хотел добавить – на чувстве долга, но она уже не действовала. Я махал плечом и корпусом. Астафья одобрила.
– Отлично. Еще выпад. Еще один. Сила воли – когда мозг говорит «всё», а ты ему: «нет, не всё». Еще один выпад. Теперь последний. Теперь самый последний. Стоп. Сдать оружие, все свободны.
Ученицы упали, кто где стоял. Я перехватил меч левой рукой и поплелся к кладовке. Моему примеру последовала Зарина. За ней, шатаясь, – едва дышавшая Тома. Но потом и мы, и те, кто следовал за нами, все равно вышли на поле и рухнули на траву.
Прошло не меньше получаса, пока тела согласились принимать положения, кое-как похожие на вертикальные. Ученицы расползались, как черви из опрокинутой банки, во всех направлениях, по очереди приподнимая, у кого что поднималось, и шагая тем, чем шагалось.
В комнатах ждали чистые комплекты взамен мокро-грязно-порванных. Боевую форму на остаток дня отменили. Заморосил дождь. Босым ногам стало некомфортно. Говорят, это дело привычки. А если я не хочу обрастать такими привычками? Где мои домашние тапочки?! Где кроссовки?! Хочу под плед и к компьютеру!
Большинство, взяв чистое, отправилось в помывочную. В том числе моя солнечноокая соседочка, бросившая на прощание полный понимания взгляд: вот, даже помыться по-человечески не можешь. Ангел, блин, переформатированный. Потому – ходи грязным.
Я обтерся подсохшей старой одеждой и влез в новую. Некоторое время блаженствовал на лежаке. Давно сдерживаемое давление в низу живота подняло. Больше терпеть нельзя.
Едва утих невыносимый крик обиды покидаемой двери, как я уже стучался в соседнюю.
– Тома?
– Подожди, я не одета, – быстро раздалось оттуда. – Одну секунду.
Ждать пришлось тридцать шесть секунд. Я посчитал.
Дверь отворилась.
– Чего?
– Сопроводи, – я умоляюще указал взглядом вдаль.
Вздохом Томы можно было надуть наш искомый воздушный шар.
– Горе мое. Пойдем.
По дороге я в двух словах рассказал о дяде Люсике.
– И что думаешь? – спросила она.
– Много чего и ничего одновременно. Собираюсь дожать и выведать все. Либо он дожмет меня. Тогда будешь спасать.
– Как?
– Как сумеешь, – развел я руками.
Пришли. Сначала дожидались, когда все удалятся. Затем – пока за всеми уберется появившийся, как привидение, бойник. Затем Тома на всякий случай еще раз проверила отсутствие посторонних, и под ее бдительным прикрытием я с невыразимым чувством посетил долгожданное заведение. Вот оно, счастье.
Тома кашлянула. Громкое босое шлепанье стало удаляться, но я, к счастью, уже выходил, когда в дверях столкнулся с Варварой, которая только собиралась в помывочную и по пути решила заглянула сюда. Чистая одежда перекинута через плечо, старая где-то оставлена. Святая простота. Что делать, школа-то женская. Испуганным котом, котрый пересекся на дороге с ротвейлером, я прошмыгнул мимо. Варвара задумчиво посмотрела вслед, но ни слова вслед не донеслось. Вот и ладушки.
По дороге меня перехватили. Почти похитили. Открылась дверь, четыре руки почти силой втащили внутрь. Силой – грозно сказано. Это были две малявки почти на год младше, чьих имен я так и не удосужился запомнить. Если применю свою силу, несладко им придется, в нашем возрасте год – целая жизнь.
Меня усадили в центр ближайшего лежака, сами похитительницы примостились рядышком, прижавшись с боков трусливыми мышками. Страх и ужас задуманного читался в глазах. И отвага.
– Хотим спросить… – наперебой начали они, пряча взгляды.
– Как насчет кары? – Я по-отечески назидательно приподнял брови.
Две головы едва не оторвались, замотав в стороны:
– Ничего не хотим знать конкретно! Только основополагающий принцип, который касается лично ангелов.
– Ну-ну, словоблуды-формуляторы, – усмехнулся я. – Что же хотите знать такого основополагающего?
Далекий скрип моей отворившейся двери донесся даже сюда. Вот это сигнализация. Должно быть, Зарина вернулась. Посижу еще минутку, пусть спокойно разденется и ляжет.
– Про мир – ничего! – еще раз напомнили девчушки, чтобы я не побежал докладывать о величайшем нарушении. Затем голос понизился до шепота, и они сами испугались получившейся конспирации: – У вас мальчиков любят?
Пришлось срочно вспомнить, что для них я девочка.
– Думаете, мы чем-то отличаемся от вас? – Улыбка вышла кривоватой и высокомерной. Ну и пусть. – Я, Тома… разве мы другие? Руки не из того места или мозги навыворот? Или людей по ночам едим?
Они со страхом переглянулись.
– Вы хорошие, очень хорошие, настоящие ангелы. Но…
Одна замолкла. Вторая решилась:
– Ведь ваши мальчики – черти!
Сказала – и отпрянула. И вторая с другого боку, для симметрии.
Я собрал волю в кулак и крепко сжал, чтобы не рассмеяться.
– Увы, не только наши.
Они снова с ужасом уставились друг на друга.
– Если сказать правду, то все мальчики – черти, – прибавил я глубокомысленно.
При этом вспомнилось, каким чертенком обычно возвращался я со двора, и что там творил с другими мальчишками – чистыми сатанятами.
Девчушки вдумчиво затаились. Одна, обняв колени и положив на них подбородок, состроила настолько серьезную рожицу, что вновь пришлось брать себя в руки. Вторая, повозившись, не выдержала, снова рискнула:
– Я, конечно, не слушала, но говорят… что вы с мальчиками живете и учитесь вместе.
– Так говорят? – удивился я. Оказывается, о нас говорят. Несмотря.
Обе, не задумываясь, кивнули.
– И если вы их любите… – вернулась первая к главной теме, – не понимаю, как можно любить черта? Имею в виду, настоящего черта? Не в переносном смысле, как про наших.
Мне припомнилась одноклассница Леночка, которой я симпатизировал в четвертом классе. Дружил, помогал, давал списывать… пока она не плюнула на дружбу с высокой колокольни и не растерла ножкой жалобно скулящие клочки по грязи. Однажды она попросила меня передать Тимуру любовную записку. Не любовную, конечно, но с предложением дружбы, что для меня было синонимом любовной. Тимур – главный задира в классе. Да что в классе, в школе! Даже учителя его боялись, точнее, опасались компании, с которой он водился. Старшая часть компании постоянно сидела в тюрьме за разбой и наркотики, младшая собирала деньги с других младших.
– Чем больший черт, – вздохнул я, – тем больше любят. Ничего не поделаешь. Тянет ангелов к чертям, закон равновесия.
Этот закон я придумал только что, не желая пускаться в длительные объяснения. Как рассказать местным про фрейдизм и прочую около- и псевдонаучную хренотень, что объясняет в нашем мире, почему хорошим девочкам упорно нравятся мальчиши-плохиши? Последний раз я читал что-то про естественный отбор, где недостающие качества одного родителя компенсируют вторым для лучшего потомства. Не верю. Как у пай-девочки из благополучной семьи могут получиться хорошие дети, если она вышла замуж за грабителя-наркомана?
Опустим, я не специалист в вопросах выживания вида. Меня больше интересует свое собственное.
А в случае
