Суворов посмотрел туда и усмехнулся: целая кавалькада ординарцев! Грузный Цах скакал впереди, плюхая в седле, – он был плохой наездник.
Подъехав, Цах спешился и подошел к Суворову, сияя взглядом и только что выбритыми свежими пухлыми щеками.
– Я очень рад. Наконец я отыскал вас, господин фельдмаршал! – сказал Цах, приветствуя Суворова.
– А зачем я вам нужен, мой милый Цах?
Генерал не удивился этому невероятному в начале серьезного сражения вопросу. Цаху приходилось привыкать к странностям фельдмаршала. Перебирая листки полевой книжки, генерал начал говорить, что, в сущности, нет диспозиции и потому необходимо сделать такие-то и такие-то распоряжения. Суворов не возражал, только слегка кивал, когда генерал делал паузу.
Главнокомандующий как будто согласился со всем, что предлагал начальник штаба, и предложил ему разослать листки приказания генералам за его собственной подписью. Предложения Цаха были все пустые, исполнение их было или невозможно, потому что тот не знал изменчивого хода сражения, или по ничтожности своей они не могли повлиять на ход грозных событий. Генералы, к которым начальник штаба обращался, помнили суворовское приказание, что Цаха надо «слушать, но не слушаться».
Цах разослал вестовых и ординарцев со своими записками. Польза их была в том, что командиры узнают от ординарцев, где находится Суворов. Дальше генерал не знал, что ему делать.
– Не прикажете ли, господин фельдмаршал, узнать, почему не выступает Багратион? – спросил Цах.
– Съезди, голубчик, сам посмотри, – ответил Суворов по-русски.
Цах поскакал к войскам Багратиона. Никифор принес охапку пахучего сена и предложил Суворову прилечь. Тот согласился. Никифор накрыл фельдмаршала «родительским» плащом, а сам сел на камень и тоже задремал, с ружьем, поставленным между колен…
Генерал Край на правом фланге союзников вел энергичное наступление на высоты. Из войск левого фланга Жубера позиции занимала только одна дивизия, прочие левофланговые колонны только подходили. Под натиском кавалерии Края выдвинутые далеко вперед стрелковые цепи французов отступали. Жубер вздумал их воодушевить личным примером, прискакал к цепи застрельщиков и тут был смертельно ранен шальной пулей из набегавшей цепи австрийцев. Командование французской армией снова принял Моро. Смерть Жубера скрыли от солдат, аи союзники узнали о ней только на следующий день.
Видя, что главная атака союзников направлена против его левого фланга, Моро ввел в бой все резервы, какими располагал. Войска Края уже начали свертываться в колонны, чтобы всходить на высоты. Французы их встретили так жарко, что солдаты Края с трудом удерживали за собой завоеванное пространство. Край убедился, что не может наступать. Моро, заметив, что центр и левый фланг противника бездействуют, перебросил на свой левый фланг часть сил из Нови, надеясь опрокинуть Края и зайти армии Суворова в тыл. Положение для правого фланга союзников создавалось опасное. Край послал к Багратиону узнать, почему он не выступает, и требовал поддержки. Багратион ответил, что не настало еще время. Когда ординарец ускакал с этим ответом, к Багратиону подъехал генерал Цах.
– Wie gehts?[193] – спросил он.
– Плохо!.. Край просит помощи.
Снова подъехал гонец с запиской Края. Край предупреждал, что отступит, если Багратион не двинется вперед.
– Положение чрезвычайно опасное, – заметил Цах.
Багратион решил, что надо немедля ввести батальоны в бой.
… Цах прискакал к Суворову.
– Который час, генерал? – спросил его Суворов.
– Точно девять часов утра, ваша светлость.
Суворов взглянул на солнце, изумленно подняв брови.
– Вы уверены, милый Цах, что утра, а не вечера? – лукаво улыбаясь, спросил Суворов.
– Совершенно уверен, ваша светлость.
– Почему же так тихо? Французы уже разбиты? Их преследуют?
Цах не знал, что ответить, и смущенно спросил:
– Генерал Багратион начнет наступление?
– Не беспокойтесь, генерал, это способный молодой человек.
– Он будет наступать или нет? – настойчиво и строго переспросил Цах.
– Да. И он, и генерал Милорадович. Вы это сейчас увидите своими глазами. Пошлите к Дерфельдену сказать, чтобы он шел ко мне со всяческим поспешением.
Цах послал к Дерфельдену ординарца.
