— Что она сделала? — давясь слезами, спросила Наташа.
— Пьянствовала в компании с сомнительным контингентом, приставали к прохожим, затеяли драку. В общем, ничего такого, что могло бы украсить девушку. Ты все поняла, Маликова? Скажи спасибо, что у твоей соседки двое детишек и третий на подходе, мы тебя отпускаем, чтобы ее не волновать. В следующий раз так легко не отделаешься. Иди. Чтоб я тебя больше не видел.
Всю дорогу домой Ира просила прощения и давала честное слово, что она все поняла и что это в последний раз. Наташа почти не слушала ее и ничего не отвечала. И, только переступив порог квартиры, обессиленно привалилась к стене и сказала:
— Я всегда знала, что ты слабая и безответственная. Сегодня я узнала, что ты еще и дура. Мне очень жаль, что я вынуждена тебя любить. Но у меня нет другого выхода. Я обречена на тебя. Ты — мой крест. Иди к себе, я тебя видеть не хочу.
* * *
На следующее утро, в воскресенье, у Наташи раньше времени начались схватки — слишком дорого обошлись ей волнения вчерашнего вечера. И Бэллы Львовны, как назло, нет, а на Иринку надеяться нельзя. Хорошо, что все необходимое Наташа уже несколько дней назад собрала и сложила в пакет.
Дотерпев до восьми утра, она позвонила Инне. Никто не отвечал, и Наташа поняла, что подруга с мужем тоже на даче. Как неудачно, что все это случилось именно в воскресенье! Наплевав на приличия, она набрала номер Бориса Моисеевича, Инкиного отца. Тот спросонок ничего понять не мог, потом разволновался, велел Наташе собираться и одевать детей, и через двадцать минут его новенькая «Волга» уже стояла перед подъездом в переулке Воеводина.
— Сейчас отвезу тебя в роддом, потом мальчиков — на дачу. За них не волнуйся, Инна с Гришей за ними присмотрят, все будет в порядке, только не волнуйся, — приговаривал он, осторожно усаживая кривящуюся от боли Наташу в машину. — Инночка собиралась забрать твоих мальчиков после майских праздников, Гриша говорил, что тебе рожать между седьмым и десятым мая. Неужели мой зять просчитался?
— Нет, все правильно. Немножко раньше срока получилось, — неохотно пояснила Наташа.
В приемном покое ее встретили как родную, оказалось, что дежурный врач Наташу отлично помнит.
— Я же училась на одном курсе с Гришей Гольдманом, а вы мне в прошлый раз сказали, что он вас вел во время беременности, вот я вас и запомнила. Не волнуйтесь, мамочка, все будет в порядке, третьи роды — не первые, сами не заметите, как все кончится.
И оказалась права. Третьи роды у Наташи прошли на удивление легко, и уже к вечеру она держала на руках очаровательную кареглазую девочку. Ксюшеньку. Ксению Воронову.
* * *
Цикл фильмов, снятых по заказу Гостелерадио, был показан по телевидению и вызвал шумные и горячие споры. После знаменитой фразы нового генсека Горбачева о том, что «всем нам надо перестраиваться», термин «перестройка» прочно вошел во все, в том числе и в идеологические, сферы, и никто уже не обвинял авторов фильмов в антипартийной крамоле. Правда, в «Комсомольской правде» появилась статья одного профессора-юриста, громящего фильмы в пух и прах и утверждающего, что в них проявилось полное непонимание авторами причин подростковой преступности, но в целом все отзывы были положительными, а некоторые — даже восхищенными. В ряде публикаций прозвучали и похвалы в адрес закадрового текста, «выверенного до мельчайших нюансов, точного, лаконичного и в то же время эмоционально насыщенного». Наташа летала как на крыльях, редакторы на телевидении стали узнавать ее и приветливо здороваться, вся съемочная группа получила премии, а Юрий Петрович, тот самый лысый чиновник, встретив ее в Останкине, отозвал в сторонку и с таинственным видом объявил:
— Наталья Александровна, есть мнение, что вас можно включить в состав группы, которая будет делать фильм о ставропольском периоде деятельности Михаила Сергеевича. Сам Михаил Сергеевич смотрел по телевизору молодежный цикл и похвалил. Это очень высокое доверие и очень ответственная работа, так что вам придется постараться. Но я вам пока ничего не говорил.
Дома тоже все складывалось благополучно, Сашу и Алешу после отъезда Галины Васильевны пришлось отдать на пятидневку, а с Ксюшей помогали Бэлла Львовна и Иринка, которая неожиданно воспылала к девочке горячей любовью и проводила с ней каждую свободную минуту, точно так же, как когда-то Наташа возилась с ней самой. Вообще Ира несколько остепенилась, видимо, привод в милицию ее все-таки сильно напугал. Она училась уже в девятом классе, за ней начал ухаживать десятиклассник, симпатичный серьезный юноша, и Иринка находила особое удовольствие в том, чтобы брать колясочку и гулять с маленькой Ксюшей в обществе своего кавалера.
