— Мы были бы тогда в его власти, — сказал Джем. — Если бы, конечно, ты не был бы готов дать мне умереть, что было бы разумным планом действий.
— Я бы не был готов. — Резко произнес Уилл. — Ты мой кровный брат. Я поклялся не допустить, чтобы тебе был причинен какой-нибудь вред…
— Оставь в стороне клятвы, — сказал Джем, — и психологическое давление, неужели тебе все это нужно делать со мной?
— Я не знаю, что ты имеешь в виду…
— Я начал задаваться вопросом, способен ли ты пожелать пощадить кого-то, кто страдает.
Уилл слегка качнулся назад, как будто Джем толкнул его.
— Я… — Он сглотнул, ища подходящие слова. Это было так давно, когда он искал слова, которые принесли бы ему прощение, а не ненависть, так давно, когда он пытался представить себя как-нибудь иначе, кроме как в наихудшем свете, что он задался вопросом в этот панический момент, способен ли он еще это сделать. — Я говорил сегодня с Тессой, — сказал он наконец, не заметив, что лицо Джема еще более заметно. — Она заставила меня понять… что то, что я сделал прошлой ночью, непростительно. Хотя, — торопливо добавил он, — я все еще надеюсь, что ты меня простишь. Ради Бога, у меня так плохо получается это.
Джем поднял бровь.
— За что?
— Я пошел в этот притон, потому что я не мог прекратить думать о моей семье, и я хотел, мне было нужно, прекратить думать, — сказал Уилл. — Мне не приходило в голову, что для тебя это может выглядеть, как будто я насмехаюсь над твоей болезнью. Я полагаю, что я прошу прощения за то, что мне не хватило предусмотрительности. — Его голос понизился. — Все совершают ошибки, Джем.
— Да, — сказал Джем. — Но ты совершил их больше, чем большинство людей.
— Я…
— Ты причиняешь боль каждому, — сказал Джем. — Каждому, чьей жизни ты касаешься.
— Только не тебе, — прошептал Уилл. — Я причиняю боль каждому, кроме тебя. Я никогда не хотел причинить тебе боль.
Джем поднял руки, прижимая ладони к глазам.
— Уилл…
— Ты не сможешь никогда простить меня, — сказал Уилл, услышав свой собственный голос, в котором звучали панические нотки. — Я был бы…
— Один? — Джем опустил руки, сейчас он уже криво улыбался. — И кто в этом виноват? — Он откинулся на спинку кресла, его глаза были наполовину прикрыты от усталости. — Я всегда прощал тебя, — сказал он. — Я всегда прощал тебя, даже если ты не извинялся. На самом деле, я и не ожидал, что ты будешь просить прощение. Влияние Тессы, я могу только догадываться.
— Я здесь не из-за того, что она попросила. Джеймс, ты вся семья, которая у меня есть. — Голос Уилла дрожал. — Я бы умер ради тебя. Ты знаешь это. Я бы умер без тебя. Если бы не ты, я был бы мертв уже сотни раз за эти прошедшие пять лет. Я должен тебе все, и если ты не можешь поверить, что я могу сопереживать, возможно, по крайней мере, ты сможешь поверить, что я знаю, что такое честь… честь и долг…
Теперь Джем посмотрел на него действительно встревоженным взглядом.
— Уилл, твое волнение оправдано больше, чем мой гнев. Мой гнев уже остыл. Ты знаешь, что я никогда не мог слишком долго злиться. — Его тон был успокаивающим, но было что-то в Уилле, что не могло быть успокоенным.
