Существовали только личные достижения ребенка. Он знал, что вот в прошлом месяце не мог решать такие-то задачи, а теперь может. Для каждого велся журнал его личных достижений. Причем ошибки и неудачи никак не фиксировались.
Ильгет удивляло, что при этом дети учились не то, что охотно – с огромным интересом. И даже трудные и скучные задачи преодолевали вполне сознательно. И это уже с 4х лет. Как этого добивались учителя? Программа была составлена для каждого ребенка так, чтобы он ни минуты не скучал, не занимался тем, что уже хорошо получается, все время шел дальше. И были постоянные стимулы. Скажем, одна из трудных задач – обучение игре на каком-то инструменте – подстегивалась необходимостью все время выступать в разных концертах, в составе оркестра или соло. Ребенок знал, что нельзя подводить других, это заставляло заниматься.
Были ли какие-то элементы принуждения? Пожалуй, все же да. Но главным был момент осознания – я учусь, потому что это нужно мне самому, друзьям, родителям, учителям, всему Квирину. Я учусь, потому что должен стать настоящим Человеком. Удивительно, что даже маленькая Арли училась и преодолевала при этом трудности вполне сознательно. Нет, напоминать ей приходилось... Но достаточно было легкого напоминания. Во всяком случае, представить в этой школе какие-то наказания... с детства привычный Ильгет ор, крики, замечания – было немыслимо.
Почему так? Это просто другие дети, понимала Ильгет. Совершенно другие. С ее одноклассниками в детстве такой номер бы не прошел.
Ильгет вспоминала всю нелегкую работу, проделанную с самого рождения, да что там – с зачатия Арли. Сколько времени они уделяли дочери! Как тщательно воспитывали ее, формировали, обучали... и не только сами, а с помощью педагога-профессионала. И точно такое же воспитание прошли все квиринские дети.
И главный эффект такого раннего развития – вовсе не умение читать в 2 года, и даже не железное здоровье, и не поразительный интеллект. Хотя и это все присутствовало. Главное – вот эта сформированная привычка к труду и познанию. Определенные отношения со взрослыми – дети привыкли, что взрослые их чему-то учат, и что это необходимо и правильно.
Это не так, как было в детстве Ильгет, когда до школы можно было бездельничать сколько угодно, а потом вдруг наваливались требования. На ребенка, совершенно к этому не готового и не понимающего – зачем...
Квиринские дети уже в 3-4 года были совершенно другие. Крепкие, здоровые и очень подвижные. Не только дети Ильгет никогда даже не чихнули, но она и вообще не знала случаев болезней детей (как, впрочем, и взрослых). Эти малыши знали, что такое мышечная радость, и при малейшей возможности стремились лазать, бегать, прыгать, плавать – и как можно дольше. Но точно так же они знали, как интересно решать разные задачи, и стремились их решать. Они знали радость чтения, и рвались к микропленкам. Кстати, фильмы лет до шести они почти не смотрели, и до этого же возраста мало играли в компьютерные игры (разве что обучающие). Эти дети любили возиться и с красками, и с пластилином, и с любым другим материалом.
Словом, их научили буквально с рождения любить то, что должен любить человек – и это сразу вытеснило у них какие-то другие желания, скажем, повышенный интерес к сексуальной сфере. Он если и присутствовал, то легко сублимировался в творчестве и обычных играх. Не было и лени – повышенный энергетический тонус, умение и желание творить, извлекать радость из многих занятий – спасали от нее. Возникающие проблемы – например, необходимость вырабатывать технику вязания или игры на инструменте, нудное и долгое занятие – дети решали уже сознательно, подключая волю, а для воспитания воли у них перед глазами было множество примеров взрослых квиринцев.
У этих детей были установлены правильные отношения со взрослыми. У ребенка никогда не возникало сомнений, что взрослые – главнее, умнее, имеют право командовать. Поэтому и необходимости в наказаниях никогда не возникало, да что там, даже тон не приходилось повышать. Все «трудные возрасты», кризисы 3х и 7ми лет, дети проходили почти незаметно.
Поэтому Ильгет пришла к бесповоротному выводу: школа на Квирине почти идеальна. Но начинаться такая идеальная школа должна уже с рождения ребенка. Если до года, да что там, до 6 месяцев ребенок не установит правильных отношений с миром и родителями – он и потом не будет хорошо учиться.
