Они подошли к отделу, где продавали косметику, и Ира сразу направилась к началу очереди. Взяв девочку на руки, она шепнула подруге:
— Отойди с коляской в сторону. Тебе что брать?
— Тушь «Пупа» и пудру.
— Давай деньги.
Ничего не понимающая подруга сунула ей деньги и отошла в сторонку, везя за собой детскую коляску. Ира, сделав несчастное лицо и крепко прижимая к себе Ксюшу, стала пробираться к прилавку-витрине, громко и ласково приговаривая:
— Потерпи, моя маленькая, потерпи, мое сокровище, сейчас мама купит пудру, и пойдем домой. Да, моя сладкая, ты устала, да, моя миленькая, тебе тут душно, тебе тут страшно, но маме же нужно купить пудру, правда? Мама же тоже хочет быть красивой, чтобы папа нас любил.
Спектакль не остался незамеченным. Толпящиеся вокруг женщины обратили внимание на девушку с ребенком, и через очень короткое время стали раздаваться сочувственные голоса:
— Маму с ребенком пропустите… Да пусть она возьмет без очереди, что вам, жалко? У нее ребенок на руках, хоть ребенка-то пожалейте… Мамаша с ребенком, идите сюда, идите, я вас впереди себя пропущу.
Цель была достигнута. Не прошло и десяти минут, как Ира покупала тушь и пудру для подруги и набор в красной пластмассовой коробке для себя.
— Ну ты даешь! — с восхищением воскликнула подружка, когда они вышли из душного помещения на проспект Калинина. — Во артистка! Мне бы и в голову не пришло. А если бы и пришло, я бы так убедительно не сыграла. Куда двинемся?
— Пошли по Арбату прошвырнемся, — предложила Ира. — Мне все равно с Ксюшкой гулять нужно.
Они не спеша двинулись по проспекту в сторону ресторана «Прага», заглядывая в витрины попадавшихся по пути магазинов.
— Чего это сегодня столько народу всюду? В каждом магазине очередищи в километр, — заметила Ира.
— Так конец месяца, — объяснила знающая подружка. — В конце месяца всегда дефицит выбрасывают для плана. Ты что, не знала?
— Не знала…
Ира задумалась, потом радостно улыбнулась.
— Слушай, — она заговорщически понизила голос, — а это идея!
— Что за идея? — не поняла подруга.
— Ну, насчет Ксюшки. Сама же говоришь, в конце месяца дефицит выбрасывают.
— А толку-то, — уныло возразила подруга. — Денег все равно нет.
— У меня есть. Мне на продукты соседка выдает раз в неделю.
— Так то на продукты…
— Ну хоть продуктов купим. Интересно же!
— Интересно, — согласилась подруга, которая, очевидно, не возражала бы еще разочек посмотреть спектакль, разыгрываемый ее одноклассницей.
Действуя по той же самой схеме, Ире удалось купить колбасу «сервелат», банку консервированного зеленого горошка, болгарские томаты в собственном соку, три банки сгущенки и крупные оранжевые мандарины. Всюду умилялись, видя такую молодую красивую маму с такой очаровательной крохой на руках, попадали в ловушку ее ласкового голоса, уговаривающего малышку потерпеть, потому что мама должна купить продукты, папа придет с работы и его надо покормить. Все верили и стремились пропустить Иру без очереди. Справедливости ради надо сказать, что и недовольные голоса среди стоявших в бесконечных очередях встречались нередко, но Ира не обращала на них внимания, мило улыбалась тем, кто ее пропускал, и горячо благодарила, отходя от прилавка с покупкой в руках. Ксюша, правда, начала хныкать, но Ира отнесла это на счет духоты в магазинах и страха перед большим скоплением людей.
— Может, она голодная? — предположила подруга, которая более сочувственно отнеслась к детскому нытью.
Ира глянула на часы и заторопилась:
— Точно! Она голодная. Ее в пять часов надо было кормить, а сейчас уже почти шесть. Ну все, я помчалась, завтра увидимся.
* * *
Наташа вернулась ровно в восемь и застала вполне идиллическую картину. Бэлла Львовна играла с Ксюшей, держа девочку на коленях, а Ира на кухне подогревала кефир для вечернего кормления, держа бутылочку под струей горячей воды из крана.
— Ну как? — Глаза Бэллы Львовны с тревогой впились в Наташино лицо. — Что в ЦК?
— Ничего, не съели меня, — пошутила Наташа. — Рассказали много интересного про нашего лидера, показали кое-какие материалы, фотографии. А вы тут как без меня? Как Ксюша?
— Сама видишь, — Бэлла Львовна с гордостью подняла улыбающуюся малышку, — мы здоровы, бодры и веселы. Сейчас будем кушать.
Ира принесла подогретый кефир, Наташа переоделась, покормила Ксюшу и вышла на кухню. Нужно было заниматься ужином. Она открыла холодильник и остолбенела.
— Что это такое? Откуда?
— Из магазина, — гордо сообщила стоявшая рядом Иринка.
