веры их в покое не оставит. Еще и брата Ансельма приплетет.
Монах снова взглянул на Лиз. Как глупо терять время, когда оно на особенном счету, а благородное чудовище преспокойно дрыхнет на сундуке. Стянув с себя скапулярий вместе с сутаной, он занялся платьем своего «привидения».
- Ох уж эти монахи… - сонно прошептала Вивьен Лиз, все еще находившаяся во власти сна. Резко распахнула глаза и уткнулась взглядом в лицо того монаха, который любимый, нависавшего над ней с самыми очевидными намерениями. Лиз быстро осмотрелась по сторонам, и, обнаружив отпрыска трубадура на сундуке, спящим, как младенец, она оценила ситуацию и сделала правильный вывод.
- Только трусики на мне рвать совсем не обязательно, брат Паулюс, - шепнула она и тихонько засмеялась, чтобы не разбудить юного аристократа.
- Я постараюсь, - хохотнул Поль, не без труда стягивая с Лиз котт и думая, как быстрее избавить ее от камизы. Может быть, в 21 веке так и не шьют, но с одеждой там разобраться куда как проще, не считая иногда большого количества крючочков на чем-то таком причудливом, название чего он пока еще не запомнил.
Не придумав ничего оригинального, Паулюс рванул ткань. Заменить испорченную камизу будет уже нечем, но, определенно, это мало волновало святого брата в данный момент. Его заботило совершенно другое.
Он перекатил Лиз себе на живот и, слабо соображая от фантазий, будоражащих его тело, смял ее губы жадным соскучившимся поцелуем.
В голове Лиз зазвенело – от объятий у нее всегда звенело в голове, и это было ни с чем не сравнимое ощущение. И она далеко не сразу услышала истошный вопль откуда-то с прохода и, тем более, не определила на слух голос вопившего:
- Грешники! Богомерзкие грешники! Ад да разверзнется у ложа твоего, недостойный брат Паулюс! Небо да обрушится на тебя и на твою блудницу!
Через минуту к воплям Ницетаса, изрыгавшего проклятия, добавился не менее истошный вопль Сержа-младшего. И, судя по громкости, проклинавшего присутствующих не менее яростно.
Паулюс обреченно вздохнул, сел на постели и проворчал:
- А тебя, брат Ницетас, Бог накажет за твою злобу к ближнему. Вот чего ты кричишь? Ребенка вон разбудил.
Но брат Ницетас был в ярости. Только задержал внимание на том, как Лиз, обернувшись одеялом, бросилась к младенцу, рассердился еще сильнее от вида ее тонких стройных ног и мрачно и торжественно объявил:
- Ты сам вынудил меня к этому, брат Паулюс! Сразу после Рождественской службы ты со мной возвращаешься в Вайссенкройц! И замаливать тебе свое грехопадение до самой смерти – в стенах нашего славного аббатства. Ибо нет к тебе больше доверия! О, как будет разочарован брат Ансельм, этот божий человек, вырастивший тебя!
Брат Ансельм, конечно, будет разочарован, в этом Паулюс не сомневался. Его воспитатель был хорошим и добрым человеком. Монах глянул на Лиз, пытающуюся успокоить младенца, и медленно почесал затылок.
- У тебя нет прав распоряжаться мной, - наконец ответил он Ницетасу. – Вот призовут меня из обители – я и поеду. А покуда оставь меня в покое. Или еще лучше возвращайся-ка ты сам в Вайссенкройц прямо сейчас. И службу праздничную, и венчание я и сам справлю.
- Коли я и вернусь в Вайссенкройц один, то тотчас обо всем будет донесено брату Ансельму, - вкрадчиво заявил благочестивый брат, - и начнется немедленное разбирательство с твоим привидением. Если оно, конечно, привидение.
Лиз бесстрашно посмотрела на брата Ницетаса.
- Конечно, привидение! Неужели ты, святой брат, считаешь, что брат Паулюс согрешил бы с живой женщиной? А про привидений в Писании ничего не сказано! Наверное…
Последнее слово прозвучало не слишком уверенно.
- А вот приедет сюда посланец от папы Луция, он и пояснит, сказано или нет. Но сперва проверит, привидение ли ты. Блудницы от раскаленной кочерги вопят, как от пламени адова.
Паулюс медленно поднялся на ноги и посмотрел прямо в глаза брата Ницетаса.
- Если ты, святой брат, сейчас же не уберешься из моей комнаты, от раскаленной кочерги завопишь ты.
Нет, брат Ницетас нисколько не испугался. Было бы кого бояться! Истинный посланник Господа, он осенил крестным знамением непокорного раба Божьего брата Паулюса и проговорил:
- Собирайся, брат мой. Иного пути у тебя нет и быть не может.
И ушел от греха подальше.
Глядя на закрывшуюся дверь и покачивая ребенка, Лиз глубокомысленно изрекла:
- По-моему, у нас проблемы, к которым жизнь меня не готовила. Меня ведь к тебе в монастырь не пустят, да?
