- Наташенька, мне страшно за тебя.
Наташа тотчас же отстранилась от Миронова.
- А как же ты? Мне тоже, если хочешь знать, страшно за тебя. Вот мы и будем вместе.
«Отговорить, отговорить, непременно отговорить, - думал Миронов. - Надо рассказать, как много погибло санинструкторов». И вдруг он сказал Наташе:
- Главное, Наташенька, понимаешь, нелегко сейчас осуществить нашу мечту. В роту только что назначили санинструктора…
- Кого?
- Таланову.
- А, это демоническая красавица? Теперь мне все ясно… Ока тебя устраивает?
- Что ты, Наташа?
И прежде чем Миронов успел продолжить разговор, девушка выскочила из землянки. Миронов выбежал за нею вслед. Но она точно растаяла во тьме. Крикнул. Она не отозвалась.
С тяжелым чувством возвратился Миронов к себе. «Вот и встретились…»
4
Канашов сидел в блиндаже и, пользуясь затишьем, просматривал свои заметки о тактике немцев - их он начал вести с первых дней боев. Он еще раз с удовольствием прочел сводку Информбюро, в которой за все эти безрадостные дни отступлений и частых неудач сообщалось, что «наши войска нанесли противнику сильный контрудар в районе г. Ельня, в результате которого немцы понесли большие потери в людях и технике».
Эта радостная весть натолкнула Канашова на мысль о том, что уже теперь надо нацеливать командира на изучение опыта первых боев с немцами, чтобы использовать его в боевой практике. Чепрак отнесся к этому неодобрительно. «И чего это Канашов придумал, чтобы штаб занимался обобщением боевого опыта. У нас и без того дел по горло».
- Ты что, против боевого опыта, Гаврила Андреевич? - спросил Канашов.
- Да нет, товарищ подполковник. Просто я пока не представляю, с чего начинать? Ведь не теоретические же конференции устраивать? А воевать за нас кто будет?
Канашов в его тоне уловил скрытую иронию.
- И конференцию устроим, и в военные журналы статьи писать будем. А сейчас надо копить опыт, отбирать наиболее ценное, поучительное. Твоя задача - точно вести журнал боевых действий. Понятно? Да, а как с материальной частью, с оружием? Когда пришлют? Большинство пулеметных и минометных подразделений полка стали стрелковыми. Погубим кадры, а когда новые учить? Да и разве в спешке их хорошо выучишь?… И вот еще что: почему ты тормозишь выдвижение молодых командиров?
- А откуда это видно? - удивился Чепрак.
- Как откуда? Аржанцев написал рапорт, выдвинул Миронова па должность командира роты, а ты положил его в планшет. А рота-то без командира.
- Товарищ подполковник, политрук этой роты Куранда категорически возражает против назначения Миронова.
Чепрак порылся в планшете и протянул Канашову какую-то бумагу. Тот отмахнулся.
- На кой черт мне эта бумажка? Разве ты не знаешь, как Миронов воюет. Ты что, забыл, что мы представляли его к ордену?
Их разговор прервал ворвавшийся врач Заморенков. Вид у него был потрепанный. Козырек на фуражке лопнул, гимнастерка в грязи, порванная в нескольких местах. Он слегка прихрамывал на правую ногу.
- Прошу извинить, товарищ подполковник, - развел он руками. - Не по форме…
- Где это ты попал в переплет? - встревожился Канашов. - Что с тобой?
- Вышло так, - уклончиво ответил Заморенков. - Срочное дело привело меня сюда.
- А ты иначе и не заходишь, как по срочным.
- Помоги, Михаил Алексеевич. Этот твой помощник по снабжению - чтоб ему ни дна ни покрышки! - под продовольствие машины дает, а для тяжелораненых - нет. «Вывози, - говорит, - своими». А у меня только что автомашину с медикаментами разбило прямым попаданием. Начальника аптеки и шофера - в куски.
Канашов тут же позвонил своему помощнику по телефону:
- Вы что там бузите? Немедленно вывезти раненых и доложить мне. Ничего не хочу слышать. Вывезите раненых, а потом все остальное.
И, взглянув на Заморенкова, слегка улыбнулся.
- Присядь на минутку. У меня большая радость… Наташа окончила курсы и прибыла служить в медсанбат дивизии. Правда, мы еще с ней не виделись. Горячее время. Да ты чего не садишься? Присядь, присядь, Яков Федотович!
На полном лице Заморенкова появилась виноватая улыбка.
- Нельзя мне, Михаил Алексеевич. Осколки у меня там, сзади. Некогда мне с ними возиться. Сначала надо эвакуировать тяжелораненых.
- Не будешь в другой раз спину врагу показывать. Мне рассказывали злые языки, как ты бежал без оглядки от минометного обстрела. Уж лучше юркнул бы в яму и лежал. От осколков и от пуль не убежишь.