— Из какого магазина?
— Да из разных. Колбасу в «Новоарбатском» гастрономе брала, горошек и томаты — в «Смоленском», сгущенку — в молочном. А мандарины вообще на улице продавали.
— Ой, какая ты молодец! — Наташа благодарно чмокнула соседку в щеку. — Настоящая добытчица, столько всего полезного купила. Когда же ты все успела? И с Ксюшей погуляла, и в очередях постояла. Долго стоять пришлось?
— Да нет, нас с Ксюшей без очереди пропускали, — весело поделилась новым опытом Иринка. — Как увидят молодую маму с ребенком на руках, так и пропускают сразу же.
— Так ты что, девочку по магазинам таскала? — с ужасом спросила Наташа.
— Ничего я не таскала, — тут же обиделась Ира. — Мы гуляли с ней. А тут дефицит всякий выбросили, конец месяца. И нас без очереди пускают. Так почему не взять? Я же не для себя старалась, а для всех, это же на всех продукты…
— О господи, — простонала Наташа, — ты хоть что-нибудь соображаешь? В городе грипп, эпидемия, по радио и по телевизору каждый день предупреждают, а ты идешь с ребенком по магазинам, где куча народу и вирусы в воздухе летают. Есть у тебя голова на плечах или нет?
— Ничего там не летало в воздухе, — огрызнулась Ира. — Мы в каждом магазине минут по пять всего были, остальное время на улице гуляли.
— На улице… Ты ее тепло одела?
— Не волнуйся, как ты сказала, так и одела.
— Пледиком укрыть не забыла?
— Да укрыла я, укрыла, не беспокойся. Ладно, я пошла, мне еще уроки делать надо. Я ужинать не буду, колбаски только отрежу, можно?
Сделав себе бутерброд с черным хлебом и сервелатом, Ира скрылась в своей комнате.
В девять вечера Наташа уложила Ксюшу, но уже к одиннадцати девочка проснулась. Она хныкала каким-то необычно сиплым голосом, потом начался лающий кашель. Лобик был горячим, Наташа измерила температуру — тридцать девять и одна. «Все-таки Ирка ее простудила, — со злостью подумала она. — Ребенок в магазине вспотеет, потом на улицу, где мороз и ветер, потом опять в магазин, опять на улицу… Нет у девки мозгов, ну совсем нет!»
Растворив в воде истолченную в порошок треть таблетки анальгина, Наташа дала лекарство девочке. Та послушно проглотила, сделала еще несколько глоточков сладкой водички, которую Наташа ей дала, чтобы запить горькую таблетку. На некоторое время Ксюша успокоилась и даже уснула, однако уже через пятнадцать минут снова послышался сиплый лающий кашель. Ребенку было трудно дышать, и Наташа со страхом увидела, как побледнела кожа вокруг пухлых маленьких губ. Малышка то успокаивалась и засыпала, то вновь начинала кашлять, появилась сильная рвота. Температура не спадала, Наташа попробовала дать ей парацетамол, но глоток разведенного лекарства вызвал новый приступ рвоты — фонтаном. Оставалось еще одно средство — свечи с цефеконом, но эффект от них оказался незначительным, температура упала с тридцати девяти всего лишь до тридцати восьми и пяти. «Ничего страшного, это обычная простуда, — говорила себе Наташа, нося девочку на руках по комнате. — Мальчишки у меня столько раз болели, я столько раз через это проходила, ничего страшного, ничего страшного, мы справимся домашними средствами».
К трем часам ночи Ксюша начала задыхаться, обычно розовое ее личико посинело, и Наташа, прекратив бессмысленные самоуговоры, кинулась к телефону вызывать «Скорую». Приехавшему врачу достаточно было одного взгляда на заходящегося в кашле и синеющего ребенка, чтобы немедленно забрать их обеих в инфекционную больницу.
Звонки в дверь и шум шагов разбудили Бэллу Львовну.
— Что случилось? — спросила она, выглядывая из своей комнаты в коридор.
— Мы едем в больницу, — на ходу бросила Наташа, идя с Ксюшей на руках вслед за врачом и медсестрой. — Ксюша заболела, кажется, круп. Если меня не будет, заберите мальчиков в пятницу из садика, хорошо?
— Конечно, конечно, — закивала Бэлла Львовна. — Господи, да что же это такое?
Последних слов Наташа уже не слышала, все ее внимание было сосредоточено на дыхании девочки, тяжелом и прерывистом, словно ей трудно было сделать вдох.
* * *
Все дальнейшее слилось для Наташи в сплошную непрерывную череду паровых ингаляций, уколов сначала в пухлую детскую попку, потом внутривенных, измерения температуры. Температура снизилась, градусник показывал тридцать семь и шесть, но Наташа видела, что ребенку не становится лучше. Дыхание было частым, началась одышка, кожа вокруг губ не просто временно бледнела, как раньше, а постоянно оставалась бескровной. Ксюша не спала, то и дело вскрикивала, периодически возникала рвота.
