После праздника, как и положено, наступили будни. Я приходила с утра в галерею, открывала ее, поливала цветочки, немного переставляла стеллажи с картинами... А дальше ничего не происходило. После двух первых дней, которые были довольно плотно заняты оформлением проданных на презентации картин, упаковкой, отправкой покупателям с курьером и вложением денег на текущий банковский счет, никакой деловой активности в моей жизни пока не наблюдалось.
С улицы заходили время от времени какие-то люди, проходили по галерее, мельком оглядывая картины и уходили, не вступая со мной в разговор. Сперва я решила, что их пугали цены. После презентации я уменьшила их, но они все равно оставались малоприличными даже на мой заинтересованный взгляд. Когда, не произнеся ни слова, из галереи ушел третий визитер, я вообще отцепила ценники от картин. Пусть лучше спрашивают, подумала я, это хоть как-то поможет наладить контакт. Но ошиблась. Они все равно все молчали.
В некоторых газетах появились статейки о моей галерее. Пиранья прислала мне небольшую подборку вырезок, из которой я узнала много нового. Оказывается, я активно занимаюсь современным искусством, не чуждаясь антиквариата (стол они, что ли, имели в виду?) и вообще открыта всему новому, что следует даже из названия галереи. Не то, чтобы все это привлекло ко мне толпы посетителей, но все равно было довольно забавно.
Не могу сказать, что я совсем уж бездельничала, несмотря на такую вялую торговлю. Сидя в галерее, я написала, наконец, Нэнси письмо, рассказав о своих подвигах на ниве культуртрегерства и прося у опытного товарища советов. Разобрав колоду визиток, я разложила из нее на столе пасьянс и обзвонила своих тузов и королей. Оказалось, что некоторые из них даже помнили, кто я такая, в результате чего я получила пару приглашений на светские мероприятия. Кроме того, начитавшись в интернете, что так положено, я начала составлять каталог – каталог! – картин своей галереи, что, конечно, было смешно, но нем не менее создавало иллюзию занятости. И еще я искала продавца.
То, что мне понадобится продавец, я поняла уже после первого дня своей работы в галерее. В самом деле, находясь там в одиночку, я не могла даже в банк сходить. То есть могла, конечно, но галерею для этого приходилось запирать, а это совсем уж не дело. Ведь как раз в это время ко мне мог прийти выгодный клиент! И потом, часть картин у меня уже купили, а при том, что их и было немного, надо же где-то брать новые. Для этого тоже нужно куда-то ходить или ездить, а кто же в лавке останется? В общем, продавец был решительно необходим.
Обсуждать это с Сашкой я не хотела. И чтобы по мелочам его не дергать, и потому, что он мне раньше про это говорил, а я отмахнулась. Надо было искать самой. Где? Недолго думая, на следующий же день по дороге на работу я купила любимую газету частных объявлений.
Это великая вещь – такая газета. Мало того, что в ней можно найти все, что угодно, она еще и является точнейшим индикатором тех процессов, что происходят на текущий день в обществе. Я до этого время от времени покупала ее, просто чтобы лучше понять город, в который вернулась через пятнадцать лет, и читала, как детектив. Нет, как сагу. И одновременно как деловую сводку. И как сборник анекдотов тоже.
Но теперь я купила ее по делу. Буду искать работника. Кто мне нужен? Женщина, средних лет, с образованием, на чистую, культурную работу с людьми на неполную ставку. Или даже на полную, но не очень дорого. И таких на рынке было вполне достаточно. Прошерстив раздел «Ищу работу», я наковыряла оттуда примерно с полтора десятка объявлений, которые показались мне подходящими. Я обзвонила их, не сходя с места, и восьми женщинам (остальные мне не понравились по голосу) назначила встречу для интервью.
Маша пришла пятой. Говорят, что при приеме на работу все решается в первые десять секунд – и это, пожалуй, правда. Маша понравилась мне сразу – как она вошла, как осмотрелась, как поздоровалась. А когда выяснилось, что по образованию она не просто искусствовед (как было указано в объявлении), но специалист по живописи и при этом согласна на любой график работы, все остальные сомнения, которых и было-то немного, окончательно отпали.
