От тумана не осталось и следа, но насупившееся небо грозило в любую секунду разразиться проливным дождем. Унмарилун, однако, был полон жизни и сил. До встречи с Талой… или Исаки… неважно, кем бы ни было это существо… он начинал все сильнее чувствовать свой возраст. И дело было не только в больной ноге. Доспехи казались ему все более тяжелыми, от верховой езды невыносимо болела спина, и мочился он медленно, как старик. Но сейчас он не только забыл о боли: к нему вернулись былая сила и энергичность. Казалось даже, что его кожа снова обрела гладкость и эластичность молодости. Он умирал с голоду и приказал поджарить себе яичницу из дюжины яиц со свининой, повергнув в изумление своих людей, которые видели, что он изменился, но не понимали, в чем заключается происшедшая с ним перемена. Затем он надел железные латы и объявил, что они снова едут в Лиги.
В городке осталось совсем мало жителей – около тысячи или чуть больше, в большинстве своем воинов, которые приготовились биться насмерть с приближающимся отрядом Койра. Тем не менее всадники не стали обнажать мечи. Их вождю уже не хотелось разрушать ни Лиги, ни какие-либо иные селения и деревни округи. Он не желал становиться правителем необитаемой комарки, а с другой стороны, его войско было слишком малочисленным. Он остановил коня в нескольких шагах от группы воинов, отыскал взглядом Мендаура, а затем заговорил – громко, чтобы все услышали его слова:
– Я Унмарилун Эланоа. Некоторые из вас меня знают, другие обо мне слышали. Много зим назад меня изгнали из клана по обвинению в убийстве, хотя на самом деле я всего лишь защищал то, что принадлежало мне по праву. Сегодня я приехал, чтобы вызвать на бой справедливости сына брата моего отца, Удоя. Если он победит, мои люди уедут и больше никогда сюда не вернутся. Если победа окажется за мной, вы будете обязаны мне покориться.
По толпе барето пробежал шепоток. Никто никогда не видел ни одного боя справедливости, но неписаный закон, управлявший судьбами всех жителей долины, подразумевал существование подобной меры. Если кому-нибудь бросали вызов, отказаться от дуэли он не имел права. И вообще, подобный бой позволял надеяться на то, что все остальные сохранят свои жизни. Впрочем, тут не требовалось ничье мнение. Их вождь сделал шаг вперед, а его соперник спрыгнул с лошади и освободился от доспехов. Мендаур смерил его взглядом. Они были приблизительно одного возраста и телосложения, а значит, силы были равны. Воины переглянулись и, не произнеся ни слова, вступили в бой. Довольно долго не было слышно ни голосов, ни вообще каких-либо звуков, не считая учащенного дыхания соперников и звона мечей, эхо которых нарушало тишину мирной долины. Но вскоре вождь барето выронил меч и упал на землю, прижимая ладони к шее. Лезвие меча рассекло ему горло от уха до уха, и его кровь окрасила траву в красный цвет. Унмарилун Эланоа посмотрел на труп и ощутил нестерпимую боль в шишке у себя на горле. Казалось, у него лопается кожа. Он сорвал повязку, обмакнул ее в кровь кузена и вернул на рану. Боль мгновенно унялась, и он обернулся к зрителям, в ужасе наблюдавшим за этой сценой.
– Теперь я ваш король, и вы должны следовать за мной, если хотите сохранить головы на плечах! – произнес он.
Ксенто и возглавляемый им отряд прибыли в Лиги тремя днями позже с сотней крестьян, которых они вынудили идти следом, угрожая сжечь их дома и убить их семьи. Не найдя отца в хижине лесорубов, он решил отправиться за ним в Лиги. Его изумлению не было предела, когда оказалось, что за столь короткое время Унмарилун изменился до неузнаваемости. Он стал моложе, сильнее, выше, а самое главное – страшнее. Всадник, занявший опустевшее место Ини Каменной Головы, рассказал ему, что их вождь стремительно превращается в странное существо с неуемным аппетитом и необычайной силой, позволяющей ему схватить любого из них за горло и отшвырнуть на тридцать шагов в сторону. Когда им наконец удалось уединиться, Ксенто рассказал отцу, что в окрестностях Беро, а также в лагере вокруг Крепостей наблюдается какое-то движение. Унмарилуну тут же стало все ясно: вожди снова объединились, и на этот раз Баладасте в курсе. Он решил отправить в Беро своих лазутчиков, чтобы определить, заслуживает ли вся эта возня его внимания, и заодно присмотреть не слишком открытую взгляду возвышенность, откуда можно будет наблюдать за происходящим, не выдавая своего присутствия. Едва рассвело, он тронулся в путь в сопровождении сына и дюжины всадников. Лазутчики ожидали их в полумиле от избранного места и провели на полускрытую густой рощей возвышенность, расположенную среди других, более высоких холмов. Они также сообщили вождю, что ночью видели много огней костров в небольшой долине, где в настоящий момент паслись стада коров и овец. Армия фрей тут пока не появлялась.