Помимо «скользящих» учебных групп, дети объединялись в классы, которые по старинной эдолийской традиции назывались «катерва». В одну катерву входили дети разного возраста, но не более двадцати человек. Братьев и сестер старались взять вместе. Так Анри, Лайна и Арли попали в одну катерву, «Фрегат» (в Приморской школе катервы назывались именами древних кораблей). Там же были и несколько ребят, почти заканчивающих школу, словом – все возрасты Второй ступени.
Ежедневно хотя бы 2-3 часа уделялось общему сбору катервы. У каждой группы был свой учитель-руководитель. Кстати, чаще всего вот такие учителя-воспитатели (а в школе были еще и чистые предметники) приходили из эстаргов, и в процессе подготовки воспитателя работа в космосе была одной из составляющих. Это был один из элементов поддержания пассионарности квиринского общества, вместе с СИ. Дети сразу получали идеи космической экспансии из уст первого учителя.
Учительницей «Фрегата» была Андра Лейки, которая и вовсе десять лет своей жизни, перед тем, как уйти в педагогику, работала спасателем.
Чем занимались дети во время коллективных уроков? Дело в том, что школа постоянно была занята самыми разными мероприятиями. Например, подготовка к городским праздникам – каждая школа должна была выставить артистов, музыкантов, танцоров, поставить спектакль или, к примеру, Большой Осенний танец – подготовить вольтижировщиков на лошадях.
У каждой катервы были свои внутришкольные обязанности. «Фрегат», например, занимался содержанием конюшни, это постоянно, и время от времени дежурил по столовой и по детской группе. Другие катервы содержали и обслуживали флаеры и флаерную стоянку, свою пристань и корабли, школьный сад и так далее.
Кроме этого, были и другие дела, понемногу открывающие школьникам Большой Мир. Дежурство в общественных детских группах, посещение больниц и помощь врачам, участие в строительстве государственных объектов, и самые разные экскурсии – в научные центры, выставочные залы, на космодромы, и в Космос тоже – на орбитальные базы и базы Бетриса, а в более старшем возрасте – и на дальние базы, и на другие, впрочем, безопасные планеты.
И наконец, школа постоянно проводила Игры.
Эти Игры служили не только сплочению коллектива, но в первую очередь – углублению знаний детей и применению этих знаний на практике. В год проводилось 2-3 больших Игры.
Это могла быть Игра в какую-нибудь из иных культур. На несколько месяцев вся школа переодевалась в национальные костюмы, скажем, одной из стран Стании, учила соответствующий язык (уже с шести лет это не было проблемой, свободно применялись мнемоизлучатели), историю, обычаи. Ставили спектакли на изучаемом языке, разыгрывали ролевые сцены. Музыкальные концерты, литература, искусство – все так или иначе касалось изучаемой культуры.
Это мог быть поход под парусами, причем школьники сами строили корабль (не без помощи взрослых и роботов, разумеется), рассчитывая его конструкцию, сами вели его, ориентируясь по компасу и звездам, ну и все прочие прелести походной жизни – готовка на огне, плавание, рыбная ловля...
Изредка проводились даже военные игры. Они вызывали у детей обычно бурный энтузиазм, но зато у учителей – серьезные опасения.
Вообще игры, связанные с походами по лесам, горам и океану, проводились очень часто.
Обязательно одна из Игр в году была чисто интеллектуальной. Скажем, дети должны были самостоятельно создать антибиотик против внезапно возникшей новой инфекции. Это требовало серьезного изучения микробиологии, иммунологии, работы с микрокультурами и пр.
Или устраивали физический симпозиум.
Во время этих игр не каждый ребенок в полной мере мог изучить все необходимое. Искусство воспитателя в том и заключалось, чтобы каждому досталось дело по силам и возможностям. Маленькая Арли могла выучить названия парусов и помогать красить корпус корабля. Лайна уже с другими девочками выкраивала и шила паруса, занималась внутренней отделкой кают. Андорин был в конструкторской группе – рассчитывал конструкцию судна, площадь парусов, тоннаж и прочее. Если дети не справлялись с задачей, к ней подключали взрослых.
Вот все эти задачи и решались ежедневно на коллективных часах. В катерве был свой командир, два его помощника, а в целом – полная демократия. Необходимо было распределить дежурства по конюшне, столовой, детской группе. Решить насущные вопросы с лошадьми. Решить задачи очередной Игры, возникающие по ходу дела проблемы. И так далее. На этих же часах, собственно, и занимались самой Игрой...
