не могу удержаться, когда рядом с тобой.
– Это радует.
– Слушай, я давно хотел спросить: нам в пищу ничего не добавляют, чтобы меньше хотелось?
– Раньше бром добавляли. Во время обеда, в компот или в кисель. Потом перестали, когда от полка ничего не осталось. Но на тебя, по-моему, никакой бром не подействовал бы.
Оксана развернулась, села на подоконник и крепко взяла меня за руки:
– Так, давай быстро в душ, а потом займемся делом. Ты когда-нибудь пробовал на столе?..
Глава семнадцатая. Шабаш ведьм
1
Я провел полночи на чердаке и оказался вознагражден за терпение.
Часа через три после отбоя из казармы вышел Низам. Справил малую нужду с крыльца на газон и пошел по освещенной дорожке. Миновал санчасть, на какое-то время скрывшись из моего поля зрения, появился уже возле забора и через дырку в нем выбрался на шоссе. Остановился, покрутил головой и двинулся дальше.
Оказывается, его ждала машина. Она стояла в темноте на обочине, и я заметил ее, только когда открылась дверь и салон осветился внутренней лампочкой. В машине было три человека. Низам сел, и они все сразу же закурили. Я смотрел на четыре подрагивающих оранжевых точки и гадал, о чем они разговаривают. Не зажигая огней, машина поехала. Только когда она удалилась на километр, вспыхнули фары. Какое-то время я еще видел их свет, а потом изгибы дороги лишили меня этой возможности. Ветер последний раз донес звук удаляющегося мотора, и стало тихо.
Я снова смотрел на звездное небо и вспоминал, как у нас было с Оксаной. Несомненно, она была лучшей любовницей, которую я встречал, но я бы никогда, наверное, не согласился с ней жить.
Я решил дождаться, когда приедет Низам. Прошло не менее часа, прежде чем из-за поворота показался свет фар. Машина ехала медленно. Когда она приблизилась, я разглядел, что это не легковушка, а фургон ГАЗ-53.
Машина подкатила к КПП, и ворота сразу открылись. Из будки вышел кто-то в форме и запрыгнул на подножку кабины грузовика со стороны пассажира. В самой кабине, видимо, места не было – машина поехала к складам, а этот кто-то продолжал висеть на подножке, держась руками за зеркало.
Пока газик разворачивался и сдавал задом к вещевому складу НЗ, из караульного помещения выбежал и направился к ним еще один человек. Это был офицер, наверное, начальник караула – я хорошо видел, как он на бегу придерживает фуражку и кобуру с пистолетом. Когда он подбежал, первый военный обменялся с ним несколькими словами и не спеша отправился обратно на КПП.
Из кабины газика вылезли трое. Водитель, уперев руки в бока, прошелся вокруг машины, пиная ногами баллоны. Двое других, за руку поздоровавшись с начальником караула, открыли задние двери фургона. Начкар забрался на бетонный пандус, протянувшийся вдоль всего складского ангара и, подсвечивая фонариком, стал возиться с одной из дверей. У него долго что-то не ладилось. Он несколько раз наклонялся, очевидно, поднимая выпавшие ключи, светил фонариком в замок, налегал на тяжелую дверь плечом. Водитель газика сел в кабину и, не закрывая дверь, закурил. Второй из приехавших забрался в фургон, третий подошел к начкару, взял ключи и довольно быстро справился с дверью. Она отворилась с лязгом и скрипом. Свет в помещении склада не зажигали. Начкар остался на пандусе, приехавший скрылся внутри, и они принялись перебрасывать из склада в фургон большие мягкие тюки. Грузчик из начальника караула был неудачный. Он уронил фонарь и фуражку, не поймал один тюк и чуть не свалился в широкую щель между пандусом и бортом грузовика.
