– Скоро будем на месте, – объявил Морван. – Надень защитный жилет.
Эрван, подыхая от жары даже в том спасательном жилете, который уже был на нем, не шевельнулся. На самом деле у него просто больше не было сил тревожиться о чем бы то ни было.
– Надень, – продолжал настаивать Грегуар. – Не время расслабляться.
– А что, и здесь солдаты?
– Не те, которых ты уже видел. Мау-мау, кадогас – не менее опасные, только не так на виду. Они будут счастливы зацапать нас на причале.
Эрван поднял глаза, опасаясь в качестве бонуса увидеть еще один вертолет MONUSCO. «Голубые каски», конечно же, решат отомстить за гибель шефа.
Эта перспектива напомнила и о другом вопросе: почему Понтуазо решил с ним покончить?
– Квебекец торговал оружием, – пояснил Морван с угрюмой усмешкой. – Он и был главным распорядителем резни последних двух дней, снабжая оружием этих дикарей. Не знаю, как уж он там ловчил, но ему удалось расхитить собственные склады и переправить технику вооруженным бандам. И он же убил Монтефиори, который тоже участвовал в этом трафике. Ты позвал на помощь своего худшего врага. Ты для него был всего лишь свидетелем, которого следовало убрать.
Еще одно разоблачение, которое предстояло переварить, еще одна маска спала в этой саге, вернее, в набирающем силу хаосе.
– Как ты это узнал?
– Твой брат. Он накопал эти сведения в десяти тысячах километров отсюда.
Эрван не видел связи между адом на реке и Лоиком, но воздержался от дальнейших расспросов. В конце концов, не эти подробности его интересовали.
– Сколько у нас еще времени?
– Полчаса.
Достаточно, чтобы разобраться с Человеком-гвоздем.
– Расскажи мне остальное.
– Что – остальное?
– Утром ты сказал: «Белые Строители отказались от планов расправы, когда узнали, что Фарабо ничего не расскажет о них». А что в действительности было известно Фарабо? По словам сестры Хильдегарды, он сам принадлежал к клану отцов-основателей…
– Я ж тебе уже говорил, – вздохнул Морван. – Я тогда порылся в истории тех семей. И мог оценить всю их жестокость и безжалостность. А еще я выяснил, что эти психи верили в магию йомбе. Они по уши погрязли в анимизме и считали себя прóклятыми. Перед отъездом из Нижнего Конго они заключили соглашение с колдунами, чтобы обрести покой в новом месте.
Эрван ощущал нечто вроде опьянения. Это дело действовало как наркотик или алкоголь. Чем больше принял, тем сильнее кружится голова… И тем сильнее хочется еще. Как далеко заведет эта история?
– Какого рода соглашение?
– Они должны были отдать ребенка. Классическое требование колдунов. Дань магам всегда платили свежей плотью.
– Ты хочешь сказать…
– Прежде чем покинуть Майомбе, они бросили там одного из своих детей. Будущего Тьерри Фарабо.
– Чей это был сын?
– Я так и не смог узнать. Я переворошил все акты гражданского состояния каждой семьи, но в Конго…
– Как ты это понял? – перебил его Эрван.
– Благодаря де Пернеку. В ту ночь, когда я расквасил ему морду, он попытался откупиться, среди прочего слив мне новую информацию. Женщины клана испытывали муки совести и все ему рассказали. Они верили, что призрак того мальчика вернулся и преследует их. И были по-своему правы…
– Колдуны не убили мальчика?
– Наоборот, они провели инициацию. Детали я узнал намного позже, когда допрашивал Фарабо в тюрьме. Все думали, что он невменяем. Это было не так. Он был безумен, но его воспоминания прекрасно сохранились. Как в детской сказке, люди клана бросили его одного в лесу. Мальчишка катался на велосипеде по тропинкам, ни о чем не подозревая. Когда он вернулся, оказалось, что его семья исчезла. Он начал звать; кричал, пока не сорвал голосовые связки, но все напрасно. Наступила ночь. Нганга пришли за ним. Фарабо ничего не говорил мне о том, как его воспитывали, но теперь ты знаешь достаточно, чтобы вообразить его страдания. У него был природный дар, который еще больше развился в ходе обучения. Подростком он уже был грозным колдуном.
Ход событий напоминал самого Фарабо с его логикой безумия. К параноидальному психозу одержимого добавилась холодная решимость брошенного ребенка.
– Как он сумел сбежать от колдунов?
