которые все два года службы просидели на маяке, занимаясь его обслуживанием и ремонтом. Раз в месяц кто-нибудь из офицеров ездил проверить откомандированных, а так – ни тебе уставов, ни распорядка. Включай в нужное время рубильник, читай книжки и жарь картошку – вот и вся служба. Кому-то выпадает Афган, а кому-то – старый маяк на берегу теплого моря. И то и другое называется Красной армией…
Кстати, про Афганистан! Во время разговора с Пекушем я совсем забыл о своем намерении подать рапорт. Слишком быстро все получилось, слишком все неожиданно, вот и вылетело из головы. Ладно, до соревнований меня все равно никто не отпустит. А после них – посмотрим. Может, этот генерал Звонарев, которого все так боятся, останется недоволен результатами первенства, и нашу часть просто расформируют?
А как здесь появились Острокнутов и культуристы? Сами нашли? Или Низам подсказал? А какова роль Лысенко? Просто «попросили» выманить меня из казармы? Кто попросил? Острокнутов? Низам?
Почему его и Савчука сплавили на маяк? Пекуш искренне верит, что, кроме них, у меня ни с кем трений нет, и считает, что решил всю проблему? Или командировка – только видимая часть айсберга мер, предпринятых для нормализации обстановки?
Эк я красиво загнул! Только не верится что-то ни в айсберги, ни в нормализацию. Надеяться не на кого, надо самому заботиться о себе.
Я встал с кровати. Моей одежды нигде не было, нашлись только рваные тапочки из кожзаменителя. Я нацепил их и пошел осматривать санчасть.
Кроме моей двухместной палаты были еще три, размером побольше, на пять коек каждая. Все они пустовали, только в одной на кроватях оказалось смятое белье, а на полу была рассыпана колода карт и валялся рваный носок.
В конце коридора была лестница на чердак и пять дверей с табличками «Процедурная», «Операционная», «Начмед», «Санобработка» и «Библиотека». Первые две были заперты, из замка следующей торчал ключ. Я постучал, не дождался ответа и заглянул.
В тесном кабинетике было сильно накурено. Окно закрывала плотная штора. На столе я увидел полупустую бутылку дагестанского коньяка, граненый стакан и подсохшую половинку лимона на изрезанном белом листе. В пепельнице, сделанной из гильзы снаряда, громоздились окурки. На стене висела шинель с капитанскими погонами и политическая карта мира.
Я вошел, открыл бутылку и понюхал. Никогда не был любителем коньяка, но сейчас хорошая порция была бы мне в самый раз. Я наполнил стакан на две трети и выпил. Занюхал лимоном и сел на угол стола. Алкоголь приятно растекался по желудку. Я подождал и выпил еще, теперь меньше, всего полстакана. Хватит, надо оставить Смелякову. Спасибо ему за рассеянность… Боль отступила, в голове весело зашумело. Интересно, как коньяк сочетается с сотрясением мозга и таблетками, которые мне предстоит принять вечером? Ладно, плевать! С сожалением поглядев на бутылку, я вышел из кабинета.
Библиотека тоже оказалась не заперта. От пола до потолка высились полки с пыльными книгами. Я пробежался взглядом по корешкам: ничего интересного. На небольшом столике лежала стопка брошюрок «Искатель». Вот это уже можно почитать. Там и фантастика, и зарубежные детективы, в том числе Чейз, который у нас на Дальнем Востоке ходил в самиздатовских вариантах. Под «Искателем» оказался журнал учета выданных книг. Я пролистал его. Записи обрывались прошлым летом – именно тогда нормальная мотострелковая часть была расформирована, а на ее базе образовалась наша экспериментальная спортивная рота. Последним, кто получал библиотечные книги, был младший сержант Гуклер из третьего батальона. Странная фамилия, немецкая, что ли? Не он ли тот самый «крутой и опущенный», которого упоминал Савчук? Правда, судя по книгам, этот Гуклер скорее относился к разряду мечтательных интеллигентов: «Над пропастью во ржи» Сэллинджера и «История любви» в журнальном варианте.