Наконец, погрузка была закончена. Двери фургона закрылись бесшумно, дверь склада опять заскрипела и завибрировала. Газик развернулся и покатил к КПП. Стоя на пандусе, начкар смотрел ему вслед, пока он не выехал на шоссе. Потом положил что-то во внутренний карман кителя и торопливо направился к караульному помещению, шаря лучом фонаря по кустам вдоль асфальтированной дорожки. Откуда-то из-за угла вынырнул часовой. Висящий на плече автомат казался длиннее солдата. Начальник караула остановился, что-то спросил, угостил подчиненного сигаретой и еще быстрее, чем раньше, зашагал к караулке.
Через несколько минут после того, как грузовик скрылся за поворотом, с другой стороны шоссе показалась легковая машина. Она мчалась быстро и неровно. Я подумал, что водитель пьян. Напротив дырки в нашем заборе машина вильнула к обочине и с визгом остановилась. Двигатель продолжал работать, фары горели, мешая мне рассмотреть марку машины. Стекла кабины были опущены, я слышал резкие голоса, среди которых различался голос Низама и чей-то смех. Потом хлопнула задняя дверь, легковушка рванула с места и унеслась. Низам полез через дырку, ударился головой и, замерев, громко выругался. Мимо санчасти он шел пошатываясь и поднимая пыль сильнее обычного. Из кармана штанов торчало белое горлышко поллитровки.
Я представил, как легко смогу его догнать и убить. Я сверну ему шею быстрее, чем он успеет глазом моргнуть. Это нужно не Телятникову. И не Гуклеру. Это нужно мне.
Я посмотрел на свои руки. Они немного подрагивали, но я был уверен, что справлюсь. Решение было твердым и окончательным. Но – не сейчас. И не завтра. Подождем до отправки в Афган. Сделать – и укатить. Пусть потом его земляки меня ищут. Я буду рад с ними встретиться на своей территории. Или в крайнем случае на нейтральной.
Я посмотрел в удаляющуюся сутулую спину. Топай-топай, покойник!
2
Утром Пекуш и Смеляков пришли вместе. Пока доктор изучал мои зрачки, мерил пульс и давление, командир взвода с безучастным видом сидел на табуретке и смотрел журналы. Когда Смеляков, бодро оповестив, что я иду на поправку и в стационарном лечении скоро не будет нужды, удалился, Пекуш жестко посмотрел на меня:
– Черт знает что в нашем взводе творится! Телятников сбрендил и подался в бега.
– Его отловили?
– Конечно! Пока сидит в комендатуре.
– Что с ним будет теперь?
– Скорее всего, отделается легким испугом и вернется сюда. Командир не склонен раздувать дело.
Я подумал, как бы на моем месте построил разговор Холоновский. Всегда можно найти компромисс, если к тому есть добрая воля сторон… Так, кажется, он говорил?
– Валентин Юрьевич, вы ведь наверняка знаете, что в действительности произошло с Телятниковым. Если нет, я могу рассказать… – На самом деле рассказывать мне совсем не хотелось. Не знаю, как я поступил бы, сделай Пекуш удивленное лицо. Но я рассчитывал, что он не станет вилять, и не ошибся в расчетах. Помедлив, он утвердительно кивнул, и я продолжил: – Может быть, его лучше перевести в другую часть?
– А ты уверен, что он там приживется? Маменькиных сынков, которые не могут постоять за себя, в любом мужском коллективе не любят. А у нас еще не самый худший. В другой округ его никто не станет переводить. Ну, отправится он в полк за триста километров отсюда, и что? Через неделю там все будут все знать, даже если он никому и слова не скажет. К переведенным везде относятся с подозрением, а он простейшей проверки на вшивость не выдержит. У нас тут полтораста человек, а там будет тысяча. Да он на второй день просто повесится!
– Он и здесь повесится, если вы его обратно вернете.
Пекуш покачал головой:
– Не повесится, мы с ним вчера говорили об этом. Я почему к тебе и пришел, почему и говорю так откровенно – не надо затевать бучу. Насколько я тебя изучил, ты на это способен. В роте два
