– Погодите, – останавливает меня Натали. – Куда вы сейчас направляетесь?
– Домой.
– Не хотите кое-что обсудить?
В замешательстве топчусь на месте:
– А вы?
– Как я уже сказала, Джо не продается, но держать его у себя в конюшне, при том, что никто с ним не может справиться, смысла не вижу. Дайте мне подумать.
Я снова сажусь.
– Вы живете в часе езды, так?
– Верно.
– И насколько гибкий у вас график?
– Смотря для чего.
– Чтобы привозить Еву сюда и забирать обратно домой. Допустим, вместо того чтобы проводить шесть дней у меня и одну ночь дома, можно приезжать в понедельник и уезжать домой в пятницу. Или еще вариант: три дня в школе, два – дома. Ну, или какой-либо иной график.
– Правда? И вы согласны пойти нам навстречу?
– Разумеется. Полагаю, сложившиеся обстоятельства требуют особого, индивидуального подхода. А вам так не кажется?
От изумления открываю рот.
– Кажется. Конечно, Натали, вы правы. – По лицу градом катятся слезы. Ругаю себя за несдержанность, но справиться с волнением не могу. – Спасибо, Натали. Если б вы знали, как я вам благодарна!
Натали подходит и кладет руку мне на плечо.
– Ну а теперь самое время ехать домой и все обговорить с Евой. Потом дадите мне знать, что она решила.
Я не в силах ответить что-либо внятное и только шмыгаю носом и киваю.
– Передавайте Еве привет и скажите, что Джо без нее ужасно тоскует.
* * *
Через четыре дня мы с Дэном, Мутти, Евой и Джереми вылетаем в Миннесоту на поминальную службу по Роджеру и Соне. Церемония одна на двоих, и это поначалу удивляет, как нечто не совсем обычное. Но, поразмыслив, понимаю, что так и должно быть. Оба супруга оставили одинаковые распоряжения по поводу похорон, у обоих не было родственников, а все присутствующие на похоронах были коллегами Роджера и Сони.
Роджера и Соню хоронят в закрытых гробах. Во время короткой церемонии покойным отдали последние почести. Мы с Евой прорыдали всю службу, и я надеюсь, Еве стало хоть немного легче. Или скоро станет. Во всяком случае, ей не приходится хоронить отца при наличии множества нерешенных вопросов, как случилось со мной. Черт возьми, а теперь я хороню бывшего мужа, и между нами осталась куча нерешенных проблем.
Нам с Роджером не следовало жениться, и мы оба заслуживали лучшей участи, чем та, которую принес наш брак. Но Роджер был славным человеком, и я скорблю о его безвременной кончине. И я благодарна Дэну за то, что он понимает мои чувства и переживания и не видит в них для себя угрозы, а, наоборот, старается всячески меня поддержать.
Гробы исчезают в похоронном катафалке, не украшенном цветами, и отправляются в крематорий. Погребение праха состоится позже и пройдет тихо и незаметно. А через год, когда осядет земля, на каждой могиле установят маленький мраморный квадрат.
После церемонии едем в роскошный дом Лоренса, чтобы помянуть покойных и предаться воспоминаниям. Дом Лоренса поражает великолепием убранства, каждая мелочь здесь так и кричит об успешной карьере хозяина. И все это выглядит излишне сентиментальным, особенно если вспомнить, что Пегги здесь больше не живет.
Интересно, какие ее мучили переживания? Стала ли она теперь счастливее? Может быть, у меня с ней было гораздо больше общего, чем казалось в годы нашей молодости? С чувством удовлетворения хватаюсь за эту мысль и уже не в первый раз прихожу к выводу, что, похоже, и впрямь большую часть жизни вела себя как капризная сварливая тетка. Вероятно, терпеть мои фокусы было нелегко.
Осматриваю огромные зеркала в комнатах, дорогие картины на стенах, редкие скульптуры, мебель, чья обивка идеально подобрана под шторы. А сама все гадаю, каким был последний дом Роджера. Если бы он меня не бросил, мы бы до сих пор мучились вместе и я носилась бы в поисках качественных репродукций и тряслась над двуцветной стеклянной раковиной. В общем, старалась изо всех сил сделать свой дом образцово-показательным, соответствующим образу жизни, который мы с Роджером пытались вести.
Я вполне осознаю, что с тяжкими испытаниями прошлых лет покончено, а сейчас я допиваю уже третью по счету рюмку хереса и испытываю по этому поводу неописуемое облегчение. Какое счастье, что прошлое с Роджером больше не имеет ни малейшего отношения к моей теперешней жизни.
Оказывается, нам с Дэном не придется влачить жалкое существование в заплесневелом трейлере, и это замечательно, но если бы передо мной встал выбор, с кем остаться, я предпочла бы злополучный трейлер с ним. От этих мыслей сразу накатывает чувство вины, и я снова оплакиваю Роджера. Вот таким он был человеком, и тут уж ничего не поделаешь.
