и всякая другая сволочь, которая объединилась теперь под единым лозунгом ненависти к нашей партии, ненависти к победоносному пролетариату».
Тут уже видится стремление все подряд, включая собственные огрехи и недостатки в работе, свалить на врагов, которые всем скопом именуются контрреволюционерами.
Троцкий возлагал ответственность за убийство Кирова на Сталина. Но это не было примитивное и бездоказательное утверждение, будто Сталин сам приказал организовать вопиющее преступление. Троцкий исходил из общей политической ситуации:
«Политическая и моральная ответственность за самое возникновение терроризма в рядах коммунистической молодежи лежит на Сталине. Террористические тенденции в рядах коммунистической молодежи являются одним из наиболее болезненных симптомов того, что бонапартизм исчерпал свои политические возможности, вступил в период самой ожесточенной борьбы за существование». (Из статьи «Сталинская бюрократия и убийство Кирова» – «Бюллетень оппозиции», 1935, № 41.)
Заметим, что вообще-то терроризм возник и активно проявлял себя в политической жизни России задолго до Сталина, еще в XIX веке, а в революционные времена поощрялся и самим Троцким. Он приказывал беспощадно расстреливать, к примеру, отступавших бойцов Красной Армии, а также выставлял сзади атакующих частей пулеметные отряды, которые должны были стрелять по своим, если они обратятся в бегство.
Троцкий лицемерил еще и потому, что старательно «забывал» недавнее прошлое. Еще до убийства Кирова он сам попытался перейти к террористическим действиям, прежде всего против Сталина. Так что статья, отрывок из которой приведен, должна была служить своеобразной «дымовой завесой», скрывающей подлинные замыслы Троцкого.
…С 1932 по 1939 год одним из секретарей и телохранителей Троцкого был француз Жан Ван Ейженорт. Последующие 30 лет он оставался консультантом архива Троцкого в Хогтонской библиотеке Гарвардского университета. Им написана книга: «С Троцким в ссылке: от Принкипо до Койоакана».
Н.Г. Фелбштинский – редактор-составитель и комментатор нескольких десятков томов архивных документов – писал о Ейженорте: «Трудно найти человека, ближе знавшего в те годы Троцкого».
Незадолго до смерти Ейженорт заявил своему биографу Аните Феферман: «Имело прямой смысл убить лично Сталина… Конечно же Сталин должен был быть уничтожен… В Советском Союзе назревало очень много разных событий начиная с 1932 года и до убийства Кирова в 1934 году».
Если доверять мнению такого авторитетного троцкиста, Сталин вынужден был действовать в целях личной защиты, разворачивая массовые репрессии против оппозиционеров разных направлений. А в ту пору его личность олицетворяла единство СССР и генеральную линию партии, направленную на строительство социализма в одной стране.
Нацеливались на Сталина, как мы знаем, и белогвардейская и германская разведки. Можно предположить, как были распределены роли. Германский консул обеспечивал материальную «подкормку» Николаева. Немецкие друзья из 74-й квартиры или их знакомые выполняли роль раздражителя, подбрасывая и без того кипевшему ревностью, униженному и оскорбленному Николаеву письма, провоцировавшие его на преступление.
Неуравновешенного ревнивца, по всей вероятности, разрабатывали «втемную». Он вряд ли догадывался о предопределенной ему роли. Этим можно объяснить его поведение на следствии и на скоротечном процессе. Агранов писал, что он держится стойко. Однако, вполне возможно, такая стойкость объяснялась тем, что ему просто-напросто нечего было добавить к уже сказанному им в ходе следствия.
Надо иметь в виду, что из 13 человек оппозиционеров, привлеченных по делу «Ленинградского центра», семеро были достоверно знакомы с Николаевым, из этой семерки Котолынов, Шатский, Ханик знали убийцу с детства, а также работали вместе с ним в комсомоле.
Потом их политические пути разошлись. Все трое стали оппозиционерами. Николаев принял участие в борьбе с «новой оппозицией». Однако личные связи сохранились: адреса и номера телефонов приятелей были в записной книжке Николаева. Вполне вероятно, что исключенный из партии и потерявший работу Николаев изменил свое отношение к оппозиционерам, а они, в свою очередь, могли пробуждать в нем ненависть к большевику-вельможе Кирову. В любом случае «германский» след был надежно законспирирован.
Другое дело – попытки белогвардейцев РОВСа осуществить теракт против Кирова. Их главная цель – спровоцировать социальную дестабилизацию советского общества, вызвать ответный массовый террор, направленный преимущественно против «неперековавшейся» интеллигенции, которую партийцы всегда подозревали в сочувствии к белой эмиграции. Но эти планы генерала Маллера (а вместе с ним, пожалуй, абвера и разведки СД – Канариса и Шелленберга) не смогли осуществиться, рецидива «красного террора» 1918 года не произошло: помешали «Фермер» и «Фермерша» – генерал Скоблин и певица Плевицкая. А вот зиновьевцы были обречены.
Клубок завязывается
Обратим внимание на выдержку из доклада Н.И. Ежова на пленуме ЦК ВКП(б) 6.VI.1935 г.:
«Часть (заговорщиков. – Авт.) все свои планы строит на организации покушения вне Кремля, для чего собирает сведения и ведет наблюдения за маршрутами поездок товарища Сталина; узнает, где он живет за пределами Кремля, в какие часы он больше всего выезжает и, наконец, ищет удобного случая для организации покушения на Красной площади во время демонстрации.
Другая часть главную ставку делает на организацию покушения в самом Кремле, в особенности рассчитывая и добиваясь проникнуть на квартиру к товарищу Сталину».
Кто-то возразит: все это выдумки тех, кто подготавливал репрессии против оппозиционеров. Откуда Ежов мог знать такие деликатные подробности планируемых втайне покушений?
Однако надо помнить, какие ценные сведения получали органы госбезопасности от «Фермера». Кроме того, во многие подпольные группы были внедрены секретные агенты. В окружении Троцкого тоже были люди, сообщавшие о его некоторых высказываниях, которые можно было расценивать как переход к террористическим актам.
В.З. Роговин отмечает: «В 1932–1933 годах лозунг Троцкого «Убрать Сталина» находил все большую поддержку среди новых оппозиционных групп… Его дословно повторяли члены группировок Рютина и А.П. Смирнова. Все большая часть оппозиционно настроенных членов партии сознавала, что выход… один: отстранить от руководства Сталина, – и добавляет: – Однако было столь же очевидно, что свергнуть Сталина… путем партийной реформы уже невозможно. Это не могло не рождать в сознании отдельных оппозиционеров террористических настроений».
По его сведениям: «после ареста группы Смирнова нелегальная деятельность троцкистов не прекратилась». Сформировался тайный всесоюзный центр троцкистской оппозиции. Он готовил побеги ссыльных оппозиционеров для перевода их в подполье и собирался весной 1934 года, то есть вскоре после окончания работы XVII съезда ВКП(б), созвать нелегальную всесоюзную конференцию троцкистов.
Зимой 1933–1934 годов ОГПУ, раскрыв этот центр, «узнало о сохранявшихся контактах Троцкого с оппозиционерами, находившимися не только на свободе, но и в местах заключения и ссылки» (В.З. Роговин).
Основу «Всесоюзного троцкистского центра» составляли нераскаявшиеся троцкисты, подвергшиеся репрессиям в 1927–1930 годах. По словам Роговина: «Предъявленное им обвинение в стремлении к консолидации, объединению и подпольной деятельности, по-видимому, имело известные основания». В стране, где вовсе не существовало единомыслия, не могли исчезнуть враз все сторонники Троцкого (многие из которых им искренне
