– Заткнись! – Клито зажала рот Кары ладонью, безнадежно пытаясь заставить жрицу замолчать. – Ты всех перебудишь!
Но было уже слишком поздно. Когда они вернулись к живой изгороди, в которой прятались Анимона и Питана, то обнаружили там по меньшей мере полдюжины домашних рабов, то есть рабынь, которые отчаянно шептались о чем-то, размахивая руками.
– Похоже, они все хотят сбежать с нами, – пояснила Питана, морщась.
– Скажи им, что это невозможно, – обратилась Мирина к Клито, которая говорила, что освоила азы греческого языка за время своего плена. – Скажи, что в таком случае за нами погонятся и всех перебьют.
Не ожидая, пока Клито как-то переведет женщинам ее слова, Мирина поспешила дальше, через сад, волоча за собой Кару, продолжавшую рыдать и сопротивляться.
Все это было так ужасно и шумно, что Мирина с минуты на минуту ждала появления вооруженных мужчин, обнаруживших их побег.
– Да возьми ты себя в руки! – резко приказала она, кое-как закутывая дрожащую голую Кару своим шарфом. – Мы пришли, чтобы спасти тебя, а из-за твоей истерики нас всех могут убить!
Ожидая, что их вот-вот нагонят дворцовые стражи, Мирина задержалась перед дырой в садовой стене, не понимая, почему вокруг до сих пор никого нет. Но выбора у нее не было, и она протолкнула Кару в дыру и потащила вниз по склону холма так быстро, как только Кара могла переставлять ноги.
Но довольно скоро Мирина услышала позади нараставший шум голосов. Остановившись и обернувшись, она увидела, что вся компания женщин спешит за ней, несмотря на отчаянные попытки Клито остановить их. Застонав от огорчения, Мирина подождала, пока женщины не догонят ее и Кару, и сказала так громко, как только осмелилась:
– Послушайте, мне очень жаль, но вы не можете пойти с нами! Бегите, если хотите, но у нас просто нет места для вас!
– Пожалуйста… – Клито умоляюще протянула руки к Мирине. – Я знаю этих женщин. Они все очень хорошие, и они очень страдают. Неужели мы не можем…
Мирина схватилась за голову:
– Мы не можем опустошить дворец и увести всех рабынь! Или тебе хочется, чтобы началась война?
Клито снова повернулась к женщинам, объясняя им все, как могла, но они выглядели так жалко, что даже Питана заколебалась.
– Неужели мы действительно должны бросить их здесь? – пробормотала она себе под нос. – Их лица будут вечно меня преследовать!
Мирина выпрямилась, злясь на себя за то, что логика начинала уступать место чувствам.
– Ладно, хорошо. Те, кто хочет, могут пойти с нами. Но скажи им, что они должны будут следовать правилам нашего союза сестер. Они никогда больше не будут иметь дела с мужчинами, должны будут научиться убивать, а не любить, и… – Мирина сделала паузу, ища какие-то слова, такие, которые уж точно разочаровали бы всех этих беглянок. – И они должны будут выжечь себе одну грудь, чтобы удобнее было стрелять из лука. – Она решительно кивнула. – Вот такие условия, чтобы присоединиться к нам. Ну, кто хочет идти со мной?
Клито перевела ее слова, и ни одна из женщин не сделала шага вперед. Все они застыли в немом ужасе.
– Я так и думала.
Испытывая мрачное удовлетворение, Мирина повернулась, чтобы идти дальше.
– Погоди! – Хрупкая девочка шагнула к Мирине, решительно сжав кулаки. – Я пойду!
Мирина оглянулась на Клито, недоуменно нахмурившуюся, как будто она никак не могла вспомнить, кто эта девочка и как ее зовут.
– Ладно, пусть будет так. – Мирина снова двинулась вперед, выразительно посмотрев на Питану. – Она такая мелкая, что никто и не заметит ее отсутствия.
Они вернулись к заливу как раз в тот момент, когда солнце едва выглянуло над восточным горизонтом, гоня свою золотую колесницу сквозь розовый туман рассвета. Но даже в такой ранний час на причале уже было шумно. Троянцы перед отплытием грузили на корабли последние бочки с водой, и мужчины поднимались по трапам и сбегали по ним, выкрикивая распоряжения.
Мирине и в голову не приходило, что корабли могут уйти без них; на самом деле она предполагала, что когда они вернутся из Микен, то увидят причал таким же пустынным, как в тот момент, когда они уходили и вся команда еще спала.
Но троянские моряки давно проснулись и занимались делом, и им было не до того, чтобы обращать внимание на женщин. Поэтому те тихонько поднялись на палубу вместе с Карой, хромавшей от усталости после пробежки через долину Аргоса.
