подумал он и вписал эту рифму в конец следующей строки.
Далее он размышлял так:
«Что может случиться с “уделом”? Он может быть несчастным или счастливым. Ах ты, удел, удел! А может быть удел противным?» — спросил он сам себя и записал всю третью строку: «И опротивит твой удел…»
Последняя строка у него не вызвала особых затруднений. Рифма к «натужных» нашлась быстро — «ненужных». Теперь он прочел вслух всё четверостишие:
Когда устанешь ты от дел,
От суеты забот натужных.
И опротивит твой удел,
И жизнь покажется ненужной.
И задумался:
«В третьей строке, может быть, слово “твой” поменять на “свой”?»
И, ничего не решив, стал думать над началом следующего четверостишия.
«Надо бы что-то рекомендовать, то есть сказать посетителям конторы нечто оптимистичное после прочтения первых строк, чтобы они не затосковали. Допустим, вот так», — и он написал следующую строку: «Тоску к себе не допускай».
«Тоска может и до депрессии довести, — подумал он. — До болезни, то есть сгубить может», — и записал на бумаге вторую строчку: «Иначе загрызет до смерти».
«Теперь надо дать конкретный совет, а то “тоску не допускай” — а как это сделать? Ей же не скажешь: “Уходи, тоска, от меня подальше”, — размышлял он. — Много способов избавиться от тоски предлагали и до меня. Повториться, что ли? — подумал он. — Нет уж, что-то свое надо изобрести!»
В голове мелькнуло: «Как ведут себя дети? Дети играют. Вот то, что нужно, — игра! Сейчас я ее приспособлю!»
Он записал третью строку, но не сразу. Сначала появилось последнее слово — «отпускай» (оно рифмовалось с «допускай»), а затем и вся строка: «Заботы просто отпускай».
И в конце четвертой строки сами собой появились два слова: «играют дети». Он попробовал последнюю строчку изобразить вот так: «Смотрите, как играют дети».
Прочитав всё четверостишие, он исправил слова «смотрите, как» на «вот посмотри» и полностью составил вторые четыре строчки:
Тоску к себе не допускай,
Иначе загрызет до смерти.
Заботы просто отпускай,
Вот посмотри — играют дети.
«Пора закругляться. Надо усилить тему игры и заканчивать, — подумал он. — Большие тексты при входе в контору читать не будут», — и уверенно записал первую строчку финала: «Игра — вот способ выжить нам». Вторая строчка, как усиление первой, сложилась легко: «В ней наша сила и спасенье».
Рифмы приходили быстро, и он сразу же записал оставшиеся две строчки:
И может, даже воскресенье,
И нам воздастся по делам.
Он прочёл всё с самого начала. «Для конторы неплохо, — решил он и оставил исчирканный листок на столе. — Надо позаботиться о лицензии. Но этим я займусь завтра».
* * *
А там он рисовал плакаты, политически правильные и полезные для службы. В середине второго года службы неожиданно пригодился его навык — рисовать, писать плакатные тексты и оформлять стенгазеты.
«Пограничник, ты идешь в наряд — будь бдителен!» — такие и подобные тексты он старательно выводил кистью на металлических листах, которые устанавливались в нужных местах во дворе заставы. Начальникам нравился его стиль — строгий и правильный, соответствующий военному порядку.
Теперь, ближе к дембелю, его хозработы заключались только в рисовании. Он писал изречения знаменитых людей и обычные утилитарные надписи, такие как «Место для курения». А когда он нарисовал два больших значка — «Отличник-пограничник» и «Отличник Советской армии» — и пристроил их снаружи при входе на заставу, у старшины появилась грандиозная идея. Он настолько проникся уважением к способностям рисовальщика, что, взъерошив усы, произнёс:
— Давай-ка нарисуем на стене на всю высоту здания доблестного пограничника.
Предложение старшины нисколько не смутило его. Есть команда — соображай, как ее выполнить, к тому же старшина добавил такие сладкие для «деда» слова:
— Это тебе дембельское задание.
«Дембельское задание» — эти два слова какую хочешь силу придать могут, хоть горы сворачивай, а тут всего лишь погранца высотой в два этажа нарисовать! Размеры фигуры, надо сказать, несколько смущали: высота в два этажа — это не буковки на плакатиках выводить. Это, может, и леса строительные придется возводить.
Строительные леса он решил не сооружать, а воспользоваться высокой лестницей, что значительно ускоряло творческий процесс.
Для начала стоило обдумать план своих действий. Он довольно долго со всех сторон рассматривал кирпичную стену, и постепенно картина грандиозного погранца стала вырисовываться, да и пограничные газеты и журналы были под руками. Образцы нарисованных погранцов в них имелись. Одна проблемка осталась: чем контуры наносить? Карандаш не годился — штрихи от него слишком тоненькие, издалека не видны. Раздобыл он древесные угольки из топки кочегарной, чиркнул по кирпичу — годится, черный штрих издали хорошо заметен. В общем, за час план работы созрел: ставим лестницу, не спеша наносим контуры по кирпичам, вниз каждый раз спускаемся и со стороны глядим, как оно выходит. А уж потом по контуру создаем монументальное панно — пограничника со строгим лицом, но без собаки. Собаку он решил не изображать — возни много, а толку мало. Краску изведешь, а породу всё равно не поймаешь. Собака — она не человек: схематично покажешь — юморно получается, а всю в деталях изобразишь — со стилем погранца не увяжется. Погранец-то строгим должен быть, стилизованным под плакат.
Длиннющую лестницу он волоком еле-еле притащил и понял: «Рисовать-то что, а вот лестницу поднять одному — это покорячиться надо». Помощников звать не хотелось — все при делах, да и дембельская работа требовала уединенного сосредоточения.
Слово «дембельское» на заставе имело особенный смысл. В нём концентрировались все чувства и сокровенные желания погранца, всё его стремление к радостному возвращению после службы домой. Дембельские сапоги — особенные: яловые, голенища проглажены горячим утюгом, подогнаны под икры, чтобы не болтались, отрихтованы симметричной гармошкой и крайне бережно эксплуатируются в последние месяцы службы. Дембельская форма готовилась заранее, ушивалась вручную по фигуре. Погоны с твердыми прокладками, немного неуставные, снисходительно дембелю разрешались. А дембельские мелочи, как то блокнот, ручка, календарик и прочие штучки, были наготове еще месяца за четыре до увольнения.
Дембельская хозяйственная работа подразумевала что-то неспешное, требующее тщательности, а там, где тщательность не очень была нужна, ее искусственно привносил сам дембель. Например, малярные работы. Дембель, медленно проведя кистью по поверхности, мог несколько минут созерцать нанесенный колер, может быть, интуитивно понимая, что этот мазок может быть одним из последних в его армейской службе.
Лестницу по своей личной технологии, используя множество мелких
