Генри Читтер выкинул на улицу Алекса Вингерфельдта вместе со всей его утварью! И это притом, что ещё вчера дядя Алекс давал интервью в одну из газет о том, как у него всё процветает, рассказывал о своих успешных опытах в различных областях науки, об Университете… На следующий день, благодаря чрезмерной суете Читтера и купленных им людей, Чародей лишился приставки «с Харватова».
Теперь все люди, некогда работающие в здании, с грустью смотрели на то, как рабочие открепляют табличку с надписью их компании, и с презрением кидают её на землю. Газеты злословили так, что лучше их было и не читать. Вингерфельдт стоял на отдалении, нервно покуривая сигару. В глазах его поселилась грусть и задумчивость. Затем он чему-то усмехнулся и качнул лобастой головой, развеяв тёмно-рыжие волосы.
- Ну, чему ты там смеешься? Кончилась твоя райская жизнь, обманщик Алекс. Рыбиь кости давно уже прогнили в земле…
Обманщик! Лжец! Какими только эпитетами не называли этого несчастного человека в лёгком пиджачке, и напоминающем всем видом какого-то рассеянного учёного. Скверно дела складывались, скверно, дядя Алекс! Но ты и так тянул столько, сколько мог! Когда-то всему приходит конец…
- Карлов Университет отказывается от вашей поддержки, - сказал кто-то сзади.
Вингерфельдт даже не обернулся.
- Ну и слава Богу! – он улыбнулся. – Мне наскучило давать эти нудные лекции. Теперь я смогу посвятить всё своё время изобретательству.
- Но кто теперь купит твои изобретения, дурень? – с презрением спросил рабочий.
- Поживём – увидим, - не стал загадывать Алекс. Затем он обернулся к своим работникам, и похлопал по спине поникшего и ушедшего в себя Николаса. – Не вешать нос! Мы ещё покажем, чего мы стоим! О, как ты заблуждаешься, жестокий, беспощадный мир!
- В конце-концов, - мягко заметил Авас Бекинг. – Эта канитель рано или поздно должна была закончиться. Мы давно ожидали этого радостного момента.
- Ну что, теперь завтрашний день начинается на дому дяди Алекса? – спросил Гай.
- Ты совершенно прав, друг!
И никакого чувства потери. И глаза всех десятерых засияли надеждой, которой у таких людей было хоть отбавляй. Без надежды и риска в этом мире делать больше нечего…
- Ну так что, завтра я ставлю вам чай и готовлю завтрак? Заодно познакомитесь с моими домочадцами.
Все кивнули. На том и порешили, после чего развернулись и ушли. Теперь работа пойдёт более интенсивнее. Знал бы ты, Читтер, на кого напал! Не такие простые эти людишки, против которых ты пошёл!
Глава восемнадцатая
Вновь Лоретанская площадь. Снуют туда-сюда голуби, мурлычут песенки себе под нос. Но это особое мурлыканье, - заслушаешься…
- Э, Николас! Уснул что ли опять? – поспешила пробудить его от своих размышлений Драгутина. Серб поднял голову и расплылся в улыбке.
- Ах, милая Драгутина, если бы я уснул… Я так давно уже не спал. Мне некогда даже выцарапать даже время для своего драгоценного сна, представляешь? Я одержим жуткой идеей.
- И что, ты совсем не спишь?
- Не больше четырёх часов в сутки, два из которых посвящаю своим размышлениям. Я чувствую, как у меня трещит голова, но не могу остановиться. Если я остановлюсь, то… упаду!
И это всё конфликт с Джозефом Новаком. Разве он мог забыть беседу с этим преподавателем? Да, он всегда уважал его мнение, Николасу было интересно ходить на его уроки, смотреть на опыты, прослушивать лекции. Но тут не личная неприязнь. А нечто более масштабное, и оттого, наверное, непонятное.
- И что же это за идея изволила посетить твою несчастную голову?
- С детства я всё не понимал, почему люди вынуждены так много работать. Сам я тоже вышел из деревни, и мне было тяжело смотреть, как пашут с утра до ночи рабочие. Никто не ценит их труд, и он оплачивается копейками…
- Подвиги бесценны. Потому и не оплачиваются.
- Особенно, если эти подвиги во имя целого народа. Мы уважаем певцов, писателей, но мы забываем о простых людей. Если не станет какого-то писателя, в этом мире мало что изменится или поменяется. А вот без хлеба жить, согласись, проблематично…
- Так не уходи от темы, - слегка нахмурилась Драгутина.
- Я хочу создать двигатель, работающий на переменном токе. Мой преподаватель сказал, что это невозможно. И противоречит тому же докладу Феррариса, который отстаивал право постоянного тока на современную индустрию.
- Бог мой! Переменный ток! Да что это такое – ведь никто не знает!