Когда сестры вели Кару вверх по трапу – медленно, чтобы не потерять равновесия, – Мирина заметила на палубе Париса, смотревшего в их сторону. Скрестив руки на груди, он как будто сдерживался изо всех сил, но тем не менее не сказал ни слова ни своей команде, ни Мирине. Он просто наблюдал за приближавшимися женщинами, и его взгляд заставил Мирину поежиться. Но в тот момент, когда они наконец ступили на палубу, Парис резко отвернулся и прокричал приказ об отплытии.
Часть IV
Зенит
Глава 24
И от луга, где, срывая
Со стеблей живые розы,
Наполняла я беспечно
Ими пеплос, чтобы богине
Посвятить их Меднозданной,
Неповинную Елену
По стезе Гермес эфирной
В этот грустный край уносит
Для раздора, для раздора…
Еврипид. ЕленаНафплион, Греция
Мистер Телемакос привез нас к заливу сразу после рассвета. Прежде чем сесть в машину, я напомнила ему об обещании доставить меня в аэропорт к полудню.
– Да-да-да, – ответил мистер Телемакос, проворно распахивая передо мной заднюю дверцу. – Я знаю, что у вас есть дела и поважнее.
То, с каким вызовом он произнес эти слова, заставило меня смутиться.
Его лодка под названием «Пенелопа» стояла на причале в Нафплионе, в нескольких километрах к югу от Микен. Этот древний город вырос на каменистом полуострове, выдававшемся далеко в Эгейское море, и его обольстительный полумесяц, украшенный яркими фасадами домов, представлял собой излюбленное место стоянки для яхт и круизных пароходов. Даже в семь утра в гавани стоял шум, и толпы моряков наслаждались ранним солнцем и жаждали позавтракать.
«Пенелопа» представляла собой деревянный кеч – двухмачтовую лодку – с парусами кремового цвета. К судну явно относились с немалой любовью, потому что все его медные части были начищены до блеска, а паруса были безукоризненно чисты.
– Она мне жизнь спасла, эта лодочка, – сообщил мистер Телемакос, похлопав по сияющим золотисто-коричневым поручням, когда поднялся на борт впереди нас. – Она раньше принадлежала моему отцу. Свои последние десять лет он практически жил на ней. Я и не знал даже, что он еще жив, но потом однажды он просто вошел в мою кухню, как раз когда я распечатывал одно письмо…
– Что за письмо? – спросила Ребекка, помогая ему поднять на борт припасы.
Мистер Телемакос хмыкнул и замер, чтобы удержать колоссальную банку с оливковым маслом, которую поставил себе на согнутую ногу.
– Это было письмо от господ из школьной администрации, в котором они сообщали, что больше во мне не нуждаются. Попивай себе свои настои из дурных травок, ископаемое, писали они. Забирай свою ободранную школьную доску и проваливай! Молодежь нынче любит учителей с дистанционным управлением! – Вместе с банкой он исчез под палубой, но мы продолжали слышать его гудящий голос, пока мистер Телемакос что-то переставлял в камбузе. – В общем, я отправился на пенсию. А доктора мне заявили, представьте, что, раз уж я теперь такое древнее ископаемое, мне нельзя больше есть мяса! Ладно, я перестал есть мясо, и тут же все пошло вразнос в моторном отсеке. И прежде чем я успел это понять… Она забрала мои книжные полки.
Пока мы помогали мистеру Телемакосу перетащить на борт всякую всячину, я все время сдерживала свое нетерпение. Зачем мы грузим столько всего, словно собираемся пересечь Атлантический океан, если нам только и нужно, что чуть-чуть проплыть вдоль берега и вернуться в Нафплион к обеду? Но когда я высказала свое недовольство Ребекке, та лишь закатила глаза:
– Ты можешь расслабиться? Ему пришлось бросить все свои дела, чтобы заняться нами; и меньшее, что мы можем сделать для него, так это помочь. – Она сердито пожала плечами, все еще злясь на меня за то, что я настаивала на возвращении домой. – Может, мы планируем вернуться на борт, как только проводим тебя на самолет!
Пока Ник и мистер Телемакос затаскивали в трюм бутыли со свежей водой, я позвонила в Оксфорд, чтобы сообщить о том, что скоро вернусь и буду готова к встрече со студентами буквально через несколько часов. Как только я закончила этот разговор, позвонил мой отец.
– Извини, что заставила тебя переживать, – сразу сказала я. – Мне пришлось немного задержаться, но вечером я возвращаюсь.
