не было, он только перед завтраком появился.
– Где Макс сейчас?
– Все думают, что он в город удрал. Территорию прочесали – нигде нет. Пекуш с Бальчисом поехали в Махачкалу. Пока не вернулись. Как ты думаешь, найдут?
– Куда он денется… За что его так?
– Понятия не имею!
Я помолчал, обдумывая услышанное. Кузякин торопливо доедал свою порцию. Слышать, как он чавкает, было противно.
– Заканчивай, я тебя на улице подожду.
Я вышел, присел на высокий поребрик напротив входа в столовую. Мимо, зажав под мышкой какой-то объемистый сверток, проходил замполит. Увидев меня, круто изменил курс. Я неторопливо поднялся.
– Почему без головного убора?! – У замполита были почти буденновские усы и луженая глотка.
– Я в санчасти лечусь.
– Если лечишься – лечись, не хрен в таком виде по территории шастать! Ты бы еще в пижаме пришел. Как твоя фамилия? Гордынский?
– Так точно, товарищ майор. Гордынский.
– Запомни, Гордынский, я про твои выкрутасы наслышан. С гулькин хрен прослужил, а гонору, как у дембеля. Ну-ка бегом марш в санчасть!
– Не могу, товарищ майор. Бегать врач запретил.
Замполит побагровел и дернул ушами. Но почему-то смолчал. Поправил сверток под мышкой, оглянулся и направился прежней дорогой в сторону офицерского городка.
Из столовой, вытирая губы, появился Кузякин. Недалеко от дверей курили таджики и прапор из ВМО. Прапор рассказывал что-то смешное, и солдаты радостно смеялись, хлопая друг друга по плечам и толкаясь. Кузякин выпросил у них сигарету и подошел ко мне. Я встал с поребрика:
– Пошли прогуляемся.
– Куда?
– Посмотришь, как я теперь живу.
– У меня времени нет…
– Куда торопиться? Успеешь!
Он пожал плечами и зашагал рядом со мной.
– Лысенко с Савчуком где?
– Вроде бы на маяк их отправили. Блин, почему Андрюхе повезло, а не мне? Савчук, конечно, козел, но с ним все-таки можно жить.
– Про меня что говорят?
– Я не знаю, о чем черные лопочут между собой. А нам Бальчис сказал, что ты с какими-то местными перемахнулся. И Пекуш допрос учинил: когда лег, во сколько встал, куда пошел…А я знаю? Я ж спал, не слышал ничего…
Мы вошли в санчасть. Я оставил Кузякина в палате и пошел убедиться, что кроме нас, никого больше нет. Потом запер входную дверь на палку и вернулся. Кузякин в сапогах лежал на свободной кровати и смотрел журналы.
– Я вижу, ты здесь не хреново обосновался. Может, тоже чем-нибудь заболеть?
– Заболеешь.
– Ты о чем? – он сбросил ноги на пол и насторожился.
– Из-за чего они накинулись на Макса?
– Ты что, Низама не знаешь?
– Видать, ты с ним хорошо познакомился! – Я ударил Кузякина по голени. Он вскрикнул и остался сидеть с разинутым ртом. Я взял его за воротник, приподнял и ударил коленом в живот. Когда я его отпустил, он упал.
– Вставай, а то будет больнее!
– Не надо…
– Вставай!
Он поднялся, трясясь и закрывая пах руками. Я коротко ударил его в солнечное сплетение и отошел к окну, не глядя, как он корчится на кровати, хватая ртом воздух.
Отогнув край полотенца, я выглянул на улицу. Там была совсем другая жизнь. На площадке играли дети и гуляли мамы с колясками. Двое прапорщиков с большими пакетами стояли у подъезда многоквартирного дома. Со стороны КПП ехал белоснежный «мерседес» Оксаны. Боковое стекло было опущено, и я видел, как она двумя пальчиками держит руль. Убедившись, что она направляется к дому, а не в санчасть, я отошел от окна.
– Ну, так что?
Кузякин лежал поперек кровати и волком смотрел на меня. Я угрожающе шагнул к нему. Он поджал ноги:
– Не надо, я все скажу.
– Говори.
– Макс видел, как тебя били. Его в ту ночь припахали убрать караулку. Ты разве не помнишь, что его подняли раньше тебя?