Работать вдвоем оказалось гораздо веселее. Теперь я могла отлучаться туда и сюда, ходить спокойно в банк (хотя пока было незачем), ездить искать новые картины, да и вообще. Даже пить чай вдвоем с кем-то было гораздо интереснее. Да и просто сидя в галерее было, о чем поговорить. Я честно призналась Маше, что в галерейном деле абсолютный новичок, и она, насколько могла, вводила меня в курс если не профессии, то отрасли в целом. Я узнала кучу новых слов – кракелюр, например. Так называются трещинки, покрывающие картину с течением времени. Правда, применять свежеобретенные знания было все равно некуда, потому что все наши картины были слишком свежими, чтобы иметь хоть какой-нибудь кракелюр. Да и покупатели как-то не рвались о них послушать. Но, как говорится, век живи, век учись, знания лишними не бывают.
А вот торговать Маша умела примерно так же, как я. То есть никак. В конце концов мы с ней, подумав, решили сменить тактику. Не ждать, пока зашедший галерею в человек о чем-нибудь нас спросит, а начинать разговор первыми. Поздороваться, улыбнуться, то-се. Это оказалось верным решением. Таким способом Маше удалось продать еще одну картину. И это был наш самый большой торговый успех с момента открытия.
Как-то утром, когда я сидела в галерее одна – Маша в этот день работала после обеда – ко мне внезапно забрел редкий посетитель. Я, вооруженная новой техникой продаж (страшно хотелось перекрыть Машино достижение) поздоровалась с ним, улыбаясь до ушей, и стала рассказыать, что-де у нас вывешены далеко не все картины, и что если ему интересно, пусть он спрашивает, я могу достать другие и так далее. Посетитель слушал меня с видимым интересом, (клюет!) и кивал головой.
Это был довольно пожилой, очень симпатичный дядечка. Такой подтянутый и очень аккуратный, «отмытый». Какой-то очень настоящий, такой, про которых говорят: «из бывших», имея в виду дворянское происхождение. И разговаривать с ним было почему-то приятно, причем настолько, что, когда он попросил меня сказать ему по два слова о каждой из картин, я совершенно забыла о своей сверхзадаче и стала честно рассказывать их немудрящие истории.
Так, слово за слово, мы разговорились настолько, что я предложила ему чаю. Он согласился, заметив при этом, что если уж мы собираемся сидеть за столом, то он прежде должен представиться даме. Мы познакомились.
Николай Михайлович оказался антикваром и коллекционером. Настоящим, не мне чета. Все-таки приятно, что интуиция меня не подвела, действительно ведь «из бывших». А с другой стороны —стыдоба-то какая – как я ему тут про мои картинки рассказывала. Эту последнюю мысль я озвучила, на что получила совершенно неожиданный ответ.
– Вы совершенно напрасно стесняетесь, Елизавета Дмитриевна. Напротив, мне очень понравилось, как вы рассказывали. Вы не пытались меня обмануть, чего я, если честно, тайно ожидал. Сейчас, знаете ли, это принято. А то, что ваши картины новые – так вы и сами, как я понимаю, только начинаете, в этом нет ничего стыдного. И вы очень удачно оформили галерею – у вас просторно и нет этого загромождения, когда картину невозможно разглядеть. Очень разумная мысль.
– Ну, у меня и картин пока мало, загромождать нечем.
– Вот и не загромождайте. Картин в экспозиции не должно быть слишком много, они должны быть интересными и хорошо сочетаться. Кстати, этот ваш Исаев, который сын, – вполне неплохой художник. Лет через двадцать его картины могут оказаться в цене, если, конечно, повезет. Я, кстати, посмотрю – может быть, и возьму у вас парочку, как задел на будущее. Вы собираетесь как-нибудь его продвигать?
– Продвигать? Как это, Николай Михайлович? Простите, я совсем дилетант в этом деле.
– Ну как же? Вы галерист, значит, вы не только продаете картины, то есть берете их у художников на реализацию. Вам интересно, чтобы эти картины росли в цене. Для этого их нужно показывать, выставлять.
– Я же и выставляю?
– Нет, я имею в виду – организовывать большие выставки, за пределами своей галереи. Куда-нибудь возить, пропагандировать. Ну, кто сейчас знает вашего Исаева? А если художник неизвестен, так будь он хоть Бенуа, он все равно не вызовет большого интереса. Сперва выставки, потом аукционы... Так и выращивается спрос. Конечно, это все очень условно...
– Я понимаю. Николай Михайлович, простите мою навязчивость, но не могли бы вы рассказать мне об этом побольше? Так сказать – краткий курс молодого бойца? Если это не будет уж очень нахально с моей стороны...
– Да ну почему же, Елизавета Дмитриевна. Напротив, я с удовольствием. Живу я неподалеку, так что, если позволите, буду к вам заходить. А про Исаева вы подумайте. Мне кажется, там определенно есть некий потенциал.