— Я пошел, чтобы достать лекарства для тебя, потому что я не могу смириться с мыслью, что ты умрешь или что тебе будет больно, конечно, не тогда, когда я мог бы сделать что-то, чтобы предотвратить это. И я сделал это, потому что я боялся. Если Мортмейн пришел бы к нам и сказал, что только у него одного, есть наркотики, чтобы спасти твою жизнь, ты должен знать, я бы дал бы ему все, чего бы он не хотел, чтобы получить их для тебя. Я подвел свою семью, Джеймс. Но я не подведу тебя…
— Уилл. — Джем поднялся на ноги, прошел через комнату к Уиллу и встал на колени, посмотрев в лицо своего друга. — Ты начинаешь беспокоить меня. Твое сожаление делает тебе честь, но ты должен знать…
Уилл посмотрел на него. Он вспомнил, каким был Джем, когда он только приехал из Шанхая, казалось, что он весь был одними большими темными глазами на стеснительном белом лице. Было нелегко рассмешить его тогда, но Уилл заставил себя попытаться.
— Знать что?
— Что я умру, — сказал Джем. Его глаза были расширены и лихорадочно блестели, в уголке его рта по-прежнему были следы крови. Тени под его глазами были почти голубыми. Уилл вцепился пальцами в запястье Джема, смяв материал его рубашки. Джем даже не поморщился.
— Ты поклялся оставаться со мной, — сказал он. — Когда мы давали наши клятвы, как парабатаи. Наши души связаны. Мы один человек, Джеймс.
— Мы два разных человека, — сказал Джем. — Два человека, связанные заветом.
Уилл знал, что он говорил, как ребенок, но он не мог не сделать этого.
— Завет, который говорит, что ты не должен идти туда, куда я не могу пойти с тобой.
— До смерти, — мягко ответил Джем. — Это слова клятвы. «Ничего кроме смерти не разлучит тебя и меня». Когда-нибудь, Уилл, я уйду туда, куда никто не сможет последовать за мной, и я думаю, что это произойдет скорее рано, чем поздно. Спрашивал ли ты себя когда-нибудь, почему я согласился стать твоим парабатаем?
— Не было предложений получше? — Уилл попытался пошутить, но его голос треснул, как стекло.
— Я думал, что ты нуждался во мне, — сказал Джем. — Ты построил вокруг себя стену, и я никогда не спрашивал почему. Но никто не должен нести бремя в одиночку. Я думал, что ты впустишь меня в свой внутренний мир, если я стану твоим парабатаем, и затем тебе будет на кого опереться. Мне было интересно, что моя смерть будет означать для тебя. Раньше я боялся ее из-за тебя. Я боялся, что ты останешься один за этой стеной. Но теперь… кое-что изменилось. Я не знаю почему. Но я знаю, что это правда.
— И что же это за правда? — пальцы Уилла по-прежнему сжимали запястье Джема.
— Эта стена падает.
Тесса не могла уснуть. Она лежала, не двигаясь на спине, уставившись в потолок. На штукатурке была трещина, которая выглядела иногда, как облако, а иногда, как бритвенный разрез, все зависело от смены освещения.
Ужин был напряженным.
Очевидно, что Габриэль сказал Шарлотте, что он отказывается возвращаться и принимать участие в тренировках, поэтому только Гидеон будет работать с ней и Софи с этого момента. Габриэль отказался сказать почему, но было ясно, что Шарлотта винила в этом Уилла. Тесса, глядя на то, как вымотанная Шарлотта смотрит на перспективу еще большего конфликта с Бенедиктом, ощущала тяжелое чувство вины за то, что привела Уилла с собой на тренировку и из-за того, что смеялась над Габриэлем.
Не помогло и то, что Джема не было на ужине. Ей так хотелось поговорить с ним сегодня. После того, как он избегал ее взгляда за завтраком и затем «заболел» за ужином, паника скрутила ее живот. Был ли он в ужасе оттого, что произошло между ними прошлой ночью… или еще хуже, это вызвало у него отвращение? Может быть, в глубине своего сердца он думал так же, как и Уилл, что колдуны были ниже их. Или может быть, это не имело ничего общего с тем, кем она является. Может быть, его просто оттолкнуло ее распутство. Она приветствовала его объятья, не оттолкнула его, а не тетя Харриет ли всегда говорила, что мужчины слабы там, когда обеспокоены желанием, и что женщины — это те, кто должны проявлять сдержанность?