Взяв «Искатель», я вышел из библиотеки и остановился перед дверью с табличкой «Санобработка». Кажется, замок сработал не до конца, и она заперта не так крепко, как мне показалось сначала. Войти? В санчасти по-прежнему никого не было, с улицы подозрительных звуков не доносилось. Я толкнул дверь, она открылась с громким щелчком, и я переступил порог.
Это была комната размером чуть больше, чем начмедовский кабинет. В ней стоял такой же письменный стол и три венских стула. На столе валялась пустая пачка «Мальборо ментол лайт», в круглой пепельнице белел окурок с отпечатком яркой помады на фильтре. Я сразу вспомнил, как видел ночью огонек сигареты в окне. Это была Оксана Ярыга? Что она делала в санчасти в такое время? Не иначе, имела с Бальчисом романтическое свидание. Они здесь встречаются, а потом он возвращается в казарму, сделав крюк мимо караульного помещения, чтобы запутать следы. Хороша баба, успевает развлечься и с Бальчисом, и с Бегунцовым! И еще, наверное, с кем-нибудь… Может, и для меня лазейка найдется?
На углу шкафа висел белый халат. Он него пахло духами. Аромат был слабый и очень приятный. За шкафом в стене оказалась еще одна дверь, которую было не видно с порога. Я открыл ее и оказался в узком помещении без окон. Пол и стены были отделаны кафелем, вдоль левой стены на полуметровом возвышении стояла чугунная ванна, в которой громоздились посылочные ящики и коробки. За ванной был оборудован душ. Трубы в нескольких местах были перемотаны изолентой, но все равно подтекали.
Я подумал, что мне не помешает помыться. В шкафу оказалось чистое полотенце. Я запер дверь в коридор, снял шлепанцы и трусы и встал под душ. Пока регулировал воду, обнаружил заткнутый между труб осколок мутного зеркала. Он был слишком мал, чтобы я полюбовался на себя целиком, но позволял увидеть лицо. Красавец, что и говорить… Распухшее ухо, рана на лбу, синяки под глазами. На скуле четко отпечатались звенья велосипедной цепи. Вот он, портрет чемпиона…
Смеситель работал на удивление хорошо. Я то прибавлял, то убавлял горячую воду, добиваясь эффекта контрастности. Это мне всегда помогало, помогло и сейчас. Общие разбитость и боль отступили, будто смытые упругими тонкими струями.
Кто сказал, что в армии плохо? Отдельная комната, стакан коньяка, теплый душ, интересное чтиво на вечер. Чего еще не хватает? Разве что Оксаны…
Я почувствовал на себе взгляд и обернулся.
На пороге стояла Оксана.
Она насмешливо улыбалась.
2
– Эй, солдатик, ты не обо мне думаешь?
– О тебе тут все думают.
– Это я знаю. А ты как все, или про жену вспоминаешь?
Я промолчал. Она с деланым восхищением посмотрела на определенную, слабо поддающуюся контролю часть моего тела и усмехнулась:
– Ладно, можешь не отвечать, и так все понятно. Мойся, не стану больше смущать. Только в следующий раз не забудь спросить разрешения.
Она закрыла дверь. Я вполголоса выругался и закрутил воду. Постоял, стряхивая капли с боков и груди. Ну и чем все это закончится? Тем, что я однажды видел во сне? Или сны так и останутся снами?
Я взял с бортика ванны полотенце, вытерся, обвернулся им вокруг талии и вышел в соседнюю комнату.
Оксана сидела за столом и курила.
– Тебя, кажется, Константином зовут?
– Именно так.
– Господи, какой сильный ответ! Сразу видно, что ленинградец. Ты дверь сломал, или я забыла запереть?
– Забыла запереть.
– Все равно, без спроса больше не заходи. Понял? – У нее был чуть низковатый, уверенный голос и манеры женщины, привыкшей быть в центре мужского внимания. – Хочешь чего-то спросить? Нет? Тогда иди в палату, тебе надо больше лежать. Я попозже приду.
Я обулся, подхватил брошенные на стуле дурацкие армейские трусы, которые можно было использовать взамен парашюта, и вышел. В коридоре вспомнил, что забыл
