Карло прервал чтение и ироничным взглядом посмотрел на Веру:
— Сонет хорош, хотя Родриго сочинил его не сам, а переписал у флорентийского поэта Петрарки. Но, по крайней мере, испанца можно похвалить за вкус к поэзии.
— Но, кажется, ты прочел не до конца, — нахмурилась Вера. — Что там дальше?
— Совсем немного, — усмехнулся Карло и завершил чтение:
И вот она идет, и, если яне ошибаюсь, светом состраданьяна этот раз исполнен гордый взгляд.И тает робость вечная моя,и я почти решаюсь на признанья,но вновь уста предательски молчат.
Вера выхватила лист у Карло и, отбежав на другой конец корабля, долго стояла в задумчивости, прижав письмо Родриго к своей груди.
«Она, быть может, друг себе самой, но нам с Амуром враг непримиримый... Гордый взгляд... Робость вечная моя... Он с умыслом выбрал эти стихи, чтобы намекнуть мне о своих чувствах, — улыбаясь, думала девушка. — Он считает меня гордячкой, чуждой любви, «врагом Амура», а потому втайне робеет передо мной, хотя старается казаться насмешливым. Но, как только мы встретимся вновь, я дам понять ему, что тоже думаю о нем, готова полюбить...»
Она с незнакомым ей раньше волнением представляла, как при встрече посмотрит в глаза Родриго и прочтет в них подтверждение его любви. Но к началу августа, когда он обещал приехать, она должна стать другой — настоящей женщиной, образованной, изящной, умеющей любить. Чтению ее научит Карло, изящным манерам — кто-нибудь из благородных матрон в Монкастро, а вот любви... здесь у нее учителя не было.
Вечером корабль бросил якорь вблизи древнего городка Месемврия, расположенного на острове, соединенном с сушей узким перешейком. Этот городок был раньше болгарским, потом византийским, а недавно в нем начали хозяйничать турки, которые, правда, здесь еще не обосновались окончательно. Карло назвал Месемврию «ничейным городком», где пока могут найти передышку во время плавания как христианские, так и мусульманские суда.
Команда «Вероники», однако, не решилась к ночи высадиться на малознакомый берег, а лишь только утром, при свете зари, Карло приказал отрядить в городок две шлюпки, чтобы пополнить запасы воды и продовольствия, а также купить парусину. До Монкастро было уже недалеко, но Карло опасался, что погода испортится и плавание может затянуться. В одну из шлюпок сел Карло с двумя матросами, в другую — кок Гоффо, корабельный плотник Рустико и двое носильщиков, выполнявших и роль гребцов. В последнюю минуту Вера не удержалась и вскочила в лодку следом за Карло, хоть он и возражал. Матросы взялись за весла, и шлюпка быстро заскользила к берегу.
На месемврийском базаре было немало турок и татар, промышлявших работорговлей, а потому итальянцы старались держаться вместе, не удаляясь друг от друга ни на шаг.
Но, когда, купив самое необходимое, они вернулись к берегу, Вера невольно отвлеклась и отошла в сторону от своих спутников, погружавших в шлюпки мешки с продовольствием и бочки с водой и вином. Внимание Веры привлекло небольшое парусно-гребное судно — фуста; такие чаще всего применялись таврийскими купцами для перевозок по Черному морю. Этот корабль, в отличие от «Вероники», остановился не на расстоянии от берега, а прямо у причала бухты, — видимо, владелец фусты хорошо знал местных обитателей и никого здесь не опасался. Корабль явно готовился к отплытию, но трап еще не убрали, по нему матросы заносили какие-то ящики, а капитан сверху что-то им кричал. По обрывкам фраз Вера поняла, что это купеческое судно из Кафы и сейчас туда направляется. Девушка знала, что Кафа — большой город, сравнимый с Генуей и даже с Константинополем, и ей давно хотелось там побывать, но дядя почему-то не любил ездить в Кафу и ни разу не взял туда племянницу. Однако теперь, после встречи с Родриго, Вера вдруг подумала, что ей непременно следует побывать в Кафе, Солдайе и во всех таврийских городах. Ведь если Родриго, с благословения святых отцов, станет черноморским корсаром, то должен будет изучить таврийское побережье во всех подробностях, и в этом могла бы ему помочь его подруга... нет, жена!
С мыслью о Родриго Вера бросила рассеянный взгляд на готовую отчалить фусту — и вдруг замерла, почувствовав, как холод пробежал по спине. На палубе стоял, опершись о перила, молодой мужчина в красном полукафтане-таперте, перехваченном в талии зеленым поясом, и синей суконной шляпе, украшенной ярко-желтой лентой.
И этот пестрый пассажир фусты был не кто иной, как тот самый «красавчик», о котором Вера помнила все три года, мечтая отомстить! Она побледнела, и крик застыл у нее в горле — так хотелось ей сейчас же, сию минуту, кинуться с ножом на насильника, погубившего в зародыше рассвет ее женственности. В этот миг «красавчик» встретился с ней глазами и, кажется, узнал ее. Ответив насмешливой улыбкой на полный ненависти взгляд Веры, он тут же отвернулся и покинул палубу.
А Вера, опомнившись, бросилась бежать к Карло, который уже готовился сесть в шлюпку и оглядывался по сторонам, ища девушку. Увидев, что Вера побледнела и вся дрожит, он кинулся ей навстречу:
— Что такое? Тебя кто-то испугал?
— Там... там, на той фусте — тот самый «красавчик»... насильник. Клянусь, это он! Я должна ему отомстить!
— На какой фусте? — Карло посмотрел Вере через плечо. — На той, что сейчас отчалила?
Вера оглянулась. На корабле кафинского купца уже отдали швартовы, и полоса воды между судном и причалом медленно увеличивалась.
— Нет!.. Он не должен уйти от расплаты! — вскрикнула Вера. — Я поклялась жизнью, что убью его! Карло, мы должны догнать этот корабль!
Увидев, какое лихорадочное выражение появилось в глазах девушки, Карло не стал ей противиться и приказал матросам как можно быстрее грести к стоявшей на якоре «Веронике».
Но Вере казалось, что они гребут медленно, и она, нетерпеливо постукивая кулаком по борту шлюпки, готова была сама взяться за весла.
— Не горячись, — вполголоса увещевал ее Карло. — Даже если мы догоним этот корабль, то как сможем приказать капитану выдать «красавчика»? А если он приходится ему родственником или другом?
— Все равно я до него доберусь! — упрямо тряхнула головой Вера.
— Прикажешь драться с командой фусты? Идти на абордаж?
— Если надо — да! — В глазах Веры плескалась безумная решимость.
— Мы, хоть и корсары, но христиане и не нападаем на единоверцев! — пытался урезонить ее Карло.
— Тот подонок — не христианин, а дьявольское отродье! — заявила она, стиснув зубы, и Карло понял, что спорить с ней бесполезно.