– Ты думаешь, они придут? – спросил Ксенто.
Они провели почти все утро, лежа на холме и в качестве развлечения разглядывая пасущийся внизу скот, и это начинало ему надоедать.
– Сколько лиг отсюда до крепостей? – спросил у него отец.
– Лиг пять…
– На месте Баладасте ты бы выступил в поход ночью?
– Нет.
– Поэтому терпение, сын. Скоро они появятся вон оттуда, – заверил его Унмарилун, махнув в сторону дороги на Илуро.
Не успел он окончить фразу, как послышался вой собак, и вскоре до их слуха донесся гул, похожий на отдаленные раскаты грома, приближающиеся с каждой секундой. Они увидели, как жители Беро выбежали из хижин и бросились к своему скоту, после чего все они – люди и животные – скрылись в ближайшем лесу. Пришлось довольно долго дожидаться, пока не появятся твари в сопровождении кавалерии фрей, за которой шла пехота. Эта армия, состоящая из тысяч воинов, с ног до головы закованных в железо и вооруженных копьями, топорами, кинжалами, дубинами, мечами и цепами, и в самом деле наводила ужас. Барето восхищенно наблюдал за их маршем. Ему уже приходилось видеть полчища дожа в деле, но здесь, в этой долине, которая с их появлением как будто ужалась в размерах, он отчаянно завидовал их численности. С подобной армией он сам уже давно покорил бы всю Энду, и это навело его на мысль, что, возможно, Баладасте не такой уж талантливый генерал, за какого себя выдает, а значит, его можно победить. Он перевел взгляд на окаймляющие долину холмы и невысокие горы, ожидая появления воинов, которые начнут метать камни и копья в наступающую армию фрей. Но ясный весенний день был таким тихим, что даже листья на деревьях не шевелились. Он отчетливо видел генерала в серебристо-черных доспехах. Дож отдал какое-то распоряжение, после чего группы всадников разъехались в разных направлениях и очень скоро вернулись. Унмарилун расхохотался.
– Что тебя так развеселило? – поинтересовался у него сын.
– Они не будут атаковать, – не переставая смеяться, ответил отец.
– Кто?
– Племена. Я готов поставить свой правый глаз на то, что все эти горы и холмы напичканы воинами, но они и пальцем не шевельнут.
– Почему?
– Потому что они играют с фрей. Так же, как и мы. Баладасте не мог не узнать, что племена собираются объединиться в этом месте, и вожди также узнали, что ему об этом известно. Они вынудили его снять осаду с Крепостей, чтобы повелитель Арбиль со своими воинами смог выйти и присоединиться к остальным. Отличная игра, клянусь дьяволом!
– А мы?
– Мы должны создать свое королевство! – воскликнул Унмарилун.
Он пришпорил лошадь и галопом поскакал обратно в Лиги.
Бьярно
Дож был вне себя от ярости на себя самого. Как мог он попасть в такую грубую ловушку, позволить, чтобы его обманули, отлично зная, как воюют кланы, привыкшие неожиданно нападать и так же стремительно исчезать? Они ни за что не предстали бы перед ним в виде цивилизованной армии, вместо этого предпочитая войну под покровом ночи, лесов и гор, укрываясь в недоступных его армии и лишь им известных ущельях. Он разжал кольцо вокруг Крепостей, и теперь бьярно наверняка уже обеспечили себя всем необходимым, чтобы спокойно выдержать еще много месяцев осады. Он никого не видел, но был убежден в том, что вокруг прячутся наблюдатели, которым поручено убедиться в том, что он и в самом деле явился в место, где должно было сформироваться невиданное в истории Энды войско. Хуже всего было то, что он понятия не имел, сколько воинов удалось собрать племенам. Если бы даже они все вступили в эту хваленую армию, размышлял он, то все равно она не составила бы и пятой части его прекрасно вооруженного войска с непревзойденной кавалерией и наводящими ужас собаками. Но даже знание собственного абсолютного превосходства его не успокаивало – возможно, потому, что в глубине души он и сам в него не верил? Энду уже пытались покорить гандоры, а также гаута и первые короли фрей. Некоторым удавалось захватить равнины, морские порты и даже горные дороги. Но никто так и не подчинил себе жителей густо поросших лесами гор. Дож напомнил себе, что, в отличие от всех остальных, он не пришелец, а тарбело, сын этой земли. Они еще узнают, кто он такой!
