class="p1">— Нравится Вардо и Нино в деревне?
— Думаю, что наша природа и наш воздух таковы, что никому они не могут не понравиться. Вот посмотри, как я устроила их, — и, открыв дверь в бывший кабинет мужа, Тереза показала две кровати, застланные шелковыми одеялами.
Корнелий подошел к одной из них и провел рукой по нежному шелку.
— Здесь Нино спит? — спросил как бы между прочим он.
— Ты угадал, — улыбнулась Тереза и лукаво шепнула: — Ой, кажется, растревожила она твое сердце? Ну да что ж, неплохая девушка. И красивая, и воспитанная, и образованная. Впрочем, дело не только в красоте да в образовании, мой мальчик, а еще и в характере, в душе. Я много знала красивых и образованных девушек, которые потом отравляли жизнь своим мужьям. Ведь характер женщины сразу никак не определишь. Иная до замужества воркует с тобой, как голубка, а потом такой себя покажет, что врагу ее не пожелаешь. Конечно, — поспешила она оговориться, — Нино не такая. Но вот только подумай: не рано ли тебе жениться? Мне кажется, родной, что лучше было бы кончить сначала университет, стать прочно на ноги, а тогда уж подумать о женитьбе.
— Да что ты, мама!.. О какой женитьбе ты говоришь? — попытался прервать разговор Корнелий.
— Вот-вот, — продолжала свое Тереза, — и твои братья то же самое говорили, даже уверяли меня, что никогда не женятся, а через год-два и один и другой втихомолку взяли да и поженились. Я еще раз повторяю, что против дочери князя Эстатэ Макашвили я ничего не имею, но…
— Мама, ты говоришь так, будто я уже завтра собираюсь под венец.
— Не знаю, мой мальчик, когда под венец, но, как мать, я тебе сказала то, что должна была сказать: А дальше полагаюсь на твое благоразумие.
— Да разве, мама, время сейчас о женитьбе думать? — пытался Корнелий уверить мать, что не последует примеру братьев. — Ты взгляни только, что творится вокруг… Пойду позову Агойя, чтобы дал мне умыться. Неудобно, там нас ждут.
— Для Агойя теперь праздник, не нарадуется твоему приезду, — заметила Тереза. — Только, ради бога, не балуй его, а то совсем от рук отобьется.
Через задний балкон Корнелий спустился по лестнице во двор и заглянул в кухню. Там в очаге пылал огонь. У котла, в котором что-то варилось, суетилась старая Майко. Ей помогал Доментий.
Увидев Корнелия, родившегося и выросшего на ее глазах, старуха снова обняла его и еще раз поздравила с благополучным возвращением.
— И чего это ты вздумал идти на войну? — удивлялась она. — Для чего тебе солдатчина?..
Доментий, служивший когда-то в солдатах, спросил у Корнелия, как обстоят дела на фронте. Корнелий коротко ответил ему и попросил закурить. Доментий достал из кармана подаренную ему Терезой жестяную коробку с надписью: «Монпансье» и подал гостю. Взяв щепотку тонко нарезанного табаку, Корнелий стал скручивать цигарку.
Несмотря на жару, голова у Доментия была повязана башлыком. Это был низкого роста, плотный, широкоплечий человек. Черные усы его слегка пожелтели от табачного дыма, бороду он брил. Достав щипцами уголек, Доментий дал Корнелию прикурить.
— Вот это табак! — кивнул одобрительно Корнелий после первой затяжки. — Давно не курил такого!
— Да, не городской, сам сушил и крошил, — сказал самодовольно Доментий. — Там, в городе, черт знает что в табак сейчас примешивают! Травят людей…
— Не только в табак, — отозвалась Майко, вынимая из котла и кладя на стол сваренную курицу, — в хлеб чего только не мешают. Как это люди могут его есть?..
— И такому рады, — заметил Корнелий. — В Тифлисе люди всю ночь в очередях за хлебом стоят, да и то не всякому достается…
— Что же себе думает эта самая меньшевистская власть? — спросил Доментий.
— Ничего, — ответил успокоительно Корнелий, — и власть будет, какая нам нужна, и хлеб — настоящий!
— Хоть бы! Замучились с этими меньшевистскими комиссарами. Где городу хлеб взять, если в деревне крысе голодной нечем поживиться!
Выкурив цигарку, Корнелий позвал Агойя на балкон — помочь умыться.
— В деревне нужно умываться по-деревенски, — говорил сам себе Корнелий, раздевшись по пояс и подставляя руки под кувшин с родниковой водой.
Тереза вынесла полотенце, положила на стол синюю сатиновую рубаху и черные брюки.
Наскоро переодевшись, Корнелий спустился во двор.
— Привет студенту! — весело встретил его Иона.
ИОНА
Часы надежд и наслаждений
Тоской внезапной осеня,
Тогда какой-то злобный гений
Стал тайно навещать меня.
А. С. Пушкин
1
Тереза ушла, и за столом хозяйничала Вардо. Иона снова решил подтрунить над Корнелием.
— Зря так долго прихорашивался, — сказал он ему, — все равно ты Нино не понравишься.
Корнелий и Нино смущенно переглянулись.
— И вообще, — продолжал Иона, — она, конечно, права, когда говорит, что ты, простой имеретинский парень, совсем не пара ей — княжне Макашвили.
Нино слегка улыбнулась, но сейчас же нахмурила брови. Однако Иона не унялся.
— Ты чего так набросился на хлеб и сыр? Или впрямь из голодной губернии вернулся? — приставал он к Корнелию. — Скоро ужин будет, потерпи. Давайте лучше пойдем погуляем по лунной поляне.
— Корнелию лучше сегодня никуда не ходить, устал ведь он, — сказала Нино. — Вы идите гуляйте, а мы здесь с тетей Терезой посидим.
Иона расхохотался:
— Это значит — с Корнелием хочешь остаться?.. Милая моя девушка, да разве госпожа Вардо когда-нибудь допустит до этого! Это же все равно, что ягненка с волком оставить. Да как же это можно?..
— Неужели я все время буду служить мишенью для ваших острот? — обиделась Нино.
— А вы не обращайте на него внимания, — посоветовал ей Степан. — Ведь чем больше на него сердишься, тем он назойливее становится.
Иона перестал смеяться и как будто задумался. Но раздумье его длилось лишь несколько секунд.
— Эх, — обратился он снова к Нино, — зря вы сердитесь на старика! Ведь если не пошутить, так что же остается нам делать на этом свете, где все наполнено страданиями? Все мы на земле гости, и у всех-нас один конец — все превратимся в прах, всех нас пожрут черви. Вам-то еще ничего, Нино, вы пока молоды, вы счастливы, а в моей жизни уже наступила осень холодная…
Такими жалобами на печальную участь людей и свою, в частности, Иона старался смягчить то неприятное впечатление, которое подчас оставляли его шутки.
— Вы клевещете на себя, — улыбнулась приветливо Ионе Вардо, — какая там осень холодная! Судя по вас, до нее очень далеко.
Этот комплимент окончательно умиротворил несносного остряка и даже привел в умиление. Он стал сетовать на свое одиночество, на оторванность от культурной жизни и в знак примирения с Нино
