поверьте, на адвоката Белотти можно положиться.
С лица тенора сразу сошла вся его воинственность, оно стало мирным и даже безучастным.
— Ах, так вы думаете, что я ночевал в городе? Ну что ж, пускай.
Он рассмеялся, и смех его прозвучал чисто и мелодично, как звон колокола. Адвокат довольно потер руки.
— Ну вот, мы уже понимаем друг друга. Да и как таким мужчинам, как мы с вами, не сговориться, когда дело идет о женщинах?
— Вы правы! — Тенор смеялся уже от всей души. Адвокат ткнул его пальцем в живот.
— Ах вы шутник! Так, значит, наш город понравился вам? Правда, он невелик, зато у нас процветают легкомысленные, галантные нравы. Наши дамы — но, я надеюсь, это останется между нами, холостяками?..
— Ну, конечно, говорите!
— С великим удовольствием! Кстати, та дама, у которой вы провели ночь, тоже, конечно, моя знакомая.
— Не сомневаюсь! — воскликнул актер, но теперь в его смехе сквозила горечь.
Адвокат пришел даже в какое-то исступление. Взмахами обеих рук он рассекал воздух.
— Вы бы удивились, если бы я порассказал вам кое-что о себе и о младших отпрысках некоторых наших самых уважаемых семейств.
Он остановился и посмотрел на молодого человека недрогнувшим взглядом.
— Изумительно, — заверил его артист, и они пошли дальше.
Когда адвокат немного отдышался, он деловито заметил:
— Не забыть бы купить яиц в Вилласкуре.
— Далась вам эта Вилласкура!
— Ну, вот вы опять нахмурились! Вам, верно, не нравится название: villa scura — унылая вилла. Я обычно запасаюсь там яйцами, чтобы не платить городской пошлины. Беру ровно две дюжины — для сестры. Это у меня вошло в обыкновение.
— Что-то я не вижу вашей Вилласкуры! Долго нам еще до нее тащиться?
— Погодите, вот обогнем гору. А пока полюбуйтесь на эти кукурузные поля, на эти оливковые рощи, вон они куда тянутся — до самой долины. Все это принадлежит к той самой вилле, которая вам так не угодила, уважаемый. Синьор Нардини главный производитель оливкового масла в наших краях: он продает триста гектолитров ежегодно. И хотя мы с ним в разных политических лагерях, я никогда не устану повторять, что дело свое он знает и оказывает великое благодеяние всему краю. Что касается его взглядов, то они достойны сожаления. Упрямый старик, назло всем, поддерживает местных клерикалов. А ведь лет пять назад он мог, при желании, стать министром! Ему достаточно было выдать свою внучку за племянника досточтимого Мачели, — он крупная шишка в палате… И план этот провалился только потому, что Нардини спит и видит, как бы заточить Альбу в монастырь. Но что с вами? Вы испугались?
— Ничего я не испугался. Я наступил на острый камешек. Эти башмаки не для загородных прогулок.
— Ну, уж на дороги наши грех жаловаться. Шоссейные дороги находятся в ведении округа, еще и семи лет не прошло, как правительство ассигновало на их ремонт около ста тысяч лир. — Адвокат выстрелил этой цифрой, как из ружья. — Остается добавить, что все проселочные дороги — по моему настоянию и против желания городского секретаря — были при равном участии города и княгини Чиполла…
— Так у вас здесь имеется женский монастырь? — спросил тенор.
— Нет, почему же! Княгиня, чьим поверенным я имею честь состоять, живет в большом свете, в Риме, Париже… Но, разумеется, у нас есть и женский монастырь, хотя лучше было бы вместо него иметь что-нибудь путное. Я вам непременно покажу его. А что, вы горите нетерпением испытать свои чары на наших монашках? Вот молодец, все ему нипочем! Но на один вопрос вы обязаны мне ответить: дама, с которой вы были ночью, — полная?
— Как сказать!
— У меня, видите ли, наметанный глаз: вы как раз во вкусе полных женщин, они и самые доступные, как известно. Но вот и вилла, до которой вам казалось так далеко. И поскольку вы находитесь в обществе адвоката Белотти, никто не возбраняет вам, толкнув калитку и углубившись в эту аллею, насладиться запахом окаймляющих ее розовых кустов. — Адвокат шумно вздохнул: он увлекся новой темой. — Не кажется ли вам, что это сон? В глубине аллеи из роз и кипарисов — тихий дом с двумя выступающими вперед флигелями, таинственный дом, прячущийся в зеленоватом сумраке, под сенью горы. Не говорите мне, что такое расположение на северную сторону нездорово: я знаю это не хуже вас. Но зато как поэтичен этот полумрак с его влажной свежестью и шумом водопада — кстати, там, наверху, наша новая электростанция — не говоря уже о благоухании цветов. Ах, сударь! Цветы, музыка, женщины!.. — Внезапно он захрипел, сложив ладони рупором: — Эй, Никколо! Яйца!
И, пока слуга подходил, принялся вытаскивать из заднего кармана длиннейшую сетку для провизии.
— Но только свежие, Никколо! Да смотри не ошибись при счете. Ровно две дюжины! — И вдогонку: — Синьора Артемизия еще не забыла, как в одном из яиц, когда их подали на стол, оказался совершенно готовый цыпленок. — Покончив с делами, он подхватил тенора под руку. — Пойдемте же, друг мой! Но откуда у
