Лилия Подгайская
Проклятый замок
Герцогство Швабия
Замок Альгенгерд
Весна 914 года
1
Ночь выдалась неспокойной. Злой ветер яростно трепал деревья за окном и глухо завывал на разные лады в печных трубах. Но не это разбудило Гильдебранду, а острое чувство тревоги, охватившее её вдруг. Какой-то тихий звук, совершенно непонятный ей, заставил девушку открыть глаза и насторожиться. В щели окна, завешенного козьей шкурой, пробивался лунный свет, и можно было, пусть и не слишком ясно, рассмотреть, что делается вокруг. Никого не было видно, и всё же Гильдебранду не покидало ощущение, что в комнате кто-то есть. Не человек, нет, однако постороннее присутствие чувствовалось совершенно отчётливо, и девушка замерла от страха. Она никогда не запирала на ночь дверь своей комнаты, поскольку считала, что в родном замке ей нечего опасаться. Но теперь горько пожалела об этом, тем более что в последнее время здесь стали происходить странные вещи.
Гильдебранда продолжала лежать тихонько, не шевелясь, и вся обратилась в слух. Вот снова раздался этот звук — очень тихий, какой-то шелестящий, как будто кто-то грубой мозолистой ладонью проводит по плотной шелковистой ткани. Вот снова, ещё раз, теперь уже ближе к её постели. Горло сжало от ужаса, и ни один звук не мог бы вырваться из него — она лишилась возможности даже закричать. Хотя в этой части замка она могла кричать сколько ей угодно, и никто бы её не услышал. В этом восточном крыле старого сооружения они жили только с матерью, комната которой была рядом. Служанки ночевали в маленьких комнатушках возле кухни. Но теперь матери за стеной не было. Полгода назад, в середине осени, её добрая любящая мать внезапно умерла. Смерть настигла графиню неожиданно, на фоне полного здоровья и благополучия, и это было страшным ударом для осиротевшей дочери и повергнутого в крайнюю печаль графа.
Замерев и почти не дыша, девушка продолжала прислушиваться. Какое- то время было совсем тихо, потом вновь раздались звуки, но теперь уже другие. Казалось, что маленький несмышленый котёнок пытается напиться из блюдечка, захватывая воду крохотным язычком. Потом стихли и эти звуки, и в комнате установилась полная тишина. Гильдебранде, однако, от этого не стало спокойнее, наоборот, сердце забилось в груди как колокол, и ей казалось, что удары его слышны даже в коридоре. О сне не могло быть и речи. Часа через два такого напряжённого бодрствования девушке показалось, что она слышит какое-то лёгкое посвистывание из коридора, и ещё почудилось, что дверь её комнаты тихонько приоткрылась. Но теперь она не была уверена ни в чём. Страшная бессонная ночь совсем лишила её сил.
Так же тихо и неподвижно Гильдебранда пролежала до самого рассвета и осмелилась встать лишь после того, как в комнату вошла её служанка Зельда.
Голова кружилась, во рту было сухо и неприятно — это пережитый страх оставил свои следы.
— Что-то вы совсем бледная сегодня, госпожа, если мне будет позволено это заметить, — нерешительно проговорила служанка, робко поглядывая на свою хозяйку.
Зельда стала прислуживать молодой графине лишь недели три назад и до сих пор не могла привыкнуть к своему новому положению. Прежняя служанка, которую приставила к Гильдебранде мать, была крепкой уверенной женщиной, способной защитить свою хозяйку от любой напасти, и всегда была рядом с ней, даже спала в ногах у молодой хозяйки. Но не так давно случилось несчастье, и пожилая женщина неудачно упала, поскользнувшись на обледеневшей дорожке. Упала и больше не поднялась — у неё оказалась сломанной шея.
— Я просто плохо спала этой ночью, Зельда, — постаралась успокоить пугливую служанку Гильдебранда, — ветер так страшно завывал за стенами замка.
От всего боящейся и слишком робкой служанки толку всё равно не было, а ей хотелось кинуться кому-то на грудь, расплакаться и рассказать о своих ночных страхах, которые теперь, при свете дня, показались ей детскими фантазиями, хотя оставались страшными. Но кому? Мать в могиле, отец уехал ненадолго по своим графским делам, а рядом осталась только её прежняя няня Берта, которая прислуживает сейчас в западном крыле, где расположены покои графа и старшего брата девушки, Лиуфрида, который родился очень болезненным и странным ребёнком, и вовсе не мог ходить.
