ребенок. И я когда-то мечтала. А мой мужчина взял и выполнил все желания в один миг. Как по волшебству. Не спрашивая. Словно знал заранее, чего я хочу.
И от этого еще больше восхищаюсь им…
— Она чудесна, — то ли шепчу, то ли беззвучно шевелю губами. Потому что невозможно сдержать эмоций. Ну, почти.
Кстати, те несчастные женщины, которые рыдают по двое суток из-за гормонов — врушки! Меня на слезы не распирает, скорее на умиление.
— Ну что, не передумала?
— Олеж, я очень хочу. Пожалуйста…
Когда эти серые глаза рассматривают так внимательно и в то же время серьезно, хочется спрятаться от них. От их строгости. От ощущения, что перед тобой воспитательница из интерната, которая в любой момент может несправедливо наказать за проступок, а не любимый человек.
— Тогда раздевайся, — говорит мой мужчина и уходит в гостиную, пока я выполняю просьбу.
Сажусь на край кровати, распускаю длинные пряди волос, прикрываю ими увеличившуюся в размере грудь, свожу ноги вместе. Из одежды на мне остаются лишь сережки-гвоздики, которые не снимала с детства и кулон с правой половинкой сердца. Левая украшает крепкую мужскую шею.
Олег тем временем устраивается на миниатюрном табурете и настраивает мольберт под это положение.
— Теперь сиди смирно, — улыбается он уголками губ.
И я сижу. Ровно. С прямой спиной, хоть и непривычно. Неудобно. Все ради искусства, как говорится. А он рисует меня, как когда-то обещал. Хотя я не рассчитывала, что когда-нибудь буду позировать обнаженной и с небольшим животиком. За окном ветрено, скоро осень наступит, а у нас дома лето. Вечное лето, вечная радость и предвкушение детского смеха.
Вечный вопрос о том, чем я заслужила этого мужчину, отпадает. Каждый раз задаю и каждый раз не нахожу ответ. И стараюсь не искать. Бессмысленно. Главное, что у нас есть сейчас, в данный момент.
Мы.
— Олеж.
— Аю? — мельком смотрит на меня, затем в мольберт, набрасывая мой силуэт.
— Полтора года назад, когда мы с тобой познакомились, ты думал, что когда-нибудь я буду сидеть перед тобой в такой позе и…
— И гладить живот с нашим ребенком? — заканчивает он за меня. — Нет.
— А о чем ты думал?
Мне казалось, что сейчас его лицо посуровеет, станет угрюмым. И я все равно буду любоваться его идеальными аристократическими чертами. Но нет. Он отрывается от работы, кладет карандаш в отсек и подходит ко мне. Смотрит сверху вниз, заставляя мое сердце взволнованно стучаться чаще, а затем садится на корточки. Накрывает мои ладони, скрывающие до этого низ живота, и произносит:
— О том, почему эта грязная оборванка сорвала благотворительную выставку? Почему она такая дерзкая и грубая? Почему ее все бросили и относились, как к скоту? А затем о том, как забыть эту девчонку и не нанести еще большей травмы, чем уже есть?
Его ладони легко-легко прикасаются к моей щеке. Гладят пальцами, костяшками, обводят незамысловатые линии. Наклонившись близко-близко, его губы шепчут:
— А сейчас мысленно благодарю всевышнего каждый день за то, что ты появилась в моей жизни, — легко-легко касается своими губами моих и продолжает: — Скажи, за что ты мне досталась?
Я тоже задаюсь этим вопросом, Олежа. Все никак не могла понять, как обычной девчонке с улицы так повезло. Не в материальном плане, а в моральном. Мало кто из наших вышли так удачно из интерната. Кто-то уже сразу начал разгульный образ жизни, стоило переехать в общагу. Забили на учебу, на будущее. А мое будущее прямо перед глазами.
И под сердцем…
Никогда не думала, что способна кого-то любить без остатка, что в состоянии пожертвовать своим здоровьем ради кого-то. Жизнью. Могу. И пожертвую, если потребуется. Ради тебя. Ради любимого мужчины, который когда-то тоже пожертвовал многим ради меня.
— Если бы не запрет, я бы запечатлел тебя там… — недвусмысленно опускает взгляд и снова поднимает на меня.
— Если бы не запрет, я бы каждую ночь любила тебя. По-своему… — так же недвусмысленно улыбаюсь в ответ.
— Олег… — выдыхаю его имя. Тело напряжено до предела, местами покрыто мимолетными мурашками, дыхание сбито, а между ног влажно.
— Невозможная, — шепчет он и затягивает меня в страстный поцелуй. В собственнический. В родной. И любимый.
В серебристых глазах загораются сотни маленьких огоньков. Нет, не сотки. Миллиарды. И все они светят так ярко, что способны затмить за собой все на свете. Препятствия, время, обстоятельства.
И последствия, которые никто не смог предвидеть…
Сейчас нет ничего. Только мы. Только наши прикосновения и признания в любви без слов. Произнесенные в миллионный раз. Этого все равно будет мало.
Мы вновь и вновь окунаемся в страсть. В нашу любовь. Во что-то невообразимое, не совместимое с временным континуумом. Пока…
— Ау! — кричу я, когда внезапно стягивает живот. И это не от наслаждения. От боли.
И от неожиданности, когда вижу на белой простыне капли крови…
Глава 33. Испытание судьбы
Скорость слишком высокая. Сбавь. Невнимательно смотришь по сторонам. Может кто-то врезаться. Будь аккуратен. Еще мгновение и оба окажитесь на том свете.
Предупреждения сыпятся из раза в раз. Каждую гребаную секунду, стараясь не упустить придурков, которые едут со скоростью двадцать километров в час, и Еву, скривившуюся от боли. Лежит на заднем сидении в позе эмбриона, держится за живот, пытаясь побороться за свою жизнь, за жизнь нашей малышки.
И я борюсь своими способами…
Еду как можно быстрее. По дороге звоню врачам, предупреждаю, чтобы встретили нас на выезде. Все должно быть готово, чтобы начать спасение моих девочек.
— Все будет хорошо…
Повторяю эти слова из раза в раз. Не знаю, кому именно они предназначены: ей, для уверенности в будущем, или мне для успокоения. Не время паники, нужно мыслить трезвой головой. Найти бы эту самую трезвость, когда внутри все трясется от волнения. От ситуации. От того, что мы поддались соблазну и не смогли остановиться. Нас предупреждали, что с этим частить нельзя, знали о запрете и все
