по далеким заморским краям.
Когда всадник приблизился, он узнал в нем батрака Агойя, подростка, работавшего у них в усадьбе. Он был сыном их соседа, крестьянина-бедняка Доментия Хведелидзе. Отец привел его в господский дом, чтобы он был поближе к образованным людям, научился грамоте и русскому языку. Корнелий полюбил его, и они стали друзьями.
Подъехав к Корнелию, Агойя спрыгнул с лошади и с удивлением уставился на своего друга, одетого в военную форму. Корнелий поздоровался и расцеловался с ним.
— Как ты вырос! — весело сказал он. — Откуда едешь?
— Наша мельница стала. Барыня послала, чтобы вон в той деревне намолоть…
Агойя стоял перед Корнелием босой, в полинялой сатиновой рубахе и коротких брюках. Это был крепыш и здоровяк, не боявшийся никакой работы. Он лучше всех плавал и нырял. Больше всего ему нравилось пасти летом скот на берегу реки. Забрав свирель и сумку с провизией, он уходил из дому рано утром и оставался на реке вместе со своими товарищами до самого вечера.
— Ну, пойдем, — сказал Корнелий, когда Агойя привязал его чемодан к седлу.
— Нет, зачем? Ты на лошадь садись.
Но Корнелий отказался. Сказал, что устал сидеть в дилижансе и что ему приятнее сейчас идти пешком. Тогда Агойя забрал у него карабин, перекинул через плечо и зашагал рядом с гостем.
Пройдя несколько шагов, он прикрикнул на лошадь, которую вел за узду, и первым начал разговор:
— Ой, как барыня тут за тебя боялась! «Вдруг, говорит, убьют его турки…» — Затем испытующе оглядел Корнелия и неожиданно спросил: — А ты турок убивал?..
— Убивал, — ответил нехотя Корнелий.
Агойя поджал губы и с каким-то почтительным любопытством стал глядеть на него.
Они остановились у висячего моста. Из Зекарского ущелья дул прохладный ветерок. Над грядой покрытых лесом гор уже всплыла полная луна. Корнелий стал расспрашивать своего спутника о матери, о гостивших у нее Вардо и Нино Макашвили.
— Никто тебя не ждет. Вот-то будет радость! — восторженно смеялся Агойя.
2
На холме, среди высоких тополей, кипарисов и магнолий, показался так хорошо знакомый Корнелию дом с широким балконом. Корнелий остановился, положил шинель на землю, сделал из нее скатку и перекинул через голову, как это делают солдаты в походе. Затем взял у Агойя, внимательно следившего за ним, свое ружье, вскинул его на плечо и по-военному зашагал к дому. Он решил предстать перед матерью, старшим братом и гостями в полном военном обмундировании.
Встречавшиеся по пути люди с любопытством поглядывали на незнакомого военного, направлявшегося в деревню.
Пересекши лужайку, Корнелий и Агойя подошли к воротам усадьбы, стоявшей поодаль от крестьянских домов. Агойя привязал лошадь к колу и хотел было перескочить через забор, чтобы первым принести в дом радостную весть, но Корнелий придержал его:
— Подожди, вместе пойдем, неожиданно явимся.
Услышав голоса, собаки подняли лай.
— Кто там? — раздался чей-то окрик с балкона.
Корнелий решил пробраться к дому через задний двор. Агойя приласкал подбежавших собак, и они перестали лаять.
Пробираясь вдоль частокола под густыми зарослями орешника, Корнелий сорвал лист, растер его ладонями и с наслаждением вдохнул нежный запах. Затем сорвал и орешек, освободил его от зеленого гнезда, расколол зубами и с удовольствием съел мягкий, еще не дозревший плод.
Из-за кукурузника, за которым укрылись Корнелий и Агойя, уже хорошо был виден балкон. Перед ним, под зеленым шатром старой липы, стоял накрытый к вечернему чаю стол. При свете лампы Корнелий разглядел мать, Вардо, брата Степана и Иону Чхеидзе. Они о чем-то мирно беседовали. «Как здесь спокойно! — подумал Корнелий. — Мама, которая так жаждала меня увидеть, и не догадывается, что я стою в нескольких шагах от нее… Но почему нет Нино?..»
Сгорая от нетерпения, Агойя торопил друга скорее подойти к столу.
Поручив своему спутнику придержать собак, Корнелий стал продвигаться вдоль частокола. В это время с балкона спустилась Нино и села за стол рядом с Ионой. Сердце Корнелия заколотилось еще сильней. Иона что-то сказал девушке, и все захохотали. «Должно быть, острит по обыкновению», — решил Корнелий.
Тереза Мхеидзе поддерживала с Ионой хорошие, добрососедские отношения. Она любила его, как брата, и многое ему прощала, в том числе даже фривольные шутки и остроты.
Улучив момент, Корнелий оторвался от плетня, пробежал несколько шагов на цыпочках, прошел под тенью липы и спрятался за огромным стволом. Теперь он стоял совсем близко от матери. Он мог даже рукой коснуться ее. Но она не видела его. Тогда он вышел на свет, остановился, взял под козырек и громко произнес:
— Разрешите явиться!
Все вздрогнули и повернули испуганные лица в его сторону.
— Корнелий, родной!.. — воскликнула мать.
Все вскочили. Тереза бросилась к сыну, прижала его к груди и стала целовать в лицо, в глаза, шептала какие-то ласковые слова, плакала, улыбалась, снова целовала…
Корнелий расцеловался со всеми и — в первый раз открыто — с Нино. Он крепко, по-мужски, пожал ей руку и так посмотрел в глаза, как будто спросил: «Не забыла меня?»
Смутившись от неожиданного поцелуя, Нино растерянно смотрела то на мать, то на Терезу.
Из кухни прибежали служившая много лет в доме Мхеидзе старуха Майко и отец Агойя, Доментий Хведелидзе. Корнелий и с ними расцеловался.
Все с интересом рассматривали долгожданного гостя, благополучно возвратившегося с войны под родительский кров. Терезе казалось, что сын ее очень возмужал и как будто даже вырос. Лицо его потемнело от загара, плечи раздались, весь он стал крепким, подтянутым, как настоящий видавший виды солдат.
Только после того, как Корнелий ответил на многие вопросы, которыми забрасывали его, старая Майко предложила ему присесть.
Корнелий снял скатку, степенно опустился на стул и поставил ружье между ног. Тереза не спускала с сына глаз, никак не могла прийти в себя от радости.
— Что же это ты так неожиданно нагрянул? — журила она его. — Дал бы знать, что едешь…
Все эти годы Тереза прожила в страхе за детей. Сначала она волновалась за старшего сына, Евгения, врача, находившегося на Западном фронте. Затем ей пришлось переживать разлуку с Корнелием, отправившимся воевать с турками. И кто знает, когда кончится эта проклятая война!
— Говорят, вы выдержали большой бой под Аспиндзой? — спросил Корнелия Степан, полный, среднего роста, красивый мужчина.
— Какой там бой! Где это слыхано, чтобы зайцы воевали! — съязвил Иона по адресу Корнелия.
— Ну, ты герой-богатырь, Георгий Саакадзе, помолчал бы лучше! — вступилась за сына Тереза, стараясь обратить в шутку замечания Ионы.
Корнелий покосился на Вардо и Нино: как они восприняли замечание Ионы? Нино ласковым взглядом поспешила его успокоить: «Стоит ли сердиться на этого
