Как славно и приятно, когда в казну поступает золото. Такое нужное всегда и во всех делах золото. Золото, которое решает абсолютное большинство проблем. Как тут не сказать, что золотые ручейки – это кровь государства. И чем больше этих ручейков, чем они полнее, тем здоровее и сильнее оно. Всего каких-то несколько месяцев и казна, усилиями Никифора опять полноправно называется казной. Можно отправлять туда приказы и отличившихся людей за выплатой. Можно не беспокоиться о том, что завтра проклятые ремесленники и селяне не привезут на кухню дров, продуктов и вина. Можно отказать в приеме напыщенным венецианцам и генуэзцам, из кошелей которых вываливаются золотые монеты. Пусть подавятся своими дукатами, флоринами и лирами. Теперь можно вновь чеканить полновесную собственную монету и не унижаться перед купцами и банкирами Запада.
Даже Константинополь, вечно задерживающий налоги, теперь исправно платит все, что причитается. А главное, что вновь в полную силу заработали таможенные службы и многочисленные ведомства, в том числе такие необходимые, как дрома[183], стад[184] и стратион[185].
Какие приятные сейчас улыбки на лицах всех этих иллюстриев, клариссимов, спектабилей, патрикиев, консулов, магистров, препозитов, квесторов и комитов священных щедрот. Сотни и сотни бездельников, что уже чешут руки от желания получить от казны свои задолжности за несколько лет. Только ничего они не получат от Никифора. Хотя казна и василевса, но ключи от нее находятся в сильных руках его.
Да и кому платить? И за что? За то, что подает одежду василевсу вестиарий, а пинкер чашу для вина? Так это почетно! Платить папию[186] за то, что он ворует из дровяных запасов и берет взятки от завышения цен на поставляемые во дворец товары? Или месадзону[187] за всякую глупость, направленную против Никифора. И платить много. И платить полной монетой!
Нет! Теперь Никифор как не крути, а истинный парадинаст[188] при дворе Иоаннна Кантакузина. И никак не иначе.
Вот как низко склоняют головы высшие чины империи. Даже не гнущиеся ни перед кем шеи эскувиторов, доместиков и стратилов[189] не выдержали, обмякли, опустили головы. И не нужны Никифору венецианские очки. Он кожей чувствует, в каком величии он сейчас. Даже сам куропалат[190], наиболее значимое во дворце лицо, распахивает двери перед уходящим Никифором.
На свежий воздух! Поскорее на свежий воздух. Подальше от этих аспидов и жаб с их ядовитым дыханием. Улыбаются, а сами держат нож за спиной, чтобы в один удобный момент вонзить его поглубже в спину выскочки Никифора. Ну, ничего. Придет время, отправим всех на войну, вот там пусть и проявляют себя в бою. Не многие из них выйдут живыми из схватки с османами и прочими врагами. Тогда их места можно заполнить преданными людьми, к которым можно повернуться и спиной.
Вот только этих людей нужно еще выкормить и приручить. А это время. Да и маловато их у Никифора. Все не те и не то, что нужно. Вот хотя бы друг юности Андроник. Постарался. Ох, постарался. Но разве подведешь такую рожу к трону василевса?
– Чего тебе, Андроник? – сухо поприветствовал друга юности эпарх столицы, а точнее уже парадинаст. – Я же велел являться только по приказу.
Действительно, чего делать мяснику у самих ворот дворца. Тем более сметь идти рядом с ношами самого парадинаста. А ведь осмелился, подошел вплотную. Даже охрана Никифора не остановила такую наглость. Они знают о том, что глава корпорации макелариев весьма укрупнил себя в столице. Боятся. Но они не знают, что это дело рук и головы самого Никифора, без которого ночной хозяин Константинополя никто. И все тут!
– Чего тебе? – уже злясь, повторил Никифор.
– Дело важное и интересное, – ничуть не смутившись, ответил друг юности.
– Приходи вечером ко мне во дворец, – пренебрежительно велел парадинаст империи.
– Можно и во дворец, – кивнул головой Андроник. – Но дело такое… Тебе будет очень интересно. Хочу хотя бы раз в жизни тебя удивить. А то все ты и ты…
– Удивить? – лицо Никифора разгладилось.
Он уже готов был рассмеяться, но вдоль улицы стояло множество всякого люда и с любопытством вытягивали головы, чтобы увидеть нового временщика. Слухи просто моментально распространяются по этому, жаждущему слухов, городу.
– Любопытно. Даже очень любопытно. И как ты собираешься меня удивить?
– Это недалеко. По улице Меса.