Из чашеобразной, поросшей кустарником долины, на запад от часовенки, появились вдали сначала черные рассыпанные точки; они множились, сгущались, двигаясь и вправо и влево, и складывались в плотные черные квадратики. Квадратики поползли вверх по скату, прямо к Нови, расстилая за собой облака пыли. По числу и по величине Суворов определил, что в наступление двинулось не менее десяти батальонов; значит, это были солдаты Багратиона и Милорадовича. Суворов неотрывно следил за движением войск. Ординарец подал Цаху зрительную трубу и поставил за кустом раздвижной стул. Генерал уселся и, утвердив трубу в развилине сучка, нацелил ее на городок.
– Что вы там видите, любезный друг? – спросил Суворов.
– Французы имели время подготовиться, ваша светлость! – с упреком ответил, отрываясь от трубы, Цах. – Я вижу – Жубер понял наши намерения: он стянул к Нови большие силы.
– Тем лучше, – ответил Суворов, – мы их прихлопнем разом.
Батальоны Багратиона и Милорадовича рассыпались в стрелковые цепи. По более быстрому движению левого фланга Суворов заключил, что Багратион предпринял примерно четырьмя батальонами атаку высот в обход Нови. Дальше за облаками пыли ничего не было видно. Там, где, как предполагал Суворов, был Край, снова затрещали ружья, и с французской стороны загрохотали пушки.
Французы открыли огонь по атакующим Нови колоннам. Солдаты Багратиона и Милорадовича шли на приступ. И Суворов и Цах видели, что русские войска втягиваются в сады предместья. Перестрелка усилилась, затем разом оборвалась. Колонна Милорадовича пропала за пылью.
– Багратион подошел к самой стене города, – сказал Суворов. – Французы вынудят его отойти.
– Почему вы так полагаете? – недоверчиво спросил Цах.
– Взгляните: вон сверкают медью пушки. Полковая артиллерия Багратиона на рысях идет в гору. Он хочет попробовать пробить стены ядрами. Пустая затея! Напрасно он горячится. Тут нужны осадные пушки. А левее, смотрите, идут в атаку драгуны и казаки. Видите, генерал, как замедлился марш-марш на крутизне? Вперед! Вперед! Шибче! – крикнул Суворов, пробежав несколько шагов в гору, как будто казаки и драгуны Багратиона могли его услышать на таком расстоянии.
Пушечные выстрелы со стороны Нови участились, усилилась и ружейная перестрелка. Город заволокло дымом и пылью. Что там происходило, за этой непроницаемой завесой? Цах в свою трубу видел только серое, без проблесков пятно.
Канонада у Нови резко оборвалась.
– Багратион отходит, – спокойно сказал Суворов. – Он вызвал конницу, чтобы прикрыть отход. Противник осмелился на вылазку из города.
Цах недоверчиво улыбнулся. Долгое время спустя, при чтении описания боя под Нови, Цах убедился, что Суворов утром в день боя довольно точно передавал ему то, что происходило на самом деле. Полевые орудия Багратиона оказались бессильны против толстых средневековых стен городка. Французы вышли из Нови и ударили в левый фланг Багратиона. Он приказал отходить под прикрытием казаков и австрийских драгун. Продолжение атаки четырьмя батальонами против превосходящих сил противника было бы безумием. На левом фланге Багратиона, угрожая ему обходом, появилась большая колонна французов.
Все это узнали потом, а теперь Цах, в уверенности, что атака Багратиона успешна – ему атаки удавались всегда! – начал, хотя и учтиво, спорить с главнокомандующим.
Суворов не стал с ним препираться и сказал:
– Пошлите Милорадовичу приказание взять левее Нови, сомкнуться с Багратионом и всемерно его поддерживать. Сами извольте скакать навстречу Дерфельдену. Он будет теперь кстати. Скажите ему моим именем: идти сюда бегом!
Цах полагал, что его советы в данную минуту безусловно необходимы Суворову. Генерал в смущении протер стекла своей трубы фуляровым платком и протянул ее Суворову, желая хотя бы ее оставить вместо себя как некий талисман. Но тот не взял трубу:
– Благодарю, генерал. Этот снаряд вам нужнее. Скачите!
Ординарец уехал с приказанием к Милорадовичу. Цах взгромоздился на лошадь, пришпорил ее и поднял в карьер: Суворов приказал ему скакать!
Чудо-богатыри
Суворов посмотрел на долину, ударил двумя пальцами правой руки по ребру левой, имитируя камертон, поднес пальцы к уху, промурлыкал тон и, воздев обе руки, словно регент хора, попробовал голос, пропев одну строку из «Te deum» Сарти[194]: «Тебе, непобедимое мученическое воинство!»
С севера, приближаясь, катилось огромное облако пыли.
Суворов велел казаку распутать коней и напоить их у ручейка. За казаком пошел Никифор. Он вернулся с полным ведром холодной воды и предложил Суворову умыться и напиться: вода больно хороша! Умыв лицо и руки, Александр Васильевич прополоскал рот, но пить не стал.
