журналы. Возвращаться не стал. В палате забрался под одеяло. Заложив руки за голову, смотрел в потолок. Мысли в голове скакали, как блохи.
Оксана вошла, держа в руках пачку «Искателя»:
– Это ты забыл?
– Я.
Она поправила мокрое полотенце, которое я небрежно бросил на свободную койку, и положила рядом журналы. Постояла, задумчиво глядя на меня сверху вниз. Ей очень шла военная форма – узкая юбка и рубашка с короткими рукавами и расстегнутым воротом. На шее вызывающе блестел золотой крестик.
Она села рядом со мной, взяла мою руку и принялась считать пульс, отмеряя минуту по электронным часикам-перстню.
– Жить буду?
– Если захочешь.
Я приподнялся. Она улыбнулась:
– Тихо-тихо-тихо! – и положила ладонь мне на грудь, как будто собиралась оттолкнуть. Но не оттолкнула, продолжала сидеть, делая вид, что меряет пульс. – Что-то он у тебя участился… Ты волнуешься?
Я обнял ее за плечи, привалил к себе и поцеловал. Оксана замерла. Потом разжала пальцы, выпуская мое запястье. Время остановилось. Наконец мы отстранились и посмотрели друг на друга. В ее глазах плясали дьявольские огоньки.
– Какие-то у нас неуставные отношения получаются. Что, так приперло?
Я молча кивнул.
– Даже не знаю, чем тебе можно помочь, – с сомнением сказала Оксана, запуская руку под одеяло.
Она прошлась по моей ноге, поднимаясь все выше и выше. Страшно хотелось ускорить события. Я дернулся, чтобы подтянуть Оксану к себе.
– Тихо-тихо-тихо! – теперь она все-таки оттолкнула меня на подушку. – Тебе нельзя много двигаться.
Я подчинился. Через какое-то время она встала, выглянула сперва в окно, потом в коридор. Покачивая бедрами, прошла от двери до середины палаты, остановилась, глядя на меня. Медленно расстегнула три пуговицы на рубашке, задумчиво накрутила тонкую цепочку с крестиком на указательный палец.
– У тебя жена красивая?
– Зачем ты спрашиваешь об этом?
– Из женской вредности.
– Очень красивая.
– Что, лучше меня?
Я сжал зубы.
– О, какой взгляд! Мне нравится, когда мужчина так смотрят. Ладно, Костик, не переживай. Со мной можно. Со мной – это не измена, а инстинкт. А жизнь только одна, чтобы сопротивляться здоровым инстинктам. Тем более это вредно. Это я тебе как врач говорю.
Продолжая смотреть на меня, она медленно избавилась от узкой юбки и полностью расстегнула рубашку. Наверное, я сделал очень удивленное лицо, когда увидел, что на ней нет никакого белья.
Оксана подошла к моей кровати:
– Только не говори, что влюбился в меня с первого взгляда, хорошо? Врать нужно в ресторане, а не в постели.
– Хорошо. – Я взял ее за руку и потянул к себе. Она села рядом со мной:
– Я все сама сделаю. Так что лежи и наслаждайся, герой…
Все получилось очень бурно и быстро. Через пятнадцать минут Оксана ушла. Я подумал, что у меня теперь такая традиция: первый раз спать с новой женщиной, избитым до черноты. Подумал и заснул, улыбаясь…
Когда проснулся, было темно, горели яркие звезды. Я встал у окна, завороженно глядя на небо. Я еще никогда не видел такого количества звезд! Казалось, они мне подмигивают и улыбаются. А потом я увидел падающую звезду и загадал желание прежде, чем она скрылась из вида.
Я вышел на улицу. Было очень тепло, легкий ветерок приятно обдувал тело. Судя по всему, вечерняя поверка и отбой давно прошли. На офицерской половине светилось несколько окон, играла музыка. Я прислушался: кто-то крутил записи Сергея Минаева.
Я попытался отыскать дом Оксаны. Не смог сориентироваться и решил залезть на чердак. Мальчишество, конечно, но уж очень захотелось посмотреть! Ступеньки хлипкой лестницы угрожающе прогибались, тяжелая плита люка отодвинулась только с третьей попытки, обсыпав меня пылью и древесной трухой. Пол чердака оказался застелен какой-то соломой, которая шуршала и приятно покалывала мои ноги. Единственное окно выходило на шоссе, но в кровле имелось несколько дырок, через которые был виден ДОС.
