забыть этот разговор и перевести тему. Они фыркнули от смеха, заглатывая наживку.
– Это что-то типа горячие финские парни не знают слов любви?.. – пробубнил Коул, и они оба загоготали.
– Вообще-то, помнится, это были старые солдаты, – смеялась я. – А ты откуда про них знаешь?
– У нас, у девчонок, свои секреты, – сострил Том, и они с Джонатаном гортанно засмеялись. Вот идиоты.
Это выглядело вызывающе и странно, меня пугал настрой парней, каждый сейчас играл во что-то свое, каждый, кроме меня. Я никогда бы не смогла держать лицо при такой напряженной обстановке. И все же самое главное, что меня интересовало, было настолько очевидным, что я не могла игнорировать эти вопросы и повторяла про себя: «Почему Коул в нашей квартире? Почему он так внимательно и сосредоточенно смотрит на меня, изучает? Или просто пришел посмотреть, сломалась ли я после его признания?»
Нет, не сломалась, хотя и согласилась со словами Надежды, которая когда-то в прошлой жизни предупреждала, что Джонатан разрушит меня, а потом станцует победный танец на костях.
Я дорезала сыр и поставила его в центр стола, где Том уже расставлял бокалы под вино. Коул молча наблюдал за нами, чему-то усмехаясь исподтишка.
– Так как тебе фильм? – внезапно спросил он.
Я старалась ровно разложить кусочки ветчины на тарелку, поглядывая на Страуда.
– Я… – Я запнулась на полуслове, соображая, что ответить. – Я так и не посмотрела его.
– Значит, фильм отпад, – уныло усмехнулся парень. – Кассовые сборы ошеломительные.
Неприкрытый сарказм и скользкость вопроса должны были вывести кого-то из нас из равновесия, но мы с Томом лишь пожали плечами, чем, кажется, разозлили дорогого гостя, судя по тому, как сжались его губы и стали раздуваться крылья носа.
– Я думаю, от меня это вряд ли зависит. Играешь ты просто отлично, – поставив тарелку на стол, я присела напротив него. – Публика тебя любит, критики тоже. Так что незачем переживать.
Я взяла кусочек сыра, откусила и встретилась с его взглядом, который говорил красноречивее любых слов, и опустила взгляд на руки. Джонатан промолчал, а Том разлил вино и предложил выпить за мою новую работу и машину.
– Настя Шумахер, – озадаченно произнес Коул после глотка вина. – Хорошо звучит. А ты хоть знаешь, что в Англии всех водителей тянет налево?
Он отставил бокал и улыбнулся своей шутке.
– Я знаю, что в Англии левостороннее движение. Да и замуж за Шумахера меня никто не приглашал, – так же иронично ответила я.
Наша словесная игра радовала Тома, он, прищурившись, попивал вино и улыбался, просто светился от того, что мы, словно кактусы, выпускаем друг перед другом с Коулом свои колючки. Казалось, что только он здесь чувствует себя как дома. Хотя это и был его дом.
– И тебя не пугают машины, которые будут тебя обгонять и подрезать? – продолжал Натан.
– Пока не знаю. Весь мой опыт вождения – это поездка на мотоцикле до ближайшего кювета, – усмехнулась я и сделала глоток вина.
Том и Коул тоже посмеялись, вероятно, вспоминая историю, которую я им рассказывала.
– Милая, – обратился ко мне Том, обнимая за плечи, – Натан просто боится, что в этом деле ты превзойдешь его.
На что Коул уныло усмехнулся и, взглянув мимолетно на меня, ответил с сарказмом моему парню:
– Зато теперь мне есть с кем устроить гонки и выяснить, кто из нас более неудачливый водитель.
Этот ответ не понравился Страуду, ему не нравилось все, что имело виды на его собственность. А меня он причислял к ней, как мне начинало казаться в последнее время. Скорее всего, он заметил все эти взгляды, он не был глуп, поэтому придвинулся ближе ко мне, обозначая свои права, обнял и стал шептать какие-то гадости.
– Я хочу тебя… – говорил он мне на ухо. – Хочу, чтобы ты меня отблагодарила за машину, была податливой и делала все. Я хочу целовать тебя… везде…
И пока он шептал об этом, я медленно и верно краснела, начиная от корней волос, чувствуя жар на щеках и стыд перед Коулом. Мне даже в голову не приходило, что Том может так отвратительно себя вести в присутствии своего друга, с которым их связывало так много всего. Наверное, он все еще переживал за то, что мне нравился Джонатан. Да и кому он не нравился? Любая на моем месте думала бы о том, что перед ней сидит герой ночных грез женского населения планеты, которому хочется нравиться вопреки всему.
Для меня же это была особенная пытка после всех его сообщений, в которых он раскаивался за свои признания и поведение. В которых он говорил, что таким подозрительным его вынуждает быть работа, что он с удовольствием доверялся бы каждому встречному, но практика показывала, что все, что людям нужно от него, – это либо его лицо, которое можно выгодно продать, либо его деньги, которые все знают, как вложить в нужный проект.
Я честно старалась удалять их первое время, но не могла не читать. А потом стала даже ждать их, с какой-то мазохистской жадностью читала, отправляла на почту и стирала из чата. Он открывался, говорил о себе, о семье, о людях, которые его окружают, о проектах, о жизни. Я не знаю, почему он не переставал писать, выплескивая переживания в сообщениях в мессенджере. Они приходили с незнакомого номера, но неизменно были подписаны простым «not honey», чем просто разбивали мою выдержку вдребезги.
Что нельзя было сказать о его выдержке, парень выглядел невозмутимо на первый взгляд. Он не реагировал на провокации Тома, хотя, кажется, мышцы на лице готовы были исказить его красоту. И все же в ответ на это гадкое поведение моего парня он всего лишь спокойно достал пачку сигарет из кармана, встал из-за стола и подошел к окну, приоткрыв его. Прикурил сигарету, развернулся к нам лицом и улыбнулся одной из своих обворожительных и натренированных ухмылок.
– Пригласишь прокатиться, когда решишь, что готова сесть за руль?
– Да, – только и ответила я, поражаясь его спокойствию, которого у меня не было.
Страуд поцеловал меня в щеку.
– Я на секундочку, – он встал из-за стола и сжал мое плечо. – Мне нужно в ванную.
И вот тут я запаниковала, потому что понимала, что остаюсь с Коулом наедине, где ни укрыться, ни схватиться за удобного Тома, ни малодушно сбежать. Наверное, именно этого и хотел Страуд, хотел тоже проверить, развести, поиздеваться. Они оба вели эту игру, в которой я не хотела участвовать, но было поздно отступать. Тройничок никогда не привлекал меня своей экстравагантностью, потому что не только один из участников оставался несчастным, ими оставались все.
Не успел