Гильдебранда медленно поднялась с постели, но вынуждена была ухватиться за стоящий рядом столик, чтобы не упасть, — голова кружилась всерьёз, и комната на мгновенье поплыла перед её глазами. И тут взгляд её упал на чашу с молоком, которое она вчера вечером принесла себе из кухни, чтобы лучше заснуть в такую ненастную погоду, но чем-то отвлеклась и забыла его выпить. Чаша была пуста. Но как же так? Она помнила совершенно отчётливо, что не выпила молоко. Куда же оно делось? И ей стало так отчаянно страшно, что даже горло свело судорогой. Что-то непонятное происходит вокруг неё. Непонятное и страшное. И оно добирается уже до неё самой. Этой ночью оно почти коснулось её, но почему-то прошло мимо.
Молодая графиня, в отличие от своей мягкой и, пожалуй, излишне доброй матери, имела решительный характер и была достаточно сильна духом, чтобы признать этот факт. А признав его, нужно было принять решение, очень важное решение — как защитить себя от невидимой, но ощутимой угрозы. Обдумав положение, девушка решила пока никому в замке не говорить о том, что произошло этой ночью, и ни одной живой душе не открывать до поры свои подозрения, которые клубятся сейчас в голове сплошными волнами тумана, неясные, но очень страшные. Никому — кроме отца, когда он вернётся. И она станет теперь всегда закрывать свою дверь на засов на ночь. И будет очень осторожна и внимательна днём.
Приняв такое решение, Гильдебранда немного приободрилась, позволила Зельде одеть и причесать себя, а потом смело вышла из своей опочивальни навстречу новому дню.
Холодный и мрачный коридор, извивающийся несколькими поворотами, никогда раньше не казался ей страшным. Но сейчас бросались в глаза и толстые, промёрзшие за зиму холодные стены, и ледяное прикосновение каменных плит пола к ногам, и тусклый свет, проникающий сюда лишь через расположенные под самым потолком окна-бойницы. Перед каждым поворотом её сердце замирало от страха, и девушка была рада, что хотя бы трусишка Зельда идёт следом за ней, и она слышит её напряжённое дыхание. Служанкам, наверное, всегда было страшно в этих коридорах, но их ведь никто не спрашивает, чего они хотят и чего боятся.
Ближе к центральной части замка, где находился большой зал, окна стали побольше, хотя и располагались по-прежнему высоко. Но стало светлее и не так страшно. А потом повеяло теплом и запахом свежеиспеченного хлеба — они приближались к кухне. Настроение Гильдебранды немного поднялось.
Она плотно позавтракала, чтобы восстановить пошатнувшиеся силы и отправилась в хозяйственный двор посмотреть, как чувствует себя родившийся только вчера жеребёнок, которого принесла её верная кобылка Лютфа. И мать, и её новорожденный чувствовали себя хорошо, и это порадовало девушку. Она перекинулась несколькими словами с конюхом, приглядывающим за её кобылкой, и медленно пошла в сторону сада, уже украсившегося бутонами будущего цвета на плодовых деревьях. Здесь будет так красиво через недельку-другую. Мать очень любила их сад и проводила в нём много времени в хорошую погоду. Она не жаловала верховую езду, но очень чутко откликалась на красоту, любую — будь то человек, животное, дерево или цветок. В их саду цвели замечательные розы, удивительно пахнущий жасмин, но сейчас пробились только крокусы и нарциссы. Девушка задумчиво шла к любимой маминой скамье в глубине сада, и вдруг заметила движение на старой дороге, которой уже никто давно не пользовался, и она густо заросла по обочинам сорной травой. По этой дороге редко ходили, можно сказать, что и никогда. Но сейчас там был человек, и он приближался.
Гильдебранда притаилась за большим раскидистым деревом и замерла, всматриваясь в неожиданного путника. Вскоре она поняла, что это женщина, а ещё через несколько минут узнала Берту. Удивлению её не было границ. Что могла Берта делать в старом лесу, к которому вела дорога? Там нет поблизости никакого жилья, а в дикую заросшую густоту в такое время ходить просто незачем. Между тем, Берта приближалась, и лицо её становилось всё отчетливее. Женщина была необычно бледна, губы плотно сжаты, а в глазах горел огонь непреклонной решимости, которого раньше никогда никто не видел. Берта была всегда милой и приветливой, и очень мягкой. Девушка проводила её глазами и присела на мамину скамью, глубоко задумавшись. Что, всё-таки, происходит?
