на него, разглядывая идеального манекенщика с влюбленными глазами: влажные волосы волной сбивались на одну сторону, высокий лоб, острые скулы, мягкие губы, большие васильковые глаза, сильные руки и шарм, английский шарм, будь он неладен, перед которым я не могла устоять.
– Стася, у тебя собеседование в девять. Пора вставать, – настаивал он.
Солнце светило, пробиваясь сквозь тонкую полоску ночных штор, слегка подрагивая, будто боясь спугнуть эту милую картинку, которая от этой мимишности казалась совершенно нереальной. Пора было вставать. У меня действительно запланировано собеседование в одной туристической компании, которую нашел мне Том. Он все еще мечтал, чтобы я жила здесь с ним.
Для меня же все это казалось призрачным. Я не уволилась в Москве, просто взяла отпуск, меня отпустили на месяц, но присылали на почту файлы, если появлялось что-то срочное и нужна была помощь. Я могла жить в Лондоне шесть месяцев, на столько оформили новую визу, но Том делал все, чтобы потом я смогла оформить рабочую и остаться здесь с ним. Все развивалось по идеальному сценарию, который писал кто-то за меня. И даже ссора из-за премьеры вышла у нас какая-то маленькая, ничего не значащая, как будто он и не доставал меня по телефону своей ревностью.
Том был в Москве на следующий день после моего разговора с Натаном и встречал уставший и небритый, но с цветами возле офиса. Я в первую секунду, признаться, просто остолбенела, а потом подлетела и поцеловала его, потому что действительно обрадовалась, увидев, как светятся его васильки. Он был моим спасательным кругом, который вытащил меня из той пучины, где я бесполезно барахталась, пытаясь прийти в себя. Он просто приехал и был со мной какие-то два дня, но этого было достаточно. Достаточно для него, чтобы понять, что все по-прежнему, и достаточно для меня, чтобы понять, чего я хочу.
Том нежно прикоснулся к моим губам своими и прошептал в них:
– Вставай, тебя ждет еще один сюрприз.
Ох уж эти сюрпризы. Ох уж это небо Лондона…
* * *
Наверное, если думать все время о том, что все у тебя складывается хорошо и о лучшем мечтать и не стоит, то так оно и будет. Я думала о том, что должна благодарить Вселенную за то, что у меня есть симпатичный парень, который меня любит, я нахожусь в Лондоне, а не в своем поселке, в котором родилась, где одна главная дорога и ни одного светофора, за то, что я здорова, жива и практически счастлива. И за все это я могла бы сказать спасибо кому-то там сверху, а не хотеть чего-то, что есть у других. Мама всегда говорила, что стоит радоваться меньшему.
«А что, если вдруг меньшее перестанет радовать?»
И вот тут, на этом вопросе, я обычно пыталась переключить свое внимание на что-нибудь другое, менее опасное для моих скромных мозгов. Например, на собеседование, которое прошло хорошо, а это значило, что я могу оставаться здесь и пока работать по туристической визе, а потом съездить в Москву и оформить рабочую, прихватив от фирмы приглашение и рекомендации. Или на того, ради кого я смогла бы оставить свою родину и жить в стране с другими правилами и левосторонним движением. Но, может быть, я все еще думала о ком-то другом, кто мог все изменить за минуту, может быть, я думала о том, кто написал мне сегодня утром, что знает, что я в Лондоне?
Мысль замкнулась, поэтому я не стала ее развивать, а зашла в Теско купить креветки и вино, чтобы отпраздновать с Томом мое удачное собеседование на должность, которая вроде как понижала меня в карьерной лестнице, но спасала от американских горок в жизни?
Квартира Тома тоже находилась в районе Ноттинг-Хилл, довольно-таки всем известном по одноименному фильму. Здесь жила в основном творческая элита Лондона: актеры, писатели, музыканты, драматурги, художники, танцоры. Квартал напоминал маленькие европейские городки с узкими улочками, разноцветными домами и цветами в кадках возле входа. Том жил в одном из таких домов, в современно обставленной квартире, захламленной всякими сувенирами, привезенными из разных стран, отлично сочетающимися с разными цветами отделки. Черная кухня, желтая ванная комната, красная спальня, плавно переходящая в гостиную ядовитого зеленого цвета. Здесь сочеталось несочетаемое, но мне казалось, что я приходилась здесь кстати.
Осторожно открыв дверь ключом, я на цыпочках зашла внутрь и, поставив пакет с покупками на пол, прикрыла ее аккуратно за собой. Мне хотелось влететь в кухню с бутылкой вина, напугав Тома, и крикнуть «Ура!», но там слышались голоса. Я сбросила туфли и повесила на крючок тренч рядом с темной курткой, которая принадлежала тому, с кем разговаривал Том.
Нет. Я не ожидала его увидеть, не ожидала, что он может вот так просто заявиться к нам. Так просто вторгнуться в мир, где я пыталась быть счастливой, забыв его и его семью.
Я провела рукой по темной джинсе, выдохнула и осторожно стала двигаться вдоль стены из матовых стеклянных кубов по направлению к кухне.
– Да, я влюбился, говорю тебе, – хвалился Том.
– Последний раз я такое слышал в школе. – Они оба разразились смехом. – Да и после этого ты сказал, чтоб я еще раз…
Как-то горько усмехнувшись, повторил слова друга Джонатан.
– Нет. Теперь все по-другому, – слишком серьезно сказал Страуд.
Я стояла возле перегородки, зная, что меня могут вот-вот заметить хотя бы по тени, силуэту, который просматривался с другой стороны, но мне так хотелось услышать, о чем они говорят, что я все оттягивала и оттягивала момент обнаружения себя.
– Без нее меня ничего не радует, – продолжал Том. – Я думаю о ней каждую минуту. Хочу сделать ее счастливой. Понимаешь?
Наступила тишина, а потом он произнес:
– Понимаю.
Я была готова отдать все, только бы видеть сейчас его лицо, понять, что он думает, что чувствует.
– А она? – тут же спросил Коул.
Надо было что-то делать, я вовсе не хотела слышать, что может сказать Том. Он мог сказать все что угодно, а я не хотела знать, какими он видит нас со стороны, поэтому быстро вернулась к двери и, приоткрыв ее, хлопнула с силой…
Глава 7
Разум и чувства
Ты спрашиваешь, любит ли она? Не любит. Если б любила, ты бы не спрашивал.
Лех Якуб [19]
Мы все эгоисты. Часто отказываясь от того, что нам дают, мы непременно хотим этого, когда оно начинает принадлежать другим. Мы видим их счастье, и это нас злит, мы хотим того же, но, отказавшись, можем лишь смотреть