– А-а-а! Ты строишь роскошный дом. Извещен. Строишь, конечно же, на мои деньги. Даже уже любопытно, сколько ты у меня утянул. Согласен. Удиви. Я посмотрю, что же придумала твоя большая и пустая голова?
– Ты будешь так удивлен тому, что придумала… моя голова, что на ногах не устоишь.
На этот раз Никифор не смог сдержаться и с издевкой рассмеялся.
* * *
Большие деньги и замечательные мастера. Это все что нужно для того, чтобы дом вырастал заметно глазу и для восторга его в великолепии.
«А ведь не плохо. Даже совсем не плохо. Даже очень хорошо», – бормотал себе под нос Никифор, переходя от комнаты в комнату, с этажа на этаж. Но более ему все же понравился садик, с уже высаженными кустами и деревьями и фонтан посреди него. Не хватало мраморной беседки, в которой так прекрасно размышляется в летний зной.
«Но придет время, и я это поправлю», – зловеще подумал о скором, по его мнению, будущем настоящий хозяин этого новостроя и с улыбкой обратился к другу юности:
– Вижу, Андроник, стараешься на славу. Не жалеешь моих денег. Удобно и красиво. Только с мрамором ты перестарался. А так неплохо. Могу сказать – немного удивил. Да. Могу так сказать.
– Еще не удивил, – широко улыбнулся скупой на это человеческое выражение лица глава корпорации макелариев.
– Вот как? – действительно удивился Никифор. – Если так, то удивляй!
– Пойдем на крышу, – с приглашением протянул руку друг юности.
– Надеюсь, ты не полетишь с нее, на удивление мне. А может ты решил мне устроить полет? – зловеще улыбнулся парадинаст империи. – Эй, стража, побеспокойтесь обо мне.
– Ну, что ты, Никифор. Это я, Андроник, друг твой. Ты же сам меня так назвал. Неужели я пригласил тебя в мой дом (Никифор чуть нахмурился) в желании навредить тебе. Я же сказал – удивить! И клянусь Господом, ты будешь изрядно удивлен.
– Надеюсь, приятно… Если что… Помни у тебя красавица жена и двое сыновей. Пошли на крышу.
Теперь чуть нахмурился Андроник, но овладел собой, изогнув губы в такую сложность, как улыбка.
Удобен выход на крышу. И сама крыша удачно сделана. Здесь можно разместиться с приятным видом на всю красоту центральной улицы столицы. Но вряд ли придется глупому мяснику и его семейству наслаждаться зрелищем прохождения торжественных шествий. Вот еще нужно сделать навес. И желательно из легкого и прочного шелка.
Никифор даже цвет подобрал для этого навеса и в уме подсчитал его стоимость. Он так увлекся этим действием, что и не заметил, как из-за сложенных кирпичей поднялся человек, скрывающий свое лицо и голову под кожаной накидкой. А когда заметил, то тут же ощутил слабость в ногах.
– Это кто? – дрожащим голосом обратился он к другу юности.
– Это твое удивление, – зловеще прошептал на ухо Андроник.
А человек вышел на открытое пространство, подошел ближе, и не спеша стянул с головы свою защиту.
– Да это же… – сдавленно проговорил Никифор, и, почувствовал, что ему отказывают ноги.
– Я же сказал, что ты на ногах не устоишь, – со злорадством, громко сказал друг юности.
* * *
«Взять себя в руки. Думай, думай, думай, Никифор. Да, удивил глупец Андроник. Себе на скорейшую погибель. Глупец, глупец, глупец…. А что говорит этот страшный человек?»
– Я не стану тебя убивать. Я навсегда оставлю тебя в покое. Но ты должен вернуть мне его…
– Кого его? – обливаясь потом, спросил съежившийся парадинаст империи.
Кого он должен вернуть? Того несчастного, что был сожжен безвинно за преступления этого истинного «синего дьявола»? А это, без сомнения, он. Как две капли воды похож на казненного. А если он стоит здесь, то это… дьявол! А тот был лишь его призраком. Теперь как его вернуть, если он уже давно в аду? Что за глупость? Кто его может вернуть. Никифор всесильный временщик, и только. Он не Господь Бог.
– Кого я должен вернуть? Тот человек был справедливо осужден за те преступления, которые он признал. Что я мог поделать? Василевс, суд, народ… Все согласно законов империи. Что я против них?
– Честный и благородный Никос пожертвовал собой, спасая меня и… маленького мальчика. Андреаса… Моего Андреаса. Верни мне моего мальчика, и я забуду о тебе. Живи, если Господь тебе позволяет это.
– Мальчик… Ах, мальчик. Маленький мальчик…
Запоздалое осознание совершенной ошибки пронзило воспаленный мозг парадинаста.