— Знаешь, меня все принимают за Ксюшину маму, — как-то призналась она Наташе. — Так смешно! Оборачиваются вслед, а я слышу, как они говорят: «Подумать только, какая молодая мама!»
— А тебя это сердит? — спросила Наташа, опасаясь, как бы ее непредсказуемая соседка не отказалась гулять с ребенком.
— Наоборот, мне нравится, — улыбнулась Ира. — И Володе тоже нравится. Он говорит, что это хорошая тренировка.
— В каком смысле?
— Ну, в том, что, когда мы поженимся и заведем своих детей, такие прогулки войдут у нас в привычку.
— Ах, вот как! — озадаченно протянула Наташа. — То есть вы уже строите такие серьезные планы на будущее?
— А что такого? Володька очень хороший, я его люблю, он меня тоже. Через год ему исполнится восемнадцать, а я как раз уже школу закончу, и можно будет расписаться.
— Да, но тебе-то будет только семнадцать, — возразила Наташа, не зная, поддерживать ли этот разговор на серьезной ноте или перевести его в шутку, настолько нелепым казалось ей предположение о том, что эта легкомысленная девочка может уже через год с небольшим стать чьей-то женой.
— Ну и что? Я узнавала, в семнадцать тоже расписывают, нужно только разрешение в исполкоме получить.
— Ириша, это все правильно, только ты не учла, что в исполком в таких случаях дети идут не одни, а с родителями. Это родители должны убедить чиновников, что не возражают против брака. Неужели ты думаешь, что твоя бабушка сможет получить в исполкоме нужную бумагу? Это же смешно! С ней там разговаривать никто не станет. Старенькая, немощная и почти все время, извини за подробности, поддатенькая.
— А ты на что? Ты же можешь с нами пойти и убедить их дать разрешение. Ты моя соседка, ты меня с детства воспитывала. И вообще…
— Что — вообще? Исполком, моя дорогая, это государственная организация, а не общество взаимного доверия. Там имеют значение документы, а не факты. А по документам я тебе никто. Так что придется вам с Володей подождать, пока тебе восемнадцать не стукнет.
— Ну и ладно, — неожиданно легко согласилась девушка. — Родить-то можно и пораньше, на это запретов нету, а когда мне восемнадцать исполнится, тогда и распишемся. Правильно, Натулечка?
— Что-о-о?! — Наташа захлебнулась от возмущения. — Родить пораньше? Ты школу сначала закончи с грехом пополам, потом уж о детях будешь думать. Что это тебя на семейную жизнь потянуло? Еще недавно тебя от той мерзкой компании было не оторвать.
— Какая ты все-таки злая, Натулечка, — обиженно произнесла Ира. — Дня не проходит, чтобы ты мне тот случай не припомнила. Что мне теперь, до конца жизни у тебя прощения просить?
— Прощения просить у меня не надо, а вот помнить о том случае тебе необходимо, чтобы еще раз не вляпаться. Ты пойми, Ирочка, — Наташа заговорила ласково и почти умоляюще, — два раза я тебя вытащила, но ведь в третий раз может и не получиться.
— Да ладно, у меня своя голова на плечах есть, — гордо тряхнула темными кудрями Ира. — Нечего меня запугивать. Я сама буду решать, с кем время проводить, с Володькой или с Люлей.
После этого разговора Наташа несколько дней не находила себе места, но, несмотря на дерзкие речи, своенравная девчонка продолжала вести себя прилично, исправно ходила в школу (ну а как же, ведь там можно на переменке увидеться с Володей!), после школы гуляла с Ксюшей по Старому Арбату, который с осени превратили в пешеходную зону, и, если Наташи и Бэллы Львовны не было дома, с удовольствием кормила ее.
На Новый год приехал Вадим — ему удалось вырваться только на два дня, и эти два дня он не выпускал восьмимесячную дочурку из рук, не переставая умиляться тому, какая она пухленькая, улыбчивая и веселая, как похожа на Наташу и как доверчиво тянется к нему, своему отцу, хотя никогда прежде его не видела. Под елку положили подарки, которые привез Вадим: короткую, отороченную мехом ламы дубленку для Наташи, фирменную джинсовую юбку для Иринки, теплый жакет-кардиган из ангоры для Бэллы Львовны и бесчисленные коробки с игрушками для сыновей. Все это было куплено в Мурманске в магазине «Альбатрос», где по специальным чекам моряки-подводники имели возможность приобретать всяческий дефицит по вполне человеческой, то есть не спекулятивной, цене.
