Девушка легла на свое спартанское ложе и, прежде чем унестись в царство Морфея, успела вновь подумать о Родриго. Ей хотелось приблизить встречу с ним, а это можно было сделать только одним путем: не дожидаться, когда Ринальдо и Родриго прибудут в Монкастро, а самой отправиться в Константинополь. Но для такой поездки нужен был веский предлог, который убедил бы Карло и всех остальных... С этими мыслями Вера погрузилась в странный сон, полный туманных, порой пугающих, а порой до странности упоительных видений.
Проснулась девушка внезапно, ощутив чье-то близкое присутствие рядом. Она вскочила, огляделась. Была еще ночь, но ранний майский рассвет уже разогнал тьму, и первые его лучи проникли в пещеру, слегка посеребрив ее каменные своды. В таинственном полумраке рядом с собой Вера увидела Луиджи. Склонившись, он разглядывал девушку, а потом вдруг приник горячим поцелуем к ее обнаженному плечу. Вера вспомнила, что накрыта лишь куском ткани, а ее одежда все еще сушится над догоревшим костром. Непроизвольно отшатнувшись от генуэзца, девушка прикрыла грудь, но он быстрым движением отвел ей руки в стороны и зашептал:
— Я уже видел тебя нагую, когда ты вечером раздевалась у костра. Спрятался за камнем и подсмотрел. Ты была так хороша... я не смог удержаться, пришел еще раз на тебя взглянуть. Не отталкивай меня, Вероника, тебе будет со мной приятно, я хороший любовник. Чутье подсказывает мне, что ты неопытна в любви, хоть и красавица, хоть и живешь среди мужчин. Но все они — грубые корсары, разве они могут как следует приласкать женщину? Наверное, кто-то из них тебя оскорбил, и ты теперь избегаешь мужчин, боишься мужской плоти? Но со мной все будет иначе, поверь...
Свой страстный шепот Луиджи прерывал быстрыми поцелуями, от которых по телу девушки пробегала легкая дрожь. Вера вдруг поняла, что ей приятен этот красивый и, наверное, опытный в любви генуэзец, который мог бы сделать из нее, дикарки, настоящую женщину, способную принести блаженство любимому мужчине.
Может быть, в другое время девушка решительно бы оттолкнула дерзкого соблазнителя, но сейчас она была беззащитна перед ним: почти нагая, еще не остывшая от чувственных сновидений, взволнованная внезапными ласками Луиджи, который явился к ней, словно фавн из колдовской ночи, и застал ее врасплох. В порыве откровенности она не удержалась и открыла ему правду о своем первом неудачном знакомстве с мужской плотью:
— Меня не корсары оскорбили, нет! Эти грубияны и головорезы всегда были со мной почтительны. Может, из-за моего дяди, а может, потому, что знали меня с детства. Но три года назад твой знакомец Угуччоне со своим дружком поймали меня, тогда беззащитную девчонку, в горах и надругались. Меня спас Карло; он убил одного из негодяев, а Угуччоне убежал. С тех пор я поклялась отомстить этому подонку, где бы и когда бы его ни встретила. О том случае, как и о моей клятве, знали только Карло и Ринальдо. Теперь вот еще знаешь ты...
Он заглушил слова девушки поцелуем, а после, оторвавшись от ее губ, прерывистым голосом сказал:
— Что ж, мне понятно, почему ты ненавидишь Угуччоне. Он в самом деле скотина, мразь. Насильники сделали тебе больно, и ты думаешь, что так будут делать все мужчины? Но с такими мыслями ты никогда не станешь женщиной, не узнаешь телесных радостей!
— Я хочу быть женщиной — настоящей женщиной! — тихо вскрикнула Вера, вспомнив обещание, которое в мыслях дала Родриго. — Я хочу научиться любить и быть любимой!
— Тогда доверься мне! — Луиджи, уже не сдерживаясь, тискал девушку в объятиях и покрывал поцелуями ее тело, с которого уже полностью соскользнула ткань. — Не бойся, боли теперь не будет, а будет наслаждение. Обними меня, прижмись, отвечай на мои поцелуи...
Вера, словно послушная ученица, выполняла все, к чему призывал ее Луиджи, и скоро его страстные ласки пробудили непонятное желание где-то в глубине ее естества. Девушке казалось, что еще миг — и она узнает нечто невообразимое, некую тайну, на которой держится мир, и после этого уж точно станет настоящей женщиной.
Когда Луиджи вошел в нее, она обвила его шею руками и сделала движение ему навстречу, надеясь тут же испытать неземную радость, но... ничего не почувствовала. Любовник при ходил в неистовство, целовал ее, покусывал, двигался все быстрее, все резче, а Вера ощущала досадное разочарование, которое через минуту сменилось горьким раскаянием и даже стыдом. Образ Родриго промелькнул перед ее мысленным взором, и что-то вроде презрительного упрека почудилось ей в выражении его лица. Она вдруг подумала, что это неправильно и даже гадко, позорно — любить одного, а изучать науку любви с другим. И когда Родриго говорил ей о любви, разве он имел в виду иного учителя, кроме себя? И что будет, если он узнает, что, желая стать женщиной, она отдалась сомнительному и случайному в ее жизни человеку?
Едва эта мысль пришла ей в голову, как Вера с силой оттолкнула любовника, который уже дошел до крайней степени возбуждения. Он не ожидал столь внезапного и резкого сопротивления еще минуту назад податливой девушки, а потому не успел ее удержать, и она ловко выскользнула из-под него. Луиджи зарычал от ярости, грязно выругался, потом, скорчившись, несколько мгновений что-то делал с собой и, наконец, издав протяжный стон, затих.
Вера наскоро помылась водой из фляги, натянула на себя просохшую за ночь одежду. Прикрыв свою наготу, девушка сразу же почувствовала себя более сильной и защищенной.
Но тут сзади ей на плечи легли тяжелые руки Луиджи. Развернув Веру к себе, он посмотрел ей в лицо с нескрываемой злобой.
— Решила подшутить надо мной, красотка? Со мной еще никто так бессовестно не играл! Сначала распалила меня, позволила делать с собой все, что хочу, а в последнюю минуту оттолкнула так, что я вынужден был изливаться в собственные руки! Тебе такие шутки даром не пройдут, так и знай!
Он тряхнул ее за плечи, словно собирался бросить наземь, но Вера, наученная защищаться от любого нападения, ударила его коленом в живот, заставив на мгновение согнуться, а сама отскочила в сторону и вытащила из-за пояса кинжал. Но Луиджи, видимо, и сам понял, что не следует ему гневить эту странную предводительницу корсаров, в логове которых он находился, и даже попросил у нее прощения с кривой улыбкой.
Вера ничего не успела ответить, потому что в этот миг ее окликнули Карло и Габриэле. Кинувшись на их голоса, девушка увидела, что матросы, ночевавшие на берегу, все сгрудились у выступа скалы и напряженно вглядывались в морскую даль. За ночь шторм утих, море было почти спокойным, и у горизонта, подсвеченного с востока золотисто-розовыми лучами, четко обрисовывались очертания большого парусника.