- Не потому бежал - за медикаменты боялся. Машину шофер, балда, бросил на дороге, а ведь рядом глиняный карьер был. Не догадался ее туда спрятать. Тут и начали за мной охотиться немецкие минометчики. Пришлось тикать от них.
- Но ты благодари судьбу: легко отделался. Канашов тут же позвонил в санроту и приказал старшему военфельдшеру:
- Как только врач Заморенков эвакуирует тяжелораненых, оказать ему медицинскую помощь и доложить мне.
- Так как же дело с наградой Миронова? - снова спросил Канашов.
Чепрак опять порылся, в планшете и положил перед Канашовым наградной лист. Поперек листа была наложена резолюция красным карандашом: «Представить подтвердительный материал. Отказать». И внизу заковыристая неразборчивая подпись.
Канашов рассердился.
«Конечно, сидит там, за сто километров от фронта, какая-то чернильная душа и требует, а что - и сама не знает, А я-то, грешный, - схватился за голову Канашов,- думал, ну хоть на войне бюрократов не будет».
Вошел подполковник Муцынов. Чепрак, забрав бумаги, оставил их вдвоем,
- Здравствуй, Канашов! А я к тебе за помощью. Выручи, голубчик: мои хозяйственники опять оставили полк без продовольствия.
- Поделюсь, чем богат, Захар Емельянович…
- Эх-хе-хе! - вздохнул Муцынов. - Сейчас нагоняй от Русачева получил.
- За что?
- «Никто, - говорит, - к тебе в полк не хочет идти служить. К Буинцеву идут, к Канашову идут, а к тебе не хотят. Объясни - почему?» А я и сам не понимаю. Ты вот скажи мне, Михаил Алексеевич, что у тебя люди, из другого теста? Ведь под Минском из одного запасного полка их получали.
Канашов, прищурившись, улыбнулся.
- Конечно, лучше.
- Это почему же?
- Стойкости у них побольше. Неудобно как-то о себе говорить, но, если откровенно сказать, то злее они у меня дерутся. За землю крепко держатся, уцепятся, как репьи за собачий хвост, и ничем их не возьмешь, пока пулей или осколком не сразит… А почему так? Умную мысль подсказал мне вовремя Бурунов: надо заставить бойцов и командиров больше ценить их жизнь и не допускать таких настроений: мол, все равно погибнем.
- Так ты что же думаешь, - моим жизнь не дорога?
- Нет, не думаю… Когда Бурунов сказал мне об этом, я его демагогом назвал. Легко учить: надо сделать так. А как это сделать? Вот тут-то он и помог. «Жизнь солдата, - сказал он, - по-умному беречь надо. От пули-дуры или осколка шального не спрячешься, не убережешься и тем более не убежишь. Бежит он от нее сдуру и думает: спасусь, а осколок клюнул его и свалил».
Канашов закрутил папиросу, потом продолжал:
- Не в обиду тебе будет сказано, Захар Емельянович, больно на ноги они у тебя резвы. Отсюда и потери лишние. А заройся они в землю, держись за нее зубами - поверь, куда меньше потерь будет. Скажу тебе откровенно: нам кажется, когда мы на марше отходим, оторвавшись от немца, то потерь меньше, чем в обороне. Неверно это! Я от Минска такой учет стал нести. И оказывается, в обороне я меньше потерял, чем при отходе на марше: то авиация тебя накроет, то, глядишь, танки прорвались и давят. А в обороне, если зароешься в землю, трудно ему всех перебить. Не по каждому он человеку снарядом бьет и не каждым в цель попадает.
Муцынов сидел задумчиво, подперев голову руками.
- Хозяин дома? - послышался грубоватый басок Поморцева. - Разрешите? А, ты здесь не один, Михаил Алексеевич? Здравствуйте, товарищи. Может, помешал, прошу извинить.
- Время обеденное, - сказал Канашов, увидав в дверях ординарца с котелками. - Вы хорошо ориентируетесь, когда приходить надо. Присаживайтесь, обедать в компании веселей.
- Спасибо, я пойду, - встал Муцынов. - У меня весь полк голодный. Благодарю, Михаил Алексеевич, и за выручку и за совет.
Он ушел, а Канашов и Поморцев сели обедать.
- Завидно растете вы, Константин Васильевич. Расстались мы с вами, были вроде равными по чину, а теперь вы уже мой начальник.
- Неужели и ты из завистливых? Раньше что-то я за тобой этого не замечал. Да в не век же мне над тобой начальствовать, Михаил Алексеевич, - улыбался Поморцев.
Кусок мяса, который он попытался достать из щей, сорвался и утонул.
- Вот не везет человеку: один раз большой кусок попался и тот сорвался. Хорошие у тебя повара! Щи, ну, точно дома приготовленные. А я, признаться, заскучал по горячей пище: ведь все больше всухомятку живем.
