[1] О стилисте Солженицыне писал в «Расставании с Нарциссом» А. Гольдштейн.
[2] Самое обширное: «Саша Соколов: Я всю жизнь выбираю лучшее. Чаще всего бессознательно…» (Беседа Ирины Врубель-Голубкиной с Сашей Соколовым. — «Зеркало», 2011, № 37, 38).
[3] От повышенных ожиданий — едкое разочарование и детская обида тех, кто не услышал волшебного «сезам, откройся!» в интервью Саши Соколова: «И для меня некоторой травмой был ряд интервью (вот, например), в которых Соколов высокомерно говорил, что не публикует новые тексты, потому что не видит заслуживающего их читателя и считает ниже своего достоинства печататься маленькими тиражами» (Г у л и н И. Смертью изящных (рецензия на «Триптих» С. Соколова). — OpenSpace.ru, 2011, 28 ноября).
[4] Л а к а н Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе. М., «Гнозис», 1995, стр. 49.
[5] Д е л е з Ж. Логика смысла. Фуко М. Teatrum philosophicum. М., «Раритет»; Екатеринбург, «Деловая книга», 1998, стр. 342.
[6] Б а д ь ю А. Делез. Шум бытия. М., «Прагматика культуры», «Логос-Альтера»/«Eccо homo», 2004, стр.118.
[7] Например, в стихопрозе Саши Соколова, собранной в сборник «Триптих». Само слово «список» неоднократно упоминается в самом начале книги, в первом и третьем стихотворениях. Встречается затем характеристика списков — «я говорю о том, что успешный учет вещей или существ / невозможен без тщательного перечисления таковых <…> и тот учетчик, что составляет перечень на добротной бумаге <…> поступает как следует, как надлежит» (С о к о л о в С. Триптих. М., «ОГИ», 2011, стр. 90 — 91). Тут мы имеем дело с явной отсылкой к конфуцианским обыкновениям упорядочивания мира через его исчисление, нумерологическое служение порядку, следование Дао даже в самых мелочах, что способствует всеобщей гармонии на земле и на небе.
[8] В силу синкретичности мышления, свойственной детям, как и первобытным людям, подобная особенность распространяется и на детей, то есть у героя-подростка она отнюдь не случайна: «Известно, что в традициях первобытных обществ использовались секретные имена, с которыми субъект идентифицировал свою личность или своих богов настолько тесно, что открыть имя значило погубить самого себя или предать их. Судя по признаниям субъектов анализа, да и по собственным воспоминаниям, дети нередко и сейчас спонтанно используют имя аналогичным образом». (Л а к а н Ж. Там же, стр. 68).
[9] Не один ли из наших собеседников возникнет потом в 33-м стихотворении из «Газибо»? Ср.: «смотритель случайный, прохожий, / притом далеко не здешний, / заезжий из области истинной нежности, с берегов оясио, / возможно, тот самый, что прежде был лучшим из осветителей на театре но, / но как-то, / любуясь огарком китайской спички, / сам испытал дунь-у, / впал в у-вей / и устроился обыкновенным смотрителем из окна в клубе го » (С о к о л о в С. Триптих, стр. 98).
[10] Мысль о том, что понятие вечности ему гораздо ближе категории времени, Соколов проговаривал и более транспарентно: «Что вы, дескать, все цацкаетесь там с вашим временем, собственно говоря, тоже еще нашли категорию. <…> И потом, есть в нем некая фельетонная пошлость, сиюминутность, как в наших творениях. <…> Смотрите, если взять и сравнить его с той же вечностью, то получится полный конфуз. Ибо время настолько же непрезентабельнее последней, насколько реальность невзрачней искусства. <…> Что говорить, время у нас — главбух, главбог, поганое идолище» (С о к о- л о в С. Знак озаренья. — В кн.: С о к о л о в С. Тревожная куколка. СПб., «Азбука-классика», 2007, стр. 11).
[11] «Автор симпатизирует своему герою. Их взгляды на права человека вообще и на бесправие русского человека в частности совпадают со взглядами третьего, более именитого диссидента (протопопа Аввакума. — А. Ч. )» (С о к о л о в С. — Там же, стр. 30).