– Не знаю. Несколько лет спустя его подобрали иезуиты в Западном Касаи, при крещении нарекли Тьерри Фарабо и дали мальчику возможность нагнать в школе сверстников. Под этим именем он и поступил в Лонтано на факультет геологии, минералогии и анализа рудных месторождений. На самом деле он следил за, как говорится, «своей родней, своей печалью»… с первого же убийства он стал оставлять рядом с жертвой схему – генеалогическое древо. Знак, адресованный основателям города: блудный сын вернулся.
– До них дошел смысл послания?
– Нет. Они думали, что колдуны из Майомбе не сдержали слова и освободили демона, вселившегося в кого-то из рабочих. Вот почему они хотели убить всех выходцев из Нижнего Конго. Они верили в черную магию, но еще больше – в белую, то есть в «голланд-голланд магнум»[87].
Внезапно к рокоту мотора добавился гул самолета.
– Чепик, – прокомментировал Морван, поднимая глаза к крошечному силуэту двухмоторного самолета, едва различимого в белом небе. – Через четверть часа будем на борту.
Когда они окажутся на земле, будет уже не до расспросов. Старик замкнется, как волчий капкан. Это его последний шанс получить ответы.
– Де Пернек… – продолжил Эрван чуть громче, чтобы перекричать гудение мотора «эндуро», – ты его еще видел?
– Нет. После того как он сдал Белых Строителей, ему вряд ли стоило задерживаться по соседству. К тому же он боялся, что обнаружится его участие в деле Кати.
– Почему он не выдал тебя?
– Ты что, полный мудак? Он бы и сам загремел за соучастие в убийстве.
– И ты никогда о нем больше не слышал?
– Хочешь сказать, не посылал ли он мне открытку к Рождеству? Нет. Да и не больно-то надо. Я знаю, что он практиковал в качестве психиатра где-то в Валлонии. Он умер несколько лет назад. Рак с метастазами.
Оставалась Мэгги. Эрван допускал, что Морван пощадил ее, опасаясь гнева семей, но зачем он женился? Создать семью с Горгоной, которая им манипулировала? Потому что она его об этом попросила, и все? Или потому что он опасался Белых Строителей? Не вяжется.
Берег приближался: Кросс держал швартов, Морван, снявший спасательный жилет, уже ухватился за сумки, готовый к высадке.
– Ты не все мне сказал, – не сдавался Эрван, хватая его за руку.
– Что еще?
– Почему ты женился на Мэгги? Почему ты просто не сдался, как только взял Человека-гвоздя? У тебя много недостатков, но ты никогда не уходил в кусты.
Морван остановился и обратил к нему свою самую широкую улыбку. Его буйволовые черты выражали и облегчение, и триумф. В конце концов он открыл свое сердце, он вытащил сына. Чего еще желать?
– Я знал, что, начав историю, ее придется так или иначе закончить…
– Ответь: к чему этот брак?
Старик перешагнул через борт и ступил одной ногой в воду – Кросс был уже на берегу, пилот заглушил мотор. Они избавились от оранжевых помочей, но оставили пуленепробиваемые жилеты.
Морван протянул руку сыну и помог ему выбраться на твердую землю.
– Кати жила на вилле, стоявшей на окраине, где никто никогда не бывал. На следующий день после преступления, еще до того, как нашли тело, я раздобыл ее адрес и отправился туда. Хотел проверить, нет ли там улик против меня.
– Все знали, что вы были вместе.
– Я говорю о моих… проблемах. Я должен был увериться, что у нее не завалялось чего-то вроде личного дневника или не знаю, чего еще… Ну и огреб по полной.
– Что ты нашел?
– Младенца. За два месяца до этого Кати родила ребенка, отцом которого был я. Потому она и приехала в Лонтано: чтобы мне сообщить.
– Мла… младенца?
– Она так и не сумела мне признаться, не осмелилась. Возможно, это все бы изменило… Мне всегда казалось, что то свидание в «Лучезарном Городе», в последнюю ночь, она назначила, как раз чтобы мне наконец сказать. Но мой психоз взял верх.
– А младенец?
У Эрвана заело пластинку. Камыши переливались вокруг них, как огромный театральный занавес: пьеса закончилась, а актер все еще твердил одну и ту же реплику.
– У меня стало такое же лицо, как у тебя, когда я обнаружил грудничка, – продолжил Морван. – А дальше все пошло очень быстро. Некоторым образом этот ребенок отметал все сомнения и вопросы. Это был мой сын: я не собирался от него отказываться, и каким бы безумным это ни казалось, Мэгги, та, что подстрекала к убийству его матери, сразу же сказала, что вырастит младенца. Я и сейчас ее вижу: с разбитым лицом, в повязках, держит малыша на руках и предлагает мне невероятный уговор: если я на ней женюсь, она до самой смерти будет заботиться о нем как о своем собственном сыне.
Кросс, стоявший за стеной камыша, призвал их к порядку.