В домике Оксаны свет не горел, белого «мерседеса» во дворе не было. Я испытал разочарование.
Я до мельчайших подробностей помнил все, что произошло днем между нами, но в то же время не мог отделаться от ощущения, что это был только сон. Никогда в жизни промежуток от знакомства до постели не был у меня столь коротким.
Я думал об этом и любовался звездным небосводом, когда услышал тихие шаги. Я перебрался к другой дырке и увидел двух человек, шедших мимо санчасти, от широкой дырки в заборе к огороженной высокими кустами курилке. Они были в гражданской одежде и заметно сутулились. Я вспомнил Низама: у него были похожие осанка и походка.
Он появился, как только я о нем вспомнил. Низам шел навстречу этим двоим со стороны нашей казармы. Они встретились возле курилки, обменялись рукопожатиями и расцеловались. Один из гражданских достал сигареты, и они закурили. Спичка осветила три лица…
Несколько минут они стояли и разговаривали. Я видел их одинаково согнутые спины и светлые пятна лиц, но не слышал ни слова. Вряд ли они говорили по-русски, но все же… Один раз Низам указал рукой в сторону офицерских домов, и после этого порыв ветра донес до меня лающий смех кого-то из неизвестных.
Они попрощались и разошлись. Волоча ноги так, словно к каждой из них было привязано по гантеле, Низам поплелся в казарму, а двое нырнули в дырку забора.
Я перебежал к окну и увидел, как они идут по дороге к поселку, где не горело ни одной лампочки, и прямоугольники домов мрачно чернели на фоне более светлого неба.
Я спустился на первый этаж и допил коньяк в кабинете начмеда. В своей палате придвинул свободную койку к двери, занавесил окно полотенцем, выключил свет и лег спать.
3
– Кто мой коньяк выжрал, ты? – спросил, принюхиваясь, капитан Смеляков.
Я не стал отрицать:
– Очень кушать хотелось. А как я без одежды мог в столовую пойти?
– Поэтому решил заняться воровством? Я смотрю, ты не по сроку наглеешь, – начмед пытался сделать строгое лицо, но получалось не страшно. – Коньяк нашел, а штаны свои не заметил?
– Нет.
– Потому что смотрел не туда… Оксана приходила?
– Только днем.
– Ладно, выпей вот эти таблетки. С обедом что-нибудь решим. В столовую сам сможешь пойти?
Я кивнул. Смеляков посмотрел, как я глотаю лекарство, вышел и вернулся с моей формой:
– Держи. И больше не хулигань. Я смотрю, ты и в библиотеку забрался? – Он полистал журналы и взял один номер. – Этого я еще сам не читал.
Полдня Смеляков просидел в своем кабинете, а потом исчез так тихо, что я не заметил. Когда из окна донеслась песня, с которой какой-то взвод топал к столовой, я оделся и пошел на обед.
За столом был только Кузякин. Вид у него был пришибленный донельзя, на скуле красовался кровоподтек. Я поставил на стол свою тарелку с кашей и кружку с киселем, сел, протер пальцами жирную вилку:
– Как дела?
– Ты ничего не знаешь? – Кузякин навалился локтями на стол.
– О чем?
– Максима опустили. – Он перешел на шепот.
– В смысле?
– Ты что, не понял?
Я понял. Машинально подцепил на вилку слипшуюся перловку. Отложил, выпил безвкусного киселя.
– Кто?
Кузякин скосил глаза на пустующий столик, за которым обычно располагался Низам:
– Их несколько человек было.
– Гражданские?
– Какие гражданские? Из четвертого взвода.
– Они здесь?
– Ушли до тебя.
– Покажешь потом.
– Думаешь, я много видел?
– Покажешь… Когда это было?
– Ночью. Отвели в пустую казарму, и там… Я не видел ничего, честное слово!
– Тогда откуда знаешь, если не видел?
– Так все уже знают. Даже Бальчис, наверное. Хотя его всю ночь
