так вышло, что в конце месяца светозара, иначе изоком именуемым, признался Данила Ольге. И та призналась — нашли ей уже жениха в закатном краю, далее даже Пинска. Из литовцев, дальняя родня на седьмом киселе. Захудалый род, много за парнишку не попросят. По нынешней недородной године — удачная сделка, да и на вид жених приятен.
Парсуну Ольге прислали.
Почернел пуще прежнего Данила и ушёл молча.
Две недели в лес не ходил, две недели являлась к нему ночная гостья во сне с укоризной во взоре. Ночи, однако ж, были такими же жаркими.
А потом Гдович не выдержал, пробрался за соседский тын, проник в девичью светлицу, разбудил любушку и к сердцу прижал. Та противиться не стала, сама не заметила как украл её сердце молодой Быгник.
И там, в горячем шепоте и сплетении обжигающих рук, предложил Данила Ольге убежать вместе. Уйти на опасный, но свободный Юг, создать свой род. И приданое показал — несколько склянок с драгоценным эликсиром, тайным даром болотного бога.
Упросила Ольга своего любого не приходить больше в её светлицу, не пробираться за тын дома Куниц. Подождать немного, пока дело у них сладится, соберут нужное на дальнюю дорогу. Договорились молодые встречаться иногда в лесу, но реже прежнего. Будто бросил Переруг, бог ссор и раздора, лесную кошку рысь меж ними.
Одного не знали Морж и Куница, проследил за Данилой брат его младший, на год позже божественной Живой в мир допущенный. Проследил и задумался: как так сделать, чтобы стать ему, младшему, первым наследником в роду Пепельных Хозяев.
Был Ждан Гдович силён и хитёр, но духом червив и алчен. Умён не изрядно, хоть и не глуп. И придумки его выходили такие же, хитрые, но гнилые и ломкие. Очень он хотел брата подвинуть, и основание к тому имел: раз уж Данила сам решил бросить род Моржей, то надо ему помочь. Да так, чтобы кровушкой с головы до ног облить, чтобы не смог Данила в род вернуться, если передумает.
И как все схожие затеи, когда в руке и сердце держишь лишь свои желанья, а пользу рода бросаешь под ноги, кончилось всё большой кровью и смертями.
Кажется, и Горь-Топень рядом примостился, но лишь тенью и жаждой.»
Из переписки Светловульфа Олденскогос Кудеяром Три Башки и Два Поцелуя.
Собрание треснувших скрижалейв 105 томах.«Апокриф криволепный.Лжа недоказная.Обман заблужденский»
(Дописано позже, двумя почерками:«Эти твари развлекались, а нам выяснять?!»«Дверь там, сторукие всегда голодны.»)
ГЛАВА 15. Запчасти богов и надёжный денежный храм
Избавиться от пригляда Совы удалось не сразу.
До полудня было ещё больше часа, строгий наказ Балашова Сова исполнял неукоснительно. Сам начальник куда-то запропал, связь через говорилку не брала. Птичий воин знал, куда старшой делся, но не кололся. И наблюдение за гостями не бросал, а проказничать Егор опасался.
Вот и провели на скамейке полчаса в обнимку. Девица, бросив фразу, замолкла. Кажется, пару раз уронила слезу. Сопела в ухо и так упорно думала, что шорох стоял и ломик топорщился.
Егору понравилось.
И это был ломик!
А потом рыжая, ни сказав ни слова, подорвалась и поскакала в дом. Егору же показалось, что чем-то прохладным потянуло. Будто свежий ветерок с озера. Но листья деревьев почти не шевелились, да и вода не рябила. Августовский тихий день к вечеру обещал жару и пепел, а пока лишь разгонялся.
Яйцо рыжая унесла с собой. И не то что обидно, но знать хотелось — как нашла? в чём Егор прокололся, когда яйцо прятал? ну и важнейшее — зачем обнималась?
За ответами Егор и поплёлся в дом.
Тем более, обед скоро, да и придумать надо чем заняться. В тот же ТЦ смотаться бы, одёжку присмотреть. Надоело ходить в грязной и рваной, а Катерину никак не удавалось выловить. Да и то, если джинсы в стирку бросить, то в чём ходить? В трусах по чужому дому? Нет, так-то дури хватит… но может не надо?
В доме похолодало, аж мурашки побежали. Можно сказать, кто-то вывернул мощную систему кондиционирования в самые минуса.
Егор даже дыхнул на пробу, но пара не увидел.
В гостевой комнате ничего особо не поменялось.
Разве что Мелвиг щеголял новой одежной: привычные простые светло-серые штаны и плотная серо-голубая рубашка навыпуск. Похоже, они с рыжей вместе прогулялись до ближайшего магазина и закупились обновками.
Рыжая привычно устроилась на кровати Егора и копалась в его же рюкзаке.
Дать бы ей леща! Но душа размякла в обнимашках и потому Егор просто подошёл и рюкзак отобрал.
— Что надо? — сказал сурово и добавил слегка неуверенно: — И что за бред о Моржах?!
Погибель всех ломиков приподняла одеяло. На простыне лежали все добытые сокровища: пяток шипастых зелёных шаров, окаменевший коготь, два жёлудя, обломок полупрозрачного жёлтого сланца, три мелких совершенно обычных камешка с вершины холма, пара синих перьев, какие-то листья и лопухи, в которые Егор перья заматывал, короткая и тёмная ветка тронутая жёлтой плесенью, кусок руды.
И отдельно, на лист бумаги, воришка высыпала всякий мусор: сухие листья, песок, кору, траву, засохшую глину, семена. Где только набрала? Егор был уверен, что в его рюкзаке столько грязи не найти.
Яйцо огневицы девица крутила в руках. Отвернулась на миг и постаралась незаметно сунуть золотой шарик в топик, в ложбинку.
— Ну?! — подалась к Егору клептоманка.
— Что — ну?!
— Признавайся! — потребовала прокурорша.
— В чём?!
— Это всё оттуда?!
— Ша! — сказал седой лесник и всех разогнал. — Прекратили балаган. Дело серьёзное, парень. — Он поднял с пола не замеченную Егором торбу. Тоже новую, грубовато пошитую из брезента цвета хаки и кусочков коричневой кожи. Достал несколько пакетов со всякими мелочами: носками, трусами. Вытряхнул, освободил пакеты и протянул Егору. — Вот. Собери и спрячь в рюкзаке под вещами. Сходим в город, найдём тебе одежонку. И поговорим в дороге.
Возмущаться бесцеремонностью наёмников Егор не стал. Самому интересно и, чуточку, страшно. Раньше Куней не плакала на плече.
Сначала седой сходил на кухню, где ему выдали по паре крупных бутербродов на брата. Оказалось, что сегодня печи отключены, потому обед вот так, по-простецки. Простецкие бутерброды выстроили из ломтя свежего белого хлеба, доброго шмата подкопчённой озёрной форели, горки творога, порезанного на широкие тонкие дольки авокадо. Венчалось сооружение щедрыми дорожками бальзамического соуса.