Я не помнил. Мне казалось, что Телятников спал, когда я уходил вместе с Лысенко. Но я вполне мог ошибиться, глядя на скомканное одеяло. Он ведь всегда дрых, накрывшись с головой.
– Дальше чего?
– Он, когда шел из караулки обратно, видел, как тебя вытаскивают из казармы. Савчук и эти три дембеля, которые в Махачкале были. Вытащили и бросили. Макс в кусты спрятался, видел все. Савчук ушел, а к этим подошел Низам. Они там поговорили о чем-то и разошлись. Низам в казарму, а эти трое через забор, и на машине уехали. Макс хотел к тебе подойти, а тут Бальчис идет. Якобы из караулки. Только в караулке его не было… Ну, Макс прибежал сюда и сделал вид, что спит. Потом Бальчис пришел, нас поднял, и мы тебя сюда отнесли. Доктор сразу посмотрел и сказал, что ничего страшного… Вот и все!
– О чем Низам с этими разговаривал?
– Честно, не знаю! – Кузякин прижал ладонь к сердцу. – Макс только одну фразу расслышал. Что-то типа: «Хватит, ему еще на соревнованиях выступать». Это Низам сказал.
– Понятно, что не Макс. Так за что же Макса-то, а?
Кузякин вздохнул:
– Они вообще-то просто хотели узнать, что он видел и слышал. Низам на него этих обезьян натравил, чтоб напугали как следует. А потом не смог их остановить. Вернее, не захотел…
– А откуда Низам узнал, что Макс что-то видел? Ты ему рассказал?
Кузякин несколько раз судорожно сглотнул и остался сидеть, открыв рот и прижимая руку к груди. Я врезал ему ногой по шее, и он упал на бок. Железная кровать задребезжала.
– Еще?
– Хватит! У меня же… – Он потер ушибленное место. – Тут же видно останется!
– Плевать, объяснишь как-нибудь. Ну, так я жду!
Кузякин сел, свесил руки между колен:
– Низам догадался о чем-то. Вчера днем позвал меня и спросил, не знаю ли я, с кем ты подрался. А как я мог соврать? Он же насквозь мысли читает!
– Значит, заложил друга?
– Он мне не друг…
– Не боишься, что тебя следующего на палку наденут?
Кузякин промолчал.
– Пошел вон, – устало сказал я, садясь на табуретку.
Повторять не пришлось, Кузякина как ветром сдуло. Но один я оставался недолго, появилась Оксана.
– Привет! Какой-то ты мрачный… Как служба, солдат?
– Сплошной албанский детектив. – Я криво улыбнулся.
Она подошла и встала передо мной. На ней опять была военная форма. Я обхватил ее за колени и прижал. Она взъерошила волосы у меня на затылке. Я не видел, но чувствовал, что она улыбается.
– Смеляков был?
– Приходил.
– Что доктор прописал?
Я ответил краткой фразой, встал и потащил Оксану на кровать.
Когда мы закончили, она минутку полежала, глядя в потолок и прижимаясь ко мне, а потом поднялась и поправила одежду. Ни она, ни я не раздевались, слишком велико было охватившее меня возбуждение. Несколько пуговиц на рубашке Оксаны оказались оторваны, «молнию» на боку юбки заклинило.
– Хорошо, что шмотки казенные, – усмехнулась она. – А то с вами их не напасешься.
– С нами?
– С тобой, только с тобой! С кем же еще?
Я тоже поднялся. Оказалось, мы впервые стоим рядом. Оксана была сантиметров на пять выше меня. Я почему-то почувствовал раздражение от этого обстоятельства. Она это заметила и сказала умную фразу:
– Что, не любишь, когда женщина доминирует?
Мне захотелось ответить как-нибудь едко, обыграв иностранный глагол со словом «домино», но ничего толкового в голову не пришло, и я лишь независимо передернул плечами.
Оксана надела туфли, и разница в росте удвоилась.
– Брижит Бардо как-то сказала, что самое приятное – это рюмка коньяка до и сигарета после. Пошли, покурим?
Мы прошли в «Санобработку». Оксана села за стол, достала из ящика новую пачку «Мальборо ментол лайт» и предложила мне. Я зачем-то взял, но после трех затяжек потушил сигарету.