- Все знают, но боятся свои знания куда-нибудь применить, - поспешил возразить Николас. – Я не откажусь быть пионером в области переменного тока. Я не виноват, что попал как раз в то время, когда все люди так заблуждаются. Если им не открыть глаза, мы все так и будем идти по ложному пути. Но сколько мы так пройдём? Столетие, тысячелетия? А прогресс не может стоять на месте, и надо ухватить его вовремя за хвост.
- Насыщенная будет у тебя жизнь, - подмигнула правым глазом Драгутина.
Два человека полностью скрылись под голубями. Затем Николас резко поднялся, птицы проворно слетели с него, и он вновь улыбнулся:
- А теперь, милая Драгутина, мы пойдём кормить голубей мира!
Скрипнул ключ в двери. Осторожно! Осторожно! Чтобы не дай бог, кого-нибудь вызвать к себе своим появлением. Главное – соблюдать тишину. Хм, всё ли он забрал? Вроде всё. Так, теперь надо взглянуть на время. Всё хорошо, всё совпадает. Жить можно. Так, пирожок можно и в рот запихнуть – меньше болтать будешь.
Феликс усмехнулся последней мысли. Но ведь так легче, с пирожком в зубах. Разве можно устоять перед противнем с такой красотой? Нет, конечно же… Тссс! Так, а теперь главное не обронить чемодан. В нём лежит страшная реликвия. Перчатки ведь не должны скользить. Мы им прикажем, и они не будут. Точно!
- Молодой человек, постойте! Не подскажите, который час?
Казалось, рассекреченный шпион не чувствует себя так безнадёжно, как пойманный на месте преступления вор. Но надо сохранить достоинство и всем видом показать, что всё нормально. Не надо волноваться – ты же делаешь это не в первый раз, а, Феликс? Ну что там какой-то старушке до тебя. Главное, не показывать ей лица – а волосы – далеко не глобальная примета для розыска. Не зря, ох не зря, он взял с собой свою шляпу, с воткнутым в неё пятилистным клевером – символом удачи. Она ему пригодится.
- Ну, покажите же своё лицо! Невежливо же так разговаривать.
- Ох, вы правы, конечно же! Я просто задумался!
Он изменил резко себе голос, сделав его более грубым и хриплым, чем он у него был на самом деле. Так, теперь шляпу надо надвинуть на нос, и пусть тень скроет всё лицо. В такой обстановке он ещё никогда так не говорил, сколько времени.
- Пол первого. Ещё весь день впереди.
- Вы правы! Сегодня такая прекрасная погода для свершения удачных дел! Вы не находите? А вот один мой знакомый, мельник из Будейовиц, так вот, он рассказывал…
Тут она увидела в зубах Феликса пирожок. Но это её не удивило, а даже наоборот, она поспешила почерпнуть в том событии немалую долю вдохновения для последующего разговора.
- А, так вам запить нечем? Погодите, я сейчас вам принесу воды. А пойдёмте-ка со мной в квартиру. Я вам ещё столько всего расскажу…
«Ей бы быть контрразведчицей – любого шпиона раскусит и вынюхает!» - подумал про себя Феликс, думая как выкрутиться из своего неловкого положения, в которое он умудрился попасть. Идея не заставила себя долго ждать.
- О! – вдруг крикнул он, показывая пальцем в сторону. Слушательница послушно обернулась, ожидая что-то увидеть, а он, весь сияя от страха, припустил по лестнице.
- Что за молодёжь! Вечно куда-то торопится, спешит, и даже поговорить по душам не желает. Эх, вы-и! – вздохнула старушка и сокрушённая, ушла.
- Я мчался во все ноги оттуда! – констатировал этот факт Феликс, рассказывая об этом случае заливающемуся от хохота Гаю. – Нет, ты только подумай, какая живучая старушенция оказалась! Я думал для меня всё кончено. Ладно хоть, быстро отделался. Мчался во все ноги из дома. То-то было потехи! Наверное, все кто могли, уже засекли меня. Надо перестать носить свою шляпу.
- И волосы сбрить, - тоном серьёзности добавил Гай. – Скажи хоть, друже, чем провинился этот несчастный пан из Праги, что ты так жестоко с ним поступил?
- Он оскорбил меня и назвал скотиной, когда я пришёл в трактир.
- О да, это ужасное преступление! – вздохнул безнадёжно Гай.
- Нет, ты дослушай! А потом он разбил мою любимую кружку – ты понимаешь! – мою, да ещё о лоб другого остолопа! Но на этом его буянства не прекратились, и он…
- Теперь я понял картину преступления! – махнул рукой Гезенфорд. – Ты полностью оправдан в связи с такими дополнениями к твоему поступку. Приговариваю тебя к высшей мере наказания в виде чашечки чая в моём доме…