[12] Известно довольно скептическое отношение самого Соколова к Булгакову: «Саша Соколов сказал в каком-то интервью, что роман, начинающийся фразой „В час небывало жаркого заката на Патриарших прудах два мудака пиво пили...” (или как там в „Мастере и Маргарите”?), можно читать не продолжать. Не продолжать читать можно» (см.: К у р и ц ы н В. Саша Соколов. — «Современная русская литература с Вячеславом Курицыным» <http://www.guelman.ru/slava> ). Хотя «виноват» тут, можно предположить, не сам Булгаков, а тот вид линейного, традиционного нарратива, который он для Соколова олицетворяет.
[13] Впрочем, вещи эти уже знакомы по публикациям в журнале «Зеркало».
[14] Л ь в о в с к и й С. Важные книги июня. OpenSpace.ru. 1 июня 2011 <http://www.openspace.ru> .
[15] «Создатель изысканных прозаических партитур, Набоков не понимал назначения музыки. Сартр поплыл по течению экзистенса и потерял его смысл. Недостойный их современник, я утратил вкус лишь к сюжету. <…> И когда я слышу упреки в пренебреженьи сюжетом, мне хочется взять каравай словесности, изъять из него весь сюжетный изюм и швырнуть в подаянье окрестной сластолюбивой черни» (С о к о л о в С. Palissandre — C’est moi? — Указ. соч., стр. 51 — 52).
[16] Говоря о значительности «проэзии» Гольдштейна, в мемуарном очерке о нем Соколов отмечает, «например, умение сгладить, а то и свести на нет противоречия между что и как . Умение в нужный момент упразднить это самое что и при том сохранить динамичное равновесие письма» (С о к о л о в С. О другой встрече. — Там же, стр. 161 — 162).
[17] «Виноват, но мне, максималисту, необходимы в ней: звук, поиск, всплеск, искус, изыск, посыл», — высказывает свои требования к фразе сам писатель (С о к о л о в С. Ключевое слово словесности. — Там же, стр. 157).
Кто виноват в смерти Скоби?
Горелик Михаил Яковлевич — публицист, эссеист. Родился в 1946 году. Окончил Московский экономико-статистический институт. Автор многочисленных публикаций в отечественных и зарубежных изданиях. Постоянный автор «Нового мира». Живет в Москве.
Гриновская стереометрия
Майор Скоби — герой романа «Суть дела» [1] . Грэм Грин ставит в центр любовного треугольника вертикаль, превращая его таким образом в пирамидку. На вершине Бог. Гриновская стереометрия. В этом пространстве переживания героя сильно прибавляют в интенсивности и получают еще одно не просто важное, а определяющее измерение.
Скоби не хочет причинить боль ни одной из женщин. Хочет сохранить честность перед Богом. Честность в исповеди, честность в причастии. Вообще — в тех отношениях, которые у него с Богом сложились. Это ему не удается. Для него исповедь предполагает внутреннее обязательство не повторять грех. Но это значит причинить боль одной из женщин. Замкнутый круг.
Священник, понимающий и сочувствующий Скоби, косвенно указывает ему естественный обходной путь: несчастный может ведь каждый раз каяться в одном и том же, а Бог будет, по безграничному Своему милосердию, прощать и прощать. Все так делают. Но только для Скоби такой способ справиться с ситуацией неприемлем. Говорить неправду женщине — из жалости — может. Или не всю правду. Но Бог не женщина. Скоби, человек с чуткой совестью, не может врать, лукавить, лицемерить. Не желает самооправданий.
Казалось бы, выход есть: вообще отказаться от исповеди. Но это необходимая часть его жизни. Отказаться — значит отречься от своей картины мира. Кроме того, все понимающая Луиза давит на Скоби, полагая, что исповедь — эффективный способ отсечь ту женщину.
Став вдовой, она скажет с оттенком горечи, обиды, осуждения: одного Бога он только и любил. В «Силе и славе» священник говорит, что любовь к Господу включает в себя потребность защитить Его от самого себя. Вот и Скоби — тоже.
Да не в суд и во осуждение — а он чувствует, что в суд и во осуждение. И жить так дальше не может. Подобного рода церковные переживания в литературе на русском языке большая редкость — как в оригинальной, так и в переводной.
Скоби решает, пожертвовав жизнью будущего века, уйти из жизни века нынешнего. Ничего другого не остается. Не видит выхода. Искусно инсценирует инфаркт, чтобы, упаси Боже, ни одна из женщин не испытала чувства вины за его смертный грех — так он это себе представляет. А слезы? Что слезы. Пускай она поплачет — ей ничего не значит. Слезы высыхают. Обеим лучше будет.