* * *
Через десять дней мы с Дэном поженились. Мутти хотела, чтобы священник обвенчал нас в церкви, но я не согласилась, хотя и понимала, как это важно для нее. С одной стороны, я по своим убеждениям так далека от церкви, что священник вряд ли согласился бы на венчание. Даже если учесть, что с Дэном ситуация не такая безнадежная. С другой стороны, находясь в полном сознании, я не могу принять святое причастие, несмотря на то, что не верю в Бога, который находится где-то на небесах и читает наши мысли. И все же, принимая во внимание события последних дней, я на всякий случай хочу подстраховаться.
И вот нас венчают в саду у Мутти, под обильно цветущей в честь новобрачных яблоней. Одним из преимуществ такой церемонии является присутствие Восторга. Сомневаюсь, что священник разрешил бы привести лошадь на венчание в церкви.
Кроме нас с Дэном свидетелями торжества стали Мутти с Евой, Джереми и судья. Ева держит под уздцы сияющего чистотой, идеально ухоженного Восторга. В начале церемонии конь издает скорбный клич, обращенный к товарищам на пастбище, и, дождавшись ответа, умолкает до конца обряда.
Исполненное тихого величия венчание длится всего семь минут, и все идет гладко, пока Джереми не срыгивает мне на плечо нового синего платья. Что ж, сама виновата, надо было думать раньше и не качать малыша на ноге. Ведь знала же, что он недавно поел и еще не срыгнул воздух. Так что сама себя наказала, и винить некого.
Синее платье похоже как две капли воды на старое, но только размером больше. Ведь Мутти в качестве свадебного подарка оплатила торжественный вечер в ресторане «Сорренто», и я хочу в полной мере насладиться трапезой, не опасаясь, что разойдутся швы. По этой же причине решаю, что не стоит переодеваться и снова втискиваться в любимое платье, из которого выросла. Вытерев с плеча свернувшееся молоко, подкладываю квадратную салфетку из ткани, чтобы прикрыть мокрое пятно, а также на случай других непредвиденных обстоятельств, которые могут случиться в течение вечера. Господи, ну почему я не догадалась сделать это раньше?
И дальше торжество проходит великолепно, не считая одного момента в самом начале, когда я пугаюсь, что вот сейчас-то все полетит к чертям. Из-за широких спин дядюшек, которые работают у нас на конюшне, появляется Луис. Ева издает невнятный звук, а мы с Дэном обмениваемся тревожными взглядами. Понимаю, что надо держаться начеку, ведь поведение Евы непредсказуемо.
Интересно, что сейчас думает Мутти?
В зале повисает мертвая тишина, и лишь из кухни доносится звон посуды. Кажется, время остановилось, и я уже подумываю передать Джереми Дэну, на случай если придется догонять Еву. А дочь вдруг, пролетев стрелой через зал, бросается в объятия Луиса. Луис поднимает ее на руки и кружит по залу. Потом они замирают на месте, приникнув друг к другу головами.
Я с облегчением вздыхаю и уже готова растрогаться до слез, но на сентиментальные излияния не остается времени. И вечер продолжается своим чередом. Нас с Джереми и Дэном окружает шумная толпа, все желают счастья. Кто-то забирает у меня малыша, нас целуют, обнимают, похлопывают по спине, жмут руки. Помимо Луиса и рабочих с конюшни нас пришли поздравить все добровольцы, что помогают Дэну, а также несколько приятелей Мутти по церкви, а еще Джоан и Уолтер.
Луис с Евой занимают столик в дальнем углу и весь вечер не разлучаются. Так и сидят, наклонившись друг к другу, сцепив руки в центре столика. Ева слушает и кивает, время от времени пускает слезу и роняет голову на руки. Тогда Луис утирает ей ладонью лицо. Любуюсь на эту картину и в душе благодарю Мутти, за то что пригласила Луиса. А еще мне стыдно за сомнения, которые одолевали по поводу ее решения. Теперь-то я точно знаю: несмотря на упрямство Мутти, которое порой может довести до белого каления, в конечном итоге она почти всегда оказывается права.
И вот старший официант выходит в центр зала и стучит ложечкой по бокалу, призывая к вниманию. Происходит главное событие вечера, гвоздь программы. Все мгновенно умолкают, а я оглядываюсь по сторонам, решив, что собираются произнести очередной тост. Но тут двери в кухню распахиваются, и появляется Джерард, тот самый официант, что обслуживал нас в закончившийся катастрофой вечер, когда я так и не дождалась предложения руки и сердца. Джерард с важным видом проходит по залу и вручает мне шоколадное суфле, украшенное пластиковыми фигурками жениха и невесты.